«От расстрела спас... поросячий визг»
«Недавно наводил порядок на чердаке, и среди прочих пожелтевших от времени фотографий близких мне людей наткнулся на карандашный портрет своего деда - Никифора Моисеевича. И как ножом резанули по сердцу воспоминания - того страшного 1941-го...
Когда немцы оккупировали Днепропетровск, мне было всего 4 года. Мы жили тогда по улице Володарского, в доме № 7. Перед глазами всплывает картина: сижу я с миской каши на подоконнике второго этажа. Одну ложку послал в рот, вторую, как вдруг в нашем дворе взрывается бомба! Как по волшебству, исчезла из рук миска. Я ничего не понимаю и начинаю горько плакать.
Уже намного позже мама рассказала, что в миску попал осколок. И если б не посудина, он угодил бы мне в голову...
Что ни говори, а жизнь - штука сложная. И не всегда в ней все происходит «правильно», «как положено». Например, еще одно воспоминание со времен оккупации - как по-доброму относились ко мне некоторые немцы (те, что шли на передовую - не эсэсовцы). Я же был совсем еще несмышленыш - бывало, подходил к ним, засматривался на форму, на оружие. А они угощали своей кашей, даже подарили мне их солдатский котелок. Давали попробовать их солдаты и шоколада, и поиграть на губной гармошке...
Это было в начале войны, но как же все изменились в 1943-м - когда к нам стали приближаться советские войска. Мама моя к тому времени тяжело заболела, и мы с ней перебрались из Днепропетровска в Магдалиновку - к ее родителям и сестре.
Перед самым отступлением фашисты стали уничтожать в Магдалиновке всю живность - скот, птицу и даже собак с кошками! Факелами запылали одна за другой хаты, был взорван железнодорожный мост, а людей всех согнали на центральную площадь поселка.
Та ужасная картина до сих пор стоит перед моими глазами - как фашист бьет прикладом лежащую на земле маму, загоняя ее в колонну...
Нас куда-то повели. Некоторые женщины заголосили: «На расстрел!» Другие молились, чтоб вели не на смерть, а хоть на какие-то работы в Германии.
Мы держались в колонне все вместе: дед чуть впереди, женщины и я сзади - все крепко держимся за руки. Когда нас проводили мимо кукурузного поля, где-то с противоположной стороны колонны вдруг неистово завизжал поросенок! Эсэсовцы-конвоиры на какой-то миг все оглянулись в ту сторону. Деду моему, кстати, было в 43-м уже за 70, он воевал еще в Первую мировую. И этого-то мгновенья - когда конвой на секунду отвлекся - старому вояке хватило, чтобы выдернуть всех нас из людского потока и втолкнуть в кукурузу! Слава Богу, никто из немцев ничего не заметил...
В кукурузе мы просидели несколько дней - пока в Магдалиновку не вошли наши танки. Мы подбежали к ним. На одной из машин из башни высунулся танкист и кинул мне... портфель!
- Это тебе! Учись хорошо! - крикнул воин на прощанье и спрятался в люке. Их колонна пошла дальше - в бой.
...А один из квартировавших у нас офицеров, услышав рассказ о моем героическом дедушке, однажды попросил его присесть на кухне (вернее, того, что от нее осталось - одни стены, без крыши). Военный быстро, буквально на моих глазах, нарисовал портрет Никифора Моисеевича.
Части шли и шли на передовую, и тот офицер так быстро ушел от нас, что мы даже не успели с ним как следует познакомиться. И имени своего автор из скромности не поставил на портрете - только дату «1943 год»...
Пишу вот в «Комсомолку» и где-то в душе надеюсь на чудо - а что, как откликнется кто-то из молодых родственников того офицера. Так хотелось бы узнать, как сложилась судьба этого талантливого человека, вернулся ли он с войны?»
|
|
