Екатерина Рубашкина - о спектакле по пьесе Ворожбит и работе официанткой в Австрии
10, 11 и 12 мая в Театре на Подоле – премьера спектакля «Зеленые коридоры» по пьесе Наталки Ворожбит. Ее уже показали в театре «Каммершпиле» в Мюнхене. Над украинской же версией работает режиссер Максим Голенко, а одновременно несколько ролей исполняет Екатерина Рубашкина.
Это пьеса о четырех женщинах, которые вышли «зелеными коридорами» в Европу, спасаясь от войны. О беженке из Чернигова, которую больше всего волнуют ее коты, потому что не смогла вывезти всех сразу. О беженке из Харькова, квартиру которой уничтожила российская бомба, а мужа – российская ракета, поэтому ее забота – найти новый дом и нового отца для своих троих детей. О беженке из Бучи, которая уже ничего не ищет, она убежала с дочкой из ада, изнасилованная, униженная и опустошенная. О беженке из Киева, которая играла в российских сериалах, а сейчас ее миссия – рассказывать европейцам о нашей боли, чтобы о нас не забыли.
Но в то же время спектакль является и кратким экскурсом в историю. В сюжете – и о последней встрече влюбленных Телиги и Ольжича, и о Бандере, которого хочет убить КГБ, а он наслаждается прогулками по парку со своим псом, и о Леонтовиче, который прячется от смерти, чтобы успеть дописать еще одно произведение…
KP.UA поговорила с Екатериной Рубашкиной о «Зеленых коридорах», юморе, войне, ее вынужденной эмиграции в Австрию и нынешней жизни.
В «Зеленых коридорах» есть ирония, но это не комедия
- Катя, в релизе спектакля отмечено, что «Зеленые коридоры» - это современная драма, которая откровенно рассказывает о войне, насилии, сексе, ненависти и любви. А жанр спектакля можно было бы определить как трэш-кабаре, ироническая комедия, безумная фантазия, наполненная черным юмором и каламбуром. Как все это сочетается?
– Здесь надо понимать, как пишет Наталка Ворожбит и как она сама эти жанры и стили сочетает. Это и будет ответ на вопрос. Наталка всегда пишет о том, что своевременно, с иронией, проводит определенные параллели.
Это пьеса о четырех женщинах-беженках, которые были вынуждены бежать в Европу после 24 февраля. В то же время здесь есть и много исторических фигур. Например, истории о последней встрече Елены Телиги и Олега Ольжича, Степана Бандеры, Николая Леонтовича. Эти сцены объединяются с современными историями. Поэтому, наверное, и получается такая разножанровость.
- Это как будто путешествие во времени?
- Да, путешествие во времени.
– Зритель поймет такой юмор? Кажется, у нас далеко не все могут посмеяться над собой. А тут, я так понимаю, надо увидеть свои недостатки и посмеяться над ними. Даша Малахова, которая тоже играет в спектакле, писала, что это такой себе холодный душ, который нужен всем, чтобы вырулить.
- Вот это мы как раз и увидим, когда покажем спектакль. Здесь есть ирония, но это не комедия.
Постановки на тему войны идут с разным успехом, есть разные примеры. Я не совсем уверена, что сейчас это будет своевременно. Очень точно относительно юмора сказал наш режиссер Максим Голенко: это такой юмор, что вроде бы и хочется посмеяться, а вроде и нельзя. Все эти истории еще очень болезненные. Поэтому не думаю, что зайдет стопроцентно всем.
- В конце концов, так можно сказать и о другом контенте: кому-то что-то заходит, кому-то - нет.
– Да. Но здесь я имею в виду, что не знаю, готовы ли люди морально к таким историям сейчас. Даже сама Наталка Ворожбит говорила, что не знает, как будет, ведь писала это для Европы, чтобы там увидели и поняли, как оно есть.
Для нас эти истории сейчас суперщемящие и суперболезненные. Например, есть история беженки из Бучи, которая пережила ужасные вещи. И все пережитое она подробно рассказывает немцу.
На этом спектакле в Мюнхене уже были мои друзья, и для них это было интересно, это возможность понять реальность, узнать подробности того, что у нас происходит. А когда я вижу эту сцену, меня всю просто трясет.
Но с другой стороны, театр – это ведь не только развлекательный контент, это еще и определенное переосмысление. И, может, это и нужно. Ибо есть ощущение, что, например, у киевлян все хорошо. Поэтому эта история еще и для того, чтобы не забывать.
– Вы играете Ольжича. Но у вас не одна роль.
– Да, не одна. Максим любит перемешивать. Я почему-то играю мужчин. Поскольку это все же немного комедийный жанр, поэтому я и Ольжича играю, и Леонтовича. Есть сцена, где играю продюсера.
Наталка писала эту историю через призму кинематографа, как будто это съемки, поэтому это не полноценные роли, это короткие сцены. Они проходят в пьесе легкими штрихами. А основная моя роль – беженка-домохозяйка, которая убегает с тремя детьми от войны в Европу.
– Говорят, у вас будут необычные костюмы?
– Юлия Зауличная вообще очень интересная художница. Она всегда придумывает нечто неординарное, неклассическое. Все костюмы - это дополнение образа. Например, если я играю и мужскую роль, и женскую, то жакет у меня будет дополнен сумкой. Вот такие элементы она придумывает, чтобы можно было быстро изменить образ. К примеру, накинуть что-нибудь на себя, и ты уже можешь играть мужчину. И эти элементы очень яркие.
- Спектакль потом останется в репертуаре театра, если кто-то захочет пойти в другие даты?
– Конечно. У нас всегда спектакли делаются как репертуарные. Сначала идут премьеры, а затем ставятся один или два спектакля в месяц. Это в Европе, насколько знаю, больше практикуют спектакли на несколько раз. У нас в театре нет.
Во время репетиции спектакля «Зеленые коридоры» с Дашей Малаховой. Фото: Театр на Подоле
Возвращаться, честно скажу, было сложно
– В сентябре прошлого года вы писали, что возвращаетесь домой из Австрии. В начале вторжения вы признавались, как вам тяжело далось решение уехать из страны, и если бы не ребенок, вряд ли бы уехали. Почему решили вернуться, опасность ведь никуда не исчезла?
- В сентябре я начала играть спектакли в театре, поэтому приезжала всего на несколько дней. Мне ставили все мои спектакли подряд, чтобы я могла все отыграть и уехать обратно. Вернулась я в марте, когда Максим пригласил меня работать над «Зелеными коридорами».
Вернулась потому, что у меня здесь семья. И ребенок очень просился домой. Мой муж здесь. Мы уже прожили то состояние, когда никто не мог понять, что происходит. Ведь в начале вторжения мы действительно не знали, что и как будет. И опасность была реальной. Сейчас, когда люди иногда забывают, что идет война, это другое состояние, мы адаптировались. Мы уже знаем, что где летит, насколько и когда реальная опасность, или это просто взлет самолетов, или летит ракета. А в начале мы ничего не понимали и не знали, поэтому и убегали все массово от незнания.
А возвращаться, честно скажу, было сложно. За этот год я прошла очень трудный период. Я адаптировалась в Австрии, нашла там работу, работала. Безопасная европейская жизнь затягивает, и ты думаешь: «А может, там уже и остаться». Многие мои друзья собираются остаться там на постоянное проживание. Это грустно.
Адаптация – очень трудный процесс. И когда ты проходишь этот этап, а потом думаешь о возвращении назад, психика не может понять, что происходит: ты ведь уже пристроился на новом месте, и что – надо опять все бросать?!
– Тем более, если человеку некуда и возвращаться – ни дома, ни работы.
– Да. И мне это реально тяжело далось. Потому что очень много сил, энергии было потрачено на то, чтобы там как-то настроить жизнь.
– Собственно, вы работали там в ресторане. То есть ведущая украинская актриса пошла работать в ресторан, а не просто села и ждала, как многие, получая помощь.
– Во-первых, тех выплат не хватает, чтобы там жить. В Австрии они маленькие, это не Германия, где помощь в два раза больше. Поэтому мы с подругой устроились в ресторан. Понемногу стала учить немецкий.
Там много украинок, потому что украинки реально очень хорошо и быстро работают. Для австрийцев это очень важно. Однако гоняли они нас сильно, у них было такое отношение к нам, будто мы роботы. Даже чтобы сходить в туалет, нужно было просить разрешения, я уже не говорю об обеде или каком-то перерыве. Поэтому это был очень сложный опыт. Но они очень хорошо платят.
Еще меня там держал театр. Я познакомилась с владелицей небольшого театра, и она сделала проект для украинских беженцев. Власти Вены выделили на это средства, поэтому летом я проводила театральный курс для наших детей, а в конце курса поставила с ними небольшой спектакль. Это мне очень помогало, потому что хотелось реализоваться и работать в своей профессии.
- Это была ваша первая смена профессии?
– Кажется, да. Ну, официанткой я никогда не работала (смеется). Особенно, когда тебе кричат на немецком, а ты ничего не понимаешь. Это было реально интересно.
– А вы успевали и в Австрии работать, и домой на спектакли приезжать?
– Бывало, что я могла бежать прямо с работы на вокзал. Но у меня была возможность выбирать – работать в определенный день или нет. Оплата почасовая, поэтому могла сказать, что сегодня, например, работать не смогу. Не было такого, что я должна была быть там в конкретные часы с понедельника по субботу. Но, бывало, работала по 16-18 часов или ночью на дискотеках, где мне пришлось еще и быстро научиться делать их специфические коктейли.
– Почему поехали именно в Австрию?
– Сначала мы выехали в Болгарию, потому что туда был специальный автобус. Но там была очень некрасивая ситуация, нам сказали платить за проживание. И все оттуда уехали, кто куда мог. Меня пригласил знакомый, это друг моего мужа, сказал, что поможет обустроиться, поэтому я ехала туда сознательно. Потом приехала моя самая лучшая подруга, потом еще одна. Так получилось, что все друзья собрались в Вене. Когда рядом близкие люди – это очень важно.
До марта этого года актриса работала и в Австрии, и приезжала в Украину играть в спектаклях. Фото: Ira Marconi
Быть актрисой захотела не сразу
– Я, когда читала о вас, почти не видела ваших больших интервью. Не очень любите такую публичность? Кому-то действительно бывает некомфортно говорить о себе.
– Наверное, да. Если поговорить о спектакле – ок. А говорить о себе я не очень люблю и обычно отказываюсь. Для меня всегда важна тема разговора. Рассказывать о себе, мне кажется, не интересно.
– Ну, зрителям интересно больше знать об актрисе, которую они видят в спектаклях, кино, какая она в жизни. Да, в медиа чаще присутствуют звезды, которые берут эпатажем, рассказывают о своих семейных баталиях. Но ведь не только это можно обсуждать.
- Да, людям интересны, прежде всего, такие баталии. Например, если в Гугле задать поиск «Екатерина Рубашкина», первое, что выдает – «кто ее муж?». Людям интересно чужое белье, им интересно порыться в чужой жизни, найти какие-то драмы (смеется). Поэтому такую пищу стараюсь не давать.
– Вы из актерской семьи. Ваш папа, Александр Рубашкин, был одним из основателей Театра на Подоле, там играет ваша мама, Татьяна Печенкина, брат Игорь Рубашкин – режиссер и актер Театра на Печерске. Вы с детства хотели быть актрисой? Потому что в актерских семьях часто рассказывают, что у ребенка с малых лет уже было нарисовано будущее, ведь он с детства жил за кулисами.
– Я, наоборот, не хотела. Я видела эту жизнь изнутри и такой жизни очень не хотела. Хотела быть продюсером, поэтому первая моя специальность в университете Карпенко-Карого – «организация театрального дела». А потом все изменилось.
- Актерство все-таки вас догнало?
– Да, догнало – это мой вариант. Но я реально очень сопротивлялась и не хотела этим заниматься, потому что видела, как моя семья переживала не очень хорошие времена. Мой брат с женой, мама практически жила в театре, но ничего за это не получали. А ведь ребенок не застает сам процесс работы над спектаклем, это уже потом я поняла, в чем кайф. Ребенок видит процесс, когда все приходят домой и начинают между собой обсуждать все, что накипело.
Мне часто говорят: «Вы росли в профессиональной, интеллигентной семье». Конечно, когда собиралась вся семья, мы читали стихи, пели песни, это было красиво. Но чаще дома были какие-то страсти, поэтому мне хотелось совсем другого.
– И что вас заставило изменить мнение и полюбить сцену?
– Хорошие спектакли. К тому же, в 2000-х у нас вообще было непонятно, что такое продюсерство и организация театрального дела. Антреприз не было, было только то, что привозили. И я поняла, что будто чему-то пустому учусь. А себя нужно было как-то реализовать. Поэтому когда попала в несколько спектаклей, которые на меня оказали большое влияние, подумала, что все же хочу быть актрисой.
Екатерина Рубашкина признается, что после 24 февраля перестала что-либо планировать в жизни. Фото: Ira Marconi
24 февраля показало, что планировать ничего не нужно
- Вы приспособились к работе в театре во время войны ? Когда тревоги, когда нужно спускаться в укрытие…
– Да. Да и тревог сейчас меньше. Поначалу было сложнее. Один спектакль даже отменяли, потому что была очень длительная по времени тревога. Ты приезжаешь, чтобы поиграть, а тут – отмена. Или когда были проблемы со светом, а у нас еще не было генератора.
Помню, когда мы снимали «Скажених сусідів» в октябре прошлого года, это были реально очень сложные стрессовые времена. Снимали на Троещине – был прилет, снимали на Дарнице – снова прилет. Или когда в один из дней была тревога семь раз в день. А нам нужно играть комедию! Поэтому перестраиваться было очень тяжело. Но когда все были на нервах, очень поддерживал шутками Юра Горбунов.
– О чем вы сейчас мечтаете? Что вы планируете в жизни? Многие решились делать то, до чего никогда не доходили руки, потому что думали, что вся жизнь еще впереди. Но теперь многое изменилось.
– У меня наоборот – пошла реакция быть здесь и сейчас. До 24 февраля у меня был полностью расписан мой график. Мы как раз выпустили антрепризу, были запланированы гастроли по всей Украине. Я уже и гонорар мысленно потратила (смеется). Даже 24 февраля я еще полдня собиралась играть спектакль и ехать по Украине с гастролями. Поэтому сейчас стараюсь ничего не планировать. Сейчас, дай бог, будет премьера – и это уже хорошо.
Когда меня спрашивают, навсегда ли я вернулась, говорю – не знаю. Я не могу ничего планировать, не могу ничего сказать на сто процентов, потому что страна не может никуда переехать от своего сумасшедшего соседа. Мы всегда под боком.
Как можно говорить что-то точно, когда вся жизнь может кардинально измениться. Когда в один день я мою пол, готовлю кейтеринг, подаю еду, собираю грязную посуду, чтобы заработать денег, а в другой – звезда, играю в кино. Жизнь сейчас бурная, ты не знаешь, что будешь делать через месяц.
Мне кажется, 24 февраля показало, что планировать ничего не нужно. Вот в «Зеленых коридорах» героиня Даши Малаховой говорит, что никогда не хотела в Европу. Я тоже всегда говорила, что в Европу никогда не уеду, моя профессия очень зависит от языка, что мне там делать. И когда решала, возвращаться ли, вспоминала, как кричала на каждом углу, что никогда в Европу не поеду. Теперь понимаю, что ты никогда не знаешь, как может повернуться жизнь.
– С другой стороны, жить сегодняшним днем тоже хорошо. Есть из красивой посуды, носить красивую одежду, а не хранить в шкафу, радоваться тому, что имеешь.
– У меня был очень хороший пример. В Австрии я познакомилась с девушкой, которая всю свою жизнь собирала на дом, и этот дом она купила в Буче. От этого дома мало что осталось. Так всю жизнь ты тратишь на то, чтобы осуществить свою мечту, и так жизнь поворачивается к тебе. У нее ничего не осталось. У них с мужем многодетная семья, и теперь они будут тратить всю оставшуюся жизнь, чтобы пристроиться там.
