Переселенцы из Донецка в Израиле: Выиграл тренировку по эвакуации. Опыт помог…
"Такого у нас еще не было", - говорят жители Израиля, которые вот уже несколько дней живут в состоянии настоящей войны. Их очень хорошо понимают жители Донецка. А еще лучше – жители Донецка, живущие в Израиле.
Утро
Мое утро начинается в 4.30. Через час мне уже надо выходить и ждать рабочий автобус, который отвезет меня на фабрику.
А у семьи утро уже началось! Два телевизора в соседних комнатах настроены только на каналы новостей, где показывают обстрелы, ракеты, дикторы с тревожными лицами что-то постоянно перечисляют, кадры бегущих людей мелькают как в калейдоскопе. Телевизоры, судя по всему, не выключались с ночи. Мамы уже в телефонах, обсуждают с кем-то, как дальше жить будем.
Мне звонят. Пять утра. Двоюродная сестра из Ашкелона.
- У нас сирены всю ночь и взрывы. Сидим в убежище. Дети рыдают. Мы к вам приедем, если получится…
Приезжайте, говорю, на кухне есть место под столом, там спать будете.
В трехкомнатной квартире нас уже живет пять человек – я, супруг, наши мамы и дочь-школьница. Если приедет из школы-интерната 16-летний сын – будет шестеро. Сестра с детьми из Ашкелона – еще трое. Не вопрос, разместим. В Донецке, помнится, в моей двушке столько же уместилось. Удирали с Петровки (окраина города, где обстрелы случались достаточно часто) под обстрелами.
…Еще нет шести часов утра, а уже жарко. Выхожу на остановку – город спит. Тихо, только жужжит какой-то сонный овод в кустах неподалеку. Какая война, где, о чем вы?
…Автобус едет незнакомой дорогой. Водитель крутит руль и объясняет: по старой дороге ехать нельзя. По пути находятся арабские поселения, из которых в автобус могут полететь камни. Было уже вчера с одной машиной. Просто закидали булыжниками, еле увернулись. А новая дорога хоть и идет в объезд, но на работу мы приезжаем минут на 20 раньше.
Коллеги нервничают и обсуждают только одну тему. Слово "война" пока не говорят, только "беспорядки". Моя коллега Лея заметно невыспавшаяся.
- Ночью проснулась от того, что выла сирена. Я встала, походила по комнате, подумала, что надо идти в убежище… и снова упала спать. Но во сне, видимо, переживала, проснулась от будильника вся разбитая, - жалуется она.
Начальник нашего отдела перед началом работы зашел и громко спросил:
- Знаете, где у нас бомбоубежище?
- Знаем!
- А кто не знает?
- Побегут за теми, кто знает! – проворчала я.
|
Начало рабочего дня
Разговоры только об одном, и сил слушать уже нет. На коротких перерывах я стараюсь молча покурить в сторонке. Лея с жалостью смотрит на меня:
- Не повезло, да? От войны уехала – и на войну приехала?
Я задумываюсь. Похоже, что да, но в Донецке мне было гораздо страшнее, чем здесь. Здесь в Израиле – ПВО, этот "Железный щит", тут армия, подготовка, оповещения. Если не сирена закричит – так на телефон придет оповещалка, мол, идите в убежище – ракеты летят. В Донецке ни разу не сработала сирена, об оповещениях вообще молчу, о том, что летит снаряд, мы узнавали по звуку. Ну или уже по дырам в доме.
Вспомнила, как выдержала настоящий бой с донецкими бабками-соседками, которые ни за что не хотели убирать из подвала миллион своих банок с соленьями, засохшими еще при Горбачеве. С моей молодой соседкой мы хотели обустроить хоть какое-то убежище, но в подвале нашей "сталинки" было не развернуться из-за банок и прочего хлама. Бабки встали за банки горой. Мы плюнули и пошли договариваться с соседним подъездом. Стащили в подвал скамеечки, покрывала, воду. Два раза в 2015 году этот подвал нам пригодился.
В Израиле бомбоубежища готовы всегда, и боже упаси туда насовать каких-то банок! Адреса общественных убежищ знают даже младенцы. У кого-то есть личные, прямо в квартире или в доме. Детей учат в школах и детских садах, как правильно прятаться. Я соседям рассказывала как-то о "тревожном чемоданчике", который у меня был в Донецке. Соседи поцокали языками и смотрели не менее жалостливо, чем Лея.
|
Перерыв
Мне позвонили все адресаты моей телефонной книжки, а она у меня немаленькая. Начитались интернета, перепугались. Я объясняю, что у нас в городе в общем все более-менее, мы в глубине страны, до нас ничего не долетает. Говорю, что на Шавуот хотели куда-то поехать, но, наверное, останемся дома, в лучшем случае выберемся на море. Правда, там рядом арабский пляж. Даже не знаю, как себя вести, если увижу кого-то из них. Подозреваю, что буду все время "на измене".
- Чего они хотят? – надрывается в трубке голос знакомого, тоже покинувшего Донецк, но улетевшего в другую сторону Земли.
- Кто, палестинцы? - у меня голова уже не варит. - Как и десять, двадцать лет назад, они хотят эти земли. Они называют их своими.
- Так они все разрушают! Они хотят свои земли с полностью разрушенной инфраструктурой?
- Знакомо, да?
На второй линии мама. В Яффе были погромы израильских магазинов, подожгли кучу машин. В Тамре таксист-израильтянин заехал по ошибке в арабский квартал. На него накинулась толпа. Чудом его спасли медики с проезжавшей мимо скорой. Ну как спасли – еле живой лежит в больнице… В Акко местного 31-летнего учителя избили почти насмерть. Он всего лишь вышел из дома посмотреть, нет ли его учеников на улицах, где беспорядки… Все это мама рассказывает дрожащим голосом, и я прямо отчетливо вижу, как она заламывает руки в ужасе. Как могу успокаиваю, но, кажется, бесполезно.
- Я набрала запас воды в баклажках, - наконец приходит в себя мама. - Помнишь, в Донецке на балконе у нас всегда стояла вода? Здесь я поставила баклажки в постирочную. Пусть будут на всякий случай.
Пусть будут, если они успокоят маму, которая уезжала из Донецка в разгар очередных обстрелов фильтровальных станции и до сих пор помнит прекрасно, что такое жить без воды.
После перерыва
- Я понимаю, что такая ситуация, но работу никто не отменял, - говорит наш начальник на пятиминутке. – Конечно, если в вашем городе совсем уже страшно, ракеты падают или погромы начались, то можете остаться дома. Если такого нет – просьба выйти на работу. Кто хочет поработать на праздники?
В голове всплывает: "Песчаный карьер – три человека!" – "Я!". Трое из нашего коллектива (и я в том числе), хрюкнув от смеха, поднимаем руки. Ну конечно, репатрианты, "понаехи", как мы себя в шутку называем. Ну а кто еще знает все эти "Надо, Федя, надо!" и "Шурик, это же не наш метод!"?
- У меня дома уже пять человек, - объясняю я на коротком перерыве в курилке такому же "Феде", с которым мы в пятницу будем работать на благо Израиля, пока остальные будут отдыхать. – Возможно, будет девять. Я лучше на работу приеду. Хоть отдохну.
- Нас семь, - отвечает мне собрат по несчастью, и мы смотрим друг на друга понимающе. У него пищит сообщение в телефоне. Он читает.
- Уже девять, - сообщает он упавшим голосом. – Из Тель-Авива будут ехать, хотя, кажется, у них дороги закрыты. Может, пропустят, в семье маленький ребенок все-таки…
|
Вечер
Мы едем домой по новой дороге. В нашем городке все так же тихо, в кафе сидят люди, на улицах бегают малыши. Где-то очень далеко воет сирена. Все достают телефоны, но RedAlarm молчит.
- Опять тренируются, - говорит официант в кафе, разнося напитки.
Издалека доносится хор детских голосов. Выходит колонна подростков с израильским флагом. Они распевают какие-то песни явно патриотического характера. Увы, я еще не очень хорошо знаю язык, чтобы понять, о чем песня, но тон и выражение лиц не оставляют сомнений: об Израиле, родине, защите, свободе…
У дома сосед поливает свои цветочки, которые никак не хотят расти.
- Вы уже слышали? – обращается он ко мне, хотя я ничего пока не слышала. – Тут же вчера вечером что было! Собрались наши люди и решили пойти бить арабов. Где у нас арабы, я спрашиваю? Те две семьи, которые тихо-мирно живут на соседней улице? Да они сами в шоке от происходящего. Так вот, к собравшимся приехал мэр, накричал на них и заставил разойтись. И все ушли, поэтому у нас ничего не происходит.
Я прихожу домой и уже через пару минут знаю, что и где происходит. Арабские погромщики начали разносить города. Ломают витрины, светофоры, уличные знаки. Разнесли приемный покой одной из больниц, где сами же, к слову, и лечились. В Нетании закрылись школы и детские сады, всем велено сидеть дома и не показывать носа на улицу. Работают армия и полиция, просьба не мешать.
- Очень много людей с оружием на улицах, - телефонируют знакомые. – Даже в городах, которые далеко от арабских поселений.
В Израиле нельзя носить оружие просто так. Его можно иметь, только если проживаешь рядом с буйными соседями типа палестинцев. В других регионах страны свободного ношения нет.
- Значит, будет стрельба на улицах! – резюмирует телефонная трубка. – Ох, все у нас было за эти годы, но вот такого – никогда не было!
Уставшая, я допиваю кофе и закрываю глаза. Вспоминаю свой 2014 год в Донецке. Вооруженных людей, разгромленные здания, вырванную из земли плитку у "белого дома" (здание облгосадминистрации, где проходили первые протесты и были установлены первые баррикады. - Прим. ред.), взорванные машины, осколки снарядов, валяющиеся на земле, пробоины мелкой шрапнели в заборах… Мы это уже проходили, только не были готовы. Да что говорить, если и через семь лет находятся те, кто не верит в то, что на Донбассе идет война.
В Израиле по-другому: здесь живут с ощущением войны уже несколько поколений, которые морально и физически к ней готовы, но до последнего стараются не допустить. Потому что как бы ты ни готовился – война всегда внезапна и страшна.
Ближе к ночи
Звонок. "Как вы там?" Ашдод на связи.
- У нас тихо. А у вас?
- У нас ракеты летают. Людей контузило на улице, пока к бомбоубежищу бежали.
- Приедете к нам?
- Да, если выпустят. И если можно…
Еще трое человек. Придется освобождать постирочную. Хотя, скорее всего, они решат спать сразу в убежище.
Звонок. Сын.
- Мама, я не приеду, останусь в школе. Ты тоже не приезжай за мной. Все будет хорошо. Сколько уже у нас постояльцев?
- Скоро будет двенадцать.
- Символично.
- Чем занимались на уроках, сын?
- Учились эвакуироваться. Я оказался самым быстрым. Спасибо Донецку….
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
