• Главная
• Шоу-биз

Чего у Олега Скрипки никто никогда не отнимет – так это смелости говорить то, что он действительно думает. Вот как есть! Его позиция всегда была принципиальной по отношению к украинскому языку и культуре, за это его критиковали, создавали скандальные информприводы, но всегда он стоял на своем: украинский артист может быть только украиноязычным.

KP.UA поговорила с музыкантом, лидером нашей легендарной группы «ВВ» об украинской музыке, культуре и, конечно, о том, как нам наконец-то избавиться от всего российского навсегда.

У нас очень крутое культурное предложение и очень слабый спрос

- Олег, слушала недавно вашу рок-версию колядки «Добрий вечір», «Щедрика», я их очень люблю, они музыкально очень красивые, тем более праздники. И удивилась: у колядки за 2 года на YouTube – 164 тысячи просмотров, у «Щедрика» за 10 лет – 286 тысяч. Как так – классная музыка, а просмотров мало?

- Я не знаю, это феномен мировой, или это феномен украинский. У меня такая метафора: если смотреть на поверхность воды, золота вы не увидите, оно не плавает на поверхности, оно лежит на дне. На поверхности несколько иное плавает. По такой же формуле работает и YouTube – он подтягивает далеко не самое лучшее. Как с этим бороться – не знаю.

Возможно, такова концепция нашего государства. Еще с советских времен такая концепция была удобна, чтобы люди выбирали тех политиков, которых нужно, чтобы они делали то, что нужно. Это такая антиЗОЖная культурная диета – присаживать людей на вредный продукт, чтобы слишком много себе не думали.

Но, тем не менее, колядки сохранились, в том числе благодаря моей деятельности и деятельности моей команды. Мы выбороли в борьбе Рождество для украинцев, мы вернули украинцам святого Николая, вертеп.

Помню, как мы снимали клип «ВВ» на «Щедрика». Знаете, украинская болезнь – это невежество. Я тогда просто сажал всю гламурную команду, которая снимала клип, хотя это очень высокие профессионалы, и рассказывал, что такое вертеп, кто такой царь Ирод, кто такие три царя, что такое вождение козы, что такое звездарь, ведь в вертепе обязательно должнен быть звездарь, который несет звезду, что христианская звезда - восьмиконечная. Рассказывал, рассказывал – выхожу на съемку, и декоратор дает мне шестиконечную звезду Давида. Говорю: «Ну, как же так, я же рассказывал. Почему звезда Давида»? На что мне отвечают: «Ну 8 концов будут резать в экране, а 6 – как раз нормально». Вот так все. Слава Богу, что это не очень заметно, но я там хожу с шестиконечной звездой и колядую.

Поэтому это наше невежество, в принципе, и привело к войне. В маленькой Эстонии, Литве, Латвии, тем более в Польше, нет войны, потому что только бы сунулись туда – им бы там сразу припекли. А украинцы «толерастию» разводили очень долго.

К примеру, «Кріїну мрій» я делал за свой счет, и все годы ко мне постоянно лез русскоязычный контент. Я всегда говорил: «Не будет у меня русскоязычного контента». Зачто меня упрекали – это не толерантно, не демократично. Но это мое авторское видение, это мой частный фестиваль, как хочу – так и ворочу. Столько я получал за это!

А когда был на «Голосе страны», то одним из первых моих условий было то, что у меня не будет русскоязычного контента. И там просто нереальная борьба была за каждую украиноязычную песню! Только я отъехал на концерт – у моих участников в репертуаре уже русскоязычные песни. Сразу говорил – откручивайте все назад. Это невежество, тупость, которые потом еще и спонсировались Кремлем и спонсируются до сих пор. Украинцы и поныне слушают русскоязычный контент. Поэтому не знаю, когда мы реально победим на культурном фронте, его еще предстоит отвоевывать и отвоевывать.

– Сейчас все принялись перепевать колядки, народные песни, но вы это делали много лет назад. Не щемит? Что вот кто-то, как вы: делал-делал, и как будто это норма, так должно быть, а кто-то сейчас спел – и хлопают в ладоши, будто это открытие.

– Есть ремесленники, которые создают изысканную работу, а есть торгаши. То есть есть люди, которые пробивают путь, а есть стадо бизонов, которые за ними пробегают и этот путь затаптывают. В принципе, то, что сейчас происходит, – это ведь не впервые в Украине.

С другой стороны, художники дают иногда не совсем понятный материал и информацию для широкой общественности. Затем следует занижение планки, чтобы этот материал был понятен, и срабатывает эффект понижения планки.

У нас в Украине очень интересный феномен, не в каждой стране такое есть. У нас очень крутое культурное предложение и очень слабый спрос. В Китае, например, наоборот – спрос безумный, а предложений очень мало. В рашке было то же самое. Когда еще мы ездили по России, спрос на нашу музыку был серьезный. Там у меня фанов было раз в 30 больше, чем в Украине.

У нас очень большое расстояние от того, что Украина может предложить, до того, что она может потребить в культурном плане. Да и нет политической воли и культурной политики. Как не было, так и нет, и не знаю, будет ли. А это очень важно.

– В прошлом году в нашем интервью мы говорили, что для вас в музыке есть оценка «фирма» или «совок». Сейчас появляется фирма?

– Звучание украинской музыки очень серьезно подтянулось. Если бы было потребление нормального музла в Украине, то и предложения сразу бы появились. Это вопрос рынка. Сейчас украинцы могут предложить все, что угодно. Но потребления нет, поэтому качественная музыка выживает.

Буквально несколько дней назад проводил свои духовные практики «Вайб души», пригласил местных музыкантов, и приходит парень, который играет на скрипке в прекрасном проекте Lemko Bluegrass Band. Это роскошный коллектив, это современная музыка, мировой уровень. Он представился, и я ему говорю: «О, да я ваш фанат»! На что он отвечает: «Хоть кто-нибудь знает нашу группу». И это не редкое явление. Есть очень большое количество хороших бэндов, но их просто никто не знает, потому что очень тяжело пробиться. О радио и телевидении я вообще молчу – там безнадежно. Конечно, во львовских эстетских кругах – они «велкам», но это очень закрытое сообщество.

Так случилось, что я немного знаю молодую рэп-тусовку, потому что мой Устим (сын музыканта. – Авт.) начитывает. Могу сказать – молодежь очень крутая. Но, опять же, все кулуарно-куртуазно, это не выходит на широкую аудиторию. Может, когда-нибудь и прорвет. Kalush же прорвался, выскочил на мировой рынок. Думаю, после победы они уже могут стадионы собирать. А за ними пойдут и другие рэперы.

Прекрасную музыку делают группа «Пиріг і Батіг», Гордей Старух, однако не знаю, смогут ли они большие аудитории собирать. Но я верю в лучшее. Мы ведь не знаем, каким будет завтрашний день. Он точно будет не такой, как вчера, и не такой, как сегодня, это однозначно. Поэтому делаем, что от нас зависит.

– А, к примеру, Probass&Hardi для вас фирма? Вы вместе с ними выпустили трек «Лови», хотя вы в разных жанрах работаете, но классно смиксовались.

– Да, это фирмище. Это крутое музло мирового уровня. И как люди они замечательные. Я же привередливый артист, мне надо свои акценты расставить. Причем они прослушали мою музыку, под меня адаптировались, сразу поймали тональность, добавили латино-аккорды, что я очень люблю. Классно сделали. И мне с ними работалось достаточно просто.

Единственное, однажды мы попытались с ними это исполнять вживую – ну для меня это дивно. Я просто не привык к электронным штучкам. Как радиоформат – это очень круто, в лайве пока мне это не понятно. Я все же привык к ручной работе, чтобы барабаны, например, были не записаны, а «живые». Если мы сможем такое музло живьем играть, с барабанщиками, это будет круто.

Французы дали мне понимание, что язык – это вопрос выживания нации.

– А что вы имели в виду, когда говорили, что у нас сейчас много псевдопатриотического трэша? Что все пытаются петь патриотические песни и о войне?

- Музыканты – это люди по призванию. Они не могут жить без музыки. Они реально проводники какой-то энергии, которая где-то с неба спускается, и они передают этот материал. Они не могут делать по-другому, гнаться за большими деньгами, у них абсолютная другая задача в жизни. А есть просто хорошие маркетологи. Для них музыкальный талант – это уже не обязательно. И вот они решили, что будут торговать, скажем, не нефтью и бензином, а будут на сцене. Это маркетинг, хотя они это очень хорошо делают.

К примеру, правило супермаркета – полочки на уровне глаз и яркая этикетка. Потому что то, что на уровне глаз и завернуто в яркую упаковку, люди покупают чаще всего. Так психология человека устроена. И люди часто просто ведутся на маркетинг и покупают вещи, которые портят их здоровье. Чипсы очень хорошо продаются, но люди, которые едят только чипсы, недолго живут. Поэтому, если мы хотим долго жить, нужно все же разобраться в том, что мы культурно потребляем.

Не знаю, может я сейчас хвастаюсь, но, мне кажется, мои дети имеют хороший вкус. Они сами выбирают треки из новой музыки, которую я не знаю, и это реально классная музыка. Просто у нас дома всегда была информационная санитария. У нас никогда не было телевизора. Когда-то давно, помню, ко мне обращается журналист и спрашивает: «А вы видели по телевизору то и то». Я ответил, что нет, потому что я культурный человек. А у него – квадратные глаза. Он впервые услышал, что человек может быть культурным, если не смотрит телевизор.

Мои дети все англоязычные, они смотрят YouTube. Мы хотели дать им такое воспитание, и я реально вижу результаты. Они не висят на матершинном кацапском рэпе, а слушают нормальное качественное музло. И это меня очень радует.

– Вы уже сказали, что у нас даже сейчас нет культурной политики. И я согласна, потому что все как-то самотеком идет. С чего бы эту политику начать? Запреты будто и работают, но мы видим, что люди идут в YouTube и что они там слушают. Это же что-то в голове каждого человека должно перевернуться. А как в эту голову пробиться?

– Смотрите, есть место, на котором мы хотим построить культурный храм. Для этого, во-первых, следует принять решение, что мы хотим построить храм. Потом придумать, каким он будет. Сделать чертеж и взяться строить. Тогда будет храм. А мы хотим, чтобы был и храм, и гадить было нельзя. Все. В конце концов место зарастает и в кустах все равно гадят. Вот вся наша культурная политика. Поэтому можно запрещать или не запрещать – это проблему не решает. Просто если не запрещать – гадить будут больше, если запрещать – будут гадить в кустах, которые проростают. Но храма никогда не будет.

- Самый дискуссионный вопрос даже сегодня – это язык. Мы слышим, как кто-то не может говорить по-украински, как ему тяжело или сознательно не желает этого. Хотя, думаю, когда кто-то говорит, что тяжело, это сознательное нежелание говорить по-украински. Вы, как человек, который рос в России, который приехал русскоязычным в русскоязычный Киев, как осознали, что все - буду разговаривать на украинском?

– Триггер был очень простой. Я уехал во Францию, не владея французским языком. И во Франции очень быстро понял, что без французского языка шансов выжить во французском обществе – ноль. Просто – ноль!

Чтобы общаться на французском, мне понадобилось два месяца. Два месяца на изучение французского! Если у человека низкий IQ – четыре месяца. А если не бараны – то два месяца. Все! Все украинцы, которые выезжают за границу, прекрасно говорят на местных языках, потому что нет выхода. Они изучают английский, испанский, португальский, а украинский не могут.

Это французы дали мне понимание, что язык, во-первых, это не так сложно. А во-вторых, это вопрос выживания нации. У французов патриотизм, я называю его бытовой, начинается с языка и продолжается на привычках употреблять национальный продукт – свою литературу, музыку, авто, вино и так далее. В первую очередь у них все идет всегда французское. Какое вино будете пить? Конечно, французское. Если французское выпили, то могут попробовать венгерское или израильское. У украинцев все наоборот. Поэтому надо наконец-то осознать, что нас воспитали, как баранов на убой. Реально нас воспитывали, чтобы в 2022 году забить, превратить в следующие области недоимперии. Нас к этому очень долго готовили. Поэтому язык – это резистивность нации.

Я о важности языка говорил еще лет десять назад. И если человек не способен выучить свой язык – значит, у него низкий IQ, следовательно, он не имеет права занимать какие-то должности, ходить на выборы в конце концов. Ну если человек баран – как он может выбирать президента? Какого тогда президента она выберет? Не можешь выучить язык, получай справку «идиот» – и все.

В Казахстане, как ни странно, если ты не знаешь казахский язык, нормальной работы никогда не получишь. Не говоря уже об Эстонии, Латвии, Литве. Поэтому эти страны держатся. А если у нас смешивался деготь с медом, так и вышло.

Есть мировой тренд – ясность разума. И нужно в эту ясность идти

- Слушала ваши интервью и услышала такое интересное мнение: вот как мы говорим о коллективной ответственности россиян за поддержку войны, так мы должны поднять вопросы и коллективной ответственности украинцев. Ответственности именно за что – за обесценивание своего? Но для этого весь народ должен критически посмотреть на себя и осознать, что мы все, каждый из нас, что-то делали не правильно?

– Если человек сидит в своем доме, не закрывает дверь, не ставит дом на охрану, и вдруг к нему в дом заходят чужие люди, а человек свой дом не защищает, то он несет ответственность за безопасность в своем доме.

От наших предков нам досталась прекрасная страна с прекрасным культурным и историческим багажом. За нашу землю люди проливали свою кровь, потом нас завоевали, частично воспитали из нас баранов, и теперь эти бараны позволяют, чтобы нас так резали и такое с нами вытворяли. Поначалу в культурном плане, а сейчас и физически. Кацапы, конечно, еще больше бараны, чем мы. Они просто поспешили. Если бы они вели такую политику с таким ресурсом и так профессионально, как они это делали и делают до сих пор, мы бы вообще не выбрались. Они бы нас культурно растворили, и – все.

Сегодня я получил предложение поехать во Францию за французские средства, чтобы реализовать на очень крутом фестивале проект, совместный с российской исполнительницей, потому что, мол, перестаньте воевать, давайте наконец дружить. Это до сих пор происходит! Какой-то известный французский режиссер – он тоже частично баран, а частично ему просто дали бабла – за государственные французские деньги реализует такой проект. Какая бы хорошая ни была та россиянка – это точно нам не надо! Поэтому надо всегда быть готовыми и осознавать, что происходит. Вот это «какая разница» и «не все так однозначно» до 24 февраля были таким оружием, с которым очень трудно было бороться.

И что происходит сегодня? Вся шобла из гадючника перескочила в патриотический лагерь, надела патриотические футболки и запела патриотические песни. А тех харизматичных патриотических артистов, которые хронически не попадали в эфиры, мы как не слышали, так и не слышим.

- Относительно русскоязычных артистов, которые теперь перешли на украинский, переводят свои песни, или тех, которые вернулись из России. Наверное, они в себе несут какую-то ответственность. Как вы относитесь к этому очищению, как сейчас это называют? С одной стороны, их критикуют, что «переобулись». С другой – люди, наверное, меняются. И если мы хотим, чтобы все русское к нам уже никогда не вернулось, должны понимать эти изменения.

– А если Путин покается и скажет: «Я ошибался. Слава Украине»! Мы его простим? То, что сделало большое количество украинцев – это реально культурное преступление. По крайней мере, мы можем куртуазно поговорить об этом. Если человек совершает преступление, а затем заскакивает в последний или предпоследний вагон, и люди об этом забывают – это означает безнаказанность.

Наверное, это как раз и есть общая колективная ответственность, о которой мы говорили. Ответственность и тех, кто прощает, и кто продолжает это слушать, и кто заполняет залы, когда такие артисты выступают. Это сложный вопрос. Я не хочу говорить, что нужно кого-то наказывать, сажать, унижать и тому подобное.

Просто кто у нас герои на самом деле? У нас был прекрасный исполнитель Василий Гонтарский. Так уж есть, что люди очень любят мертвых героев. Вот вам – Василий Гонтарский, у него гениальная прекрасная музыка – слушайте!

Сейчас есть мировой тренд – ясность разума. И нужно в эту ясность идти. Думать – за кого вы голосуете, кого вы слушаете, кого поддерживаете, к кому на концерт идете, какая музыка в такси играет, что вам в подсознание закладывается. Каждый должен отвечать за себя. А мы, украинцы, должны взять на себя ответственность за Украину. Все же выстраивается в нюансах, деталях. Французы, например, интересуются мировой культурой, но базовая и основная у них – французская.

– Вы, как человек, интересующийся историей, что думаете по поводу, когда и Гоголь – не украинец, и Булгаков – предатель, и Чайковский, и Айвазовский – не такие, которых, кстати, Россия уже давно присвоила почему-то себе? Как с историческим прошлым? Потому что мы говорим о традициях, о том, чтобы уважать свое, беречь, возрождать, а здесь выходит – это не наше. Свое же тоже есть разное – есть и хорошее, и плохое.

- Что касается сегодняшних артистов, то надо быть очень гигиеническими в этом плане. Раньше все замазывалось, говорили: «Ну и что, что продукт русскоязычный, он же - украинский». А нужно было к этому радикально относиться: украинский продукт – только украиноязычный, и все – жирная точка. Сегодня следует говорить еще и о том, чтобы украинский продукт был качественный. Это сложный вопрос. Но нужно почиститься очень сильно.

Что касается прошлого, то наоборот – надо быть культурными империалистами, все подгребать под себя. Булгаков, Чехов, Гоголь, Вертинский, Айвазовский – все наши. Ошибались – да, ватники, но их выкормила Украина. Гоголь вообще воспевал Украину. У Чайковского почему такая музыка хорошая? Потому что украинский мелос. Пусть они рассказывают, что хотят. Нам, во-первых, нужно забыть слово «Россия» и вернуть их автохтонное название для нас – Московия. И не называть их россиянами, они – московиты. Они ими есть, и нам решать, как их называть. Нам решать: Чайковский – украинец или не украинец? Только нам! Чего мы будем свое отдавать? А если у Шевченко есть гениальное русскоязычное стихотворение, то что – нам теперь отказаться от Шевченко? Или если у меня несколько песен на русском языке – что теперь, вычеркнуть «ВВ» с украинских музыкальных страниц? Все – к себе! Здесь нужно вести себя по-хозяйски. У украинцев есть эта жилка – все в дом. И я бы советовал так поступать. Мы уже привыкли, что у них там пар из ушей идет. Ну, пусть идет. Может, лопнет когда-нибудь эта паровая машина.

Пока будем носиться с «Евровидением», будем выглядеть как дикари

- Следите ли за «Евровидением»? Потому что у нас это всегда будто какой-то Армагеддон несется по стране.

– Я уже говорил, что я культурный человек и не смотрю телевизор, поэтому не слежу за «Евровидением». Это все как в той поговорке – как дурак с писаной торбой. Пока мы будем носиться с «Евровидением», будем выглядеть как дикари, которые получают бусы. Мы живем на культурных самородках, а нам дают бусы, и мы себя ведем как дикари. Эта схема построена на комплексе собственной культурной неполноценности для стран третьего культурного мира, так это и работает. И мы себя ведем в соответствии с тем, как это было придумано.

Этой поп-истерии нет ни во Франции, ни в Германии – нигде. Мне за украинцев стыдно, когда мы так реагируем на «Евровидение». Но человек все равно очень субъективен, и я, безусловно, субъективен. Когда в Украину зашло первое «Евровидение», я делал первые фестивали «Країни мрій». И все говорили: «Вот сейчас пройдет «Евровидение», будет нам счастье, весь мир нас увидит и скажет – вот так «дикие танцы»! Прошло «Евровидение» – и ничего! Я тогда подсчитал, что за бюджет «Евровидения» мог бы делать свою «Країну мрій» 105 лет.

Не хочу хвастаться, но на «Країні мрій» впервые массово спели Гимн Украины, был первый массовый рекорд в вышиванках… Я к тому, что проект стоит не так дорого, как «Евровидение», а эффект имеет гораздо сильнее, если мы хотим выжить как нация.

Посмотрите, то, что выигрывало от нас на «Евровидении», всегда имело национальные признаки. Это то, что называется «национальная идентификация». Чтобы быть национально идентифицированным, нужно знать свои корни. А для этого недостаточно просто шароварно показывать какие-то шароварные коллективы, не уважая культурное наследие, вставлять какие-то сэмплики в современную музыку… Надо в этом все-таки немного разбираться. А чтобы разбираться, нужно иметь сцену, фестивали, быть в этой тусовке. Мы пробовали это создавать. Когда я зарабатывал в России сумасшедшие деньги, вкладывал их в культуру и делал такой проект. Сейчас нет такой материальной возможности. И такие фестивали как были не ко времени, так и есть.

Поэтому я так и отношусь к «Евровидению». Может, оно не такое и плохое. Но я имею право на свое субъективное мнение. Хотя Kalush уважаю. Считаю, это вообще первый приличный коллектив, который был представлен на «Евровидении», который не стыдно показать миру.

Вот украинцы почему-то всегда думают: «А как бы нам так сделать, чтобы нас услышали во всем мире»! А вы не хотите сделать так, чтобы сначала нас услышали в Украине? Чтобы украинцы услышали себя в Украине!

– Какое будущее у «Країни мрій»? Когда-то ваш фестиваль гремел, был влиятельным, это было красиво, все в вышиванках...

– У меня есть три варианта развития событий. Первый – «Країни мрій» уже не будет никогда, я сам не смогу это никак потянуть. Второй – я получу поддержку государства, но такую поддержку, чтобы я реально мог реализовать свой замысел и мне не запихивали непонятных артистов. Третий – я смогу как-то заработать денег сам и сам буду инвестировать в фестиваль, как это было сначала. Посмотрим.

Патриотизм – это чувство к земле как к своей семье, к своим родителям

– Вы сейчас даете благотворительные концерты, выступаете в госпиталях, перед военными. Вы сами за что живете?

- Получаю авторские. Суммы неплохие, но не такие, как получают европейские артисты. На жизнь все равно не хватает. Играю концерты – из них мы оставляем немного и себе. Понемногу проедаю деньги, которые у меня были сэкономлены. Да выживу, все будет хорошо, что-то придумаем, я же - живучий.

Но вот хочу пожаловаться, мы же любим жаловаться. Просто был в шоке. Проводил духовные практики на Подоле, запарковал машину, причем довольно далеко от перехода. Через 10 минут возвращаюсь за вещами, а машину уже забрали. Идет война, а они грабят людей. Это обдиралово. Да сделайте нормальные трассы, переходы, паркоместа, придумайте, как парковаться людям, чтобы было удобно и бесплатно. Как-то приехал на встречу и петлял минут 40, не мог припарковаться. Это не моя проблема, это проблема города. Если мы сейчас говорим, что хотим построить общество, которого нет в мире, то оно начинается с таких вещей. Если вы во власти, будьте любезны, делайте комфорт для людей, а не обдирайте!

– Ваша семья с вами?

– 24 февраля я собрал семейное совещание, и вся семья сказала, что остается здесь. Причем категорично. Мне не оставили шанса. И мы все сидели вместе, помогали – волонтерили, донатили, плели сетки, играли концерты. Быть дома намного легче, чем сидеть в Барселоне и делать патриотические посты. Когда уезжаю за границу выступать, собирать средства, все равно совесть выедает сердце, все равно неспокойно. Поэтому очень благодарен своей семье, что они так решили, и мы все вместе. Безусловно, благодарен нашим воинам и судьбе, что мы выстояли, что они удержали Киев и сейчас держат все фронты.

Я не виню тех, кто уехал, у каждого человека свой порог страха, боли, ответственности, искренности, патриотизма. Он разный. И каждый сам для себя решает. Я отвечаю только за себя. Но почему-то, когда встречаю тех, кто не здесь, они сразу мне начинают рассказывать, как им тяжело в Майами.

Мне, наверное, легче, потому что у меня есть возможность перемещаться. Я выезжаю, работаю, делаю хорошее дело, возвращаюсь, - проветриваю голову, чтобы не сойти с ума.

– Вы говорите, что у каждого свой порог патриотизма. А что для вас патриотизм?

- Патриотизм происходит от греческого слова patris – родина. Все очень просто. Патриотизм – это чувство к земле как к своей семье, к своим родителям, когда ты сердцем это чувствуешь. Когда, например, ты слышишь настоящее аутентичное пение, древнюю песню и входишь в какой-то транс, потому что чувствуешь гены предков.

Приведу такой пример. Правительство Петлюры, понимая, что УНР уже зажата врагами со всех сторон и не выживет, находит средства и отправляет украинский хор с украинскими народными песнями по миру. Вот это патриотизм! Это мышление наперед. Представьте, люди понимали, что их расстреляют, но сделали этот подарок для нас – теперь мы можем петь «Щедрика». Мне даже сейчас сложно об этом говорить, насколько это мощная штука.

А одеть футболку с матерными словами – это на уровне тренда. Это хорошо, что патриотизм сейчас в тренде. Но сегодня у таких людей – украинский патриотизм, завтра – еще какой-то. Поэтому наша задача – чтобы харизматы и эстеты были, потому что когда элита нации, которая доминирует в информационном пространстве, не патриотическая, происходит то, что мы имеем сегодня.