В предыдущем материале KP.UA обсуждала со сведущим экспертом по вопросам детства Людмилой Волынец проблему усыновления во время войны. На самом деле, война или мирное время – это всего лишь нюансы. Главное же – это те вопросы, которые желающий усыновить ребенка должен задать себе: для чего я это делаю? Если с целью избавиться от одиночества или сделать доброе дело – то это изначально ложный путь, есть большая вероятность, что все произойдет с точностью наоборот. И будет травмирована и ваша жизнь, и жизнь ребенка.
Поэтому необходим честный разговор с самим собой – зачем я это делаю. Понадобятся перед усыновлением также разговоры с психологом и врачами.
И, как оказалось, очень многие люди, взявшие на себя такую ответственность, задавали себе вопрос: не ошибся ли я? Возникла такая проблема и у героини нашего материала, которая поделилась с читателями KP.UA личным опытом усыновления.
- Теперь я счастлива, абсолютно счастлива. У меня двое любящих и горячо любимых детей, - так начала свой рассказал киевлянка Ирина Калашникова. Но до этого счастья был очень длинный путь.
- В определенном возрасте я узнала, что не могу иметь своих детей. Но еще до этого стала задумываться об усыновлении. Как прожить жизнь без сына или дочки, я не представляла. Но еще больше не представляла, сколько у меня «розовых очков». Была уверена, что в Украине много брошенных малышей, которым нужна мама. Это оказалось правда, но сироты были без статуса.
Несколько раз я пыталась собрать документы, но находились разные причины, по которым пришлось откладывать. И вот наконец все получилось. На этом этапе сомнений вообще не было. В молодости, учась в педагогическом вузе, я волонтерила в детском доме, поэтому была уверена, что все знаю и понимаю.
Первая пара «розовых очков» упала, когда я стала кандидатом на усыновление. Думала, что будет как в кино – мне станут предлагать детей, говорить, куда надо ехать. А мне сказали: ищите сами. Выяснила, что все так делают. Ждать, когда предложат, можно годами. Нужно смотреть базы, ездить по регионам.
- Вторая пара «розовых очков» слетела, когда оказалось, что усыновлению подлежат в основном подростки. А я, как все, хотела маленького, а лучше совсем маленького – почти младенца. Младенцев не было совсем, а все маленькие были с тяжелыми инвалидностями или диагнозами, которые не излечимы.
В какой-то момент мне объяснили, что многие диагнозы поставлены «на глаз». Например, у ребенка случились судороги. Это может быть от испуга, от высокой температуры - да много причин. Мамочка разберется, пойдет по врачам, а в детдоме напишут в личном деле «эпилепсия». Это так называемая гипердиагностика, чтобы не было претензий, если что.
«Начинай реально смотреть детей», - посоветовали мне в интернет-группе для усыновителей. Вскоре я увидела фото чудесного 2-летнего мальчика, в которого буквально влюбилась. У него тоже была "эпилепсия", но я набралась храбрости. Забегая наперед, скажу, что диагноз действительно не подтвердился, проблемы со здоровьем, конечно, были, но все решаемые.
Я была готова на одного ребеночка, но у Богданчика оказалась 3-летняя сестричка с диагнозом «аутизм» (тоже не подтвердился). В группе сказали, что разлучать брата с сестрой не позволят. Сорвав с носа последние, как мне казалось, «розовые очки», я поехала к детям в Житомирскую область.
- Малыши кинулись ко мне с криком «мама» (это я потом узнала, что детдомовские так говорят на всех, даже мужчин) и сразу полезли на руки. Воспитатели изумились. Сказали, что раньше от всех, кто приходил за этими детками, они убегали. Наверное, лукавили, но тогда мне это показалось знаком.
Взрослая женщина, я впервые поняла, что такое конфликт между сердцем и разумом. Детки были такими крошечными, такими обаятельными. Сердце кричало: брать! Разум вопил: ты сошла с ума, ты живешь одна, с двумя не справишься, да еще такими больными! Но прорезался и чисто прагматичный голосок: если я напишу от них отказ, непонятно, смогу ли кого-то еще найти и… хватит ли у меня мужества искать дальше.
Оказалось, что «розовых очков» у меня еще немерено. Сколько я ни твердила себе, что это не обычные дети, ими не занималась мама, они не могут вести себя, как домашние, сюрпризы шли один за другим.
- В первый день в нашем общем уже доме я приготовила детям пюре и куриные котлетки на пару. Как же испугалась, когда они стали плеваться, плакать, бить руками по тарелкам. Оказалось, что в детдоме их кормили… из соски. Перемалывали все в кашу и – в бутылки. Не потому, что издевались или воровали. Потому что иначе няня не могла бы накормить 25 – 30 малышей.
Дети почти не говорили и монотонно раскачивались перед сном. В группе подсказали, что это они сами себя так укачивают – мама-то этого не делала. А днем лезли везде, куда можно было влезть, хватали все, что могли схватить, и бились обо все, что цепляли на пути. Это была не вредность, а знакомство с новым для них миром. Я обмотала войлоком все углы в квартире и поставила заглушки, куда можно и нельзя. Один мобильник - вдребезги, второй утонул. Не знаю как, но эти крохи сломали даже дверь.
В интернет-группе меня предупредили, что у детей и усыновителей есть свой «медовый месяц». Это когда мы пытаемся друг другу понравиться. Поначалу так и было. Мы играли, учились есть из ложки, старались выговаривать новые слова. А через три недели у Иры начались приступы истерик и агрессии. Она билась головой об стенку, бросалась с кулаками на меня и братика.
- Побежали по психологам. Хорошим и плохим. Плохая тетка сказала, чтобы я готовилась носить передачи в тюрьму – девочка явно вырастет неврастеником и преступницей. Вот тогда я впервые задумалась о том, что есть такая процедура, как разусыновление. Мне сейчас не стыдно об этом говорить, потому что через такие мысли раньше или позже проходят все усыновители.
Хороший психолог пообещал, что все наладится. И дал рекомендации. Когда заканчивался декретный отпуск, который я получила на Богданчика, мы уже обо всем забыли.
Мне помогала сестра, но у нее своя семья, и сидеть с детьми дома она не могла. А мне нужно было возвращаться на работу. Я попробовала отдать детей в обычный детский садик, но они там не прижились. Во-первых, панически боялись оставаться без меня, во-вторых, не могли адекватно вести себя в группе из 25 детей. Для них это была «стая», из которой они вырвались и не хотели туда возвращаться. Вот тогда я поняла, какую нереальную травму нанесла бы детям, если бы вернула их в детдом.
Мы нашли частный детский садик, где, кроме Иры с Богданчиком, было 8 деток и хорошие воспитатели. А в школу мы пошли в самую обыкновенную, которая ближе к дому.
Сейчас моим детям 9 и 10 лет. Богданчик - один из лучших в классе, ему хорошо дается математика, и он уже собирается стать программистом. А еще большой фантазер – любит сочинять приключенческие истории и сказки.
Ира в науках пока твердый «троечник», зато очень хорошо рисует. Подумываем о том, чтобы перевести ее в художественную школу, но пока ходим на кружок.
А сейчас в нашей семье появился еще один мальчик – 15-летний Коля, который выехал один из зоны боевых действия в Луганской области, а родственники остались там. Я взяла его на временное устройство через службу по делам детей. Сын и дочка отлично с Колей ладят.