• Главная
• Шоу-биз

Фото: Новый канал

В начале полномасштабной войны Фима Константиновский уехал в родной город Днепр, стал помогать детям-переселенцам в шелтере и организовывать сборы в помощь ВСУ. Тогда комик и ведущий думал, что никогда больше не вернется в юмор.
В интервью Коротко про Фима Константиновский рассказал о своих новых проектах на Новом канале, о моменте, который считает своим самым большим поражением за полномасштабную войну, качестве юмора на телевидении, корпоративах, украинских звездах и личной жизни.

Моя задача – научить детей дружить

– Фима, вы много рассказываете о шелтере «Добро на Амуре» в Днепре и детях, о которых стали заботиться с начала полномасштабной войны. Как себя держать эмоционально, ведь к детям быстро прикипаешь? Да, у них есть родители, но в какой-то мере они становятся и твоими, ты думаешь потом, все ли у этого ребенка хорошо, а как сложилась его судьба… Это ответственность.

– Да, ты прикипаешь, это факт. Сразу для себя решил: не имею права рассказывать, как родителям воспитывать своих детей. Когда началась полномасштабная война, все находились в шоковом состоянии, и нужно было сделать так, чтобы дети вернули себе друзей, окружение, которое у них забрали.

Думаю, у каждого был свой двор в детстве, куда ты приходил и гулял с друзьями. И тебе все было понятно – кто выйдет, чего ждать, с кем дружить… И этот очень важный этап жизни у детей забрали. Поэтому, прежде всего, моя задача – развлечь детей, чтобы они улыбнулись, отвлеклись, научить их дружить, донести им какие-то ценности. У нас с ними все честно. Я рассказываю, как зарабатываю, сколько зарабатываю, как этого можно добиться, что нужно делать, а что не нужно. Я не психолог, не учитель, просто рассказываю, когда они что-то спрашивают.

– Общение – это действительно едва ли не самое важное. Детям часто не хватает общения.

– У нас есть Владик из Лисичанска. В начале полномасштабной войны ему было лет 12, и он почти ни с кем не общался. Как-то мы просто шли все вместе, и я заметил, что он в воздух рассказывает какие-то факты о себе. А потом говорит: «Я люблю аниме». На что я ему отвечаю, что никогда не смотрел аниме и прошу его рассказать об этом. И он стал общаться. Главное – заставить их начать говорить о себе, открыться.

– Это не тот мальчик, семья которого вернулась обратно в оккупированный Лисичанск?

– Нет, к счастью, Владик остался. А та семья, к сожалению, вернулась в Лисичанск. Это одно из моих самых больших поражений за эту полномасштабную войну.

– Вы в интервью даже расплакались, когда о них рассказывали.

– Это было искренне. Я так показательно никогда себя не веду. Просто жалко. Кстати, его мать даже поздравила меня с днем ​​рождения. Но я высказал ей все, что думаю, сказал, что ненавижу.

– Слава Богу, что живы.

– Слава Богу, что живы. Но, к сожалению, боевые действия идут. Когда-то, я уверен, наши военные вернут наше назад, и все будет хорошо.

Это было очень сложно, я не был к этому готов, меня обманули, сказали, что едут в Германию, и я успокоился, радовался за них. Поэтому для меня это очень сильный удар.

– Но вы держите какую-то связь, чтобы знать, что у них?

– Это соглашение с дьяволом, как я называю. Понимаю, что дети ни в чем не виноваты, это все родители.

Не знаю, чем они там занимаются. Возможно, просто находятся, а возможно, рассказывают россиянам, как здесь плохо. Когда я спросил маму, почему они вернулись в Лисичанск, а не поехали в Европу, она начала мне говорить что-то о ЛГБТ-ценностях, и все стало понятно. Там мозги промыты.

Мне важно знать, что у них все хорошо. Но ведь мы не знаем, насколько война затянется. И я не хотел бы, чтобы Никита сидел где-то в окопе, чтобы его заставили взять оружие и пойти против нас. Он еще малой, ему 6 лет, но меня это пугает.

Мне бы хотелось доказать, что в Украине им было бы лучше. Никита, пока был в шелтере, в рекламе матрасов снимался. Все у него было хорошо. И как можно было вернуться туда, я не представляю. Единственное, в чем уверен: если бы спросили детей перед выездом, они бы сказали «нет». Но родители есть родители.

– Вы рассказываете детям о своей истории успеха. А успешные люди всегда привлекают. Многие из них хотят быть телеведущими, актерами, так сказать, светиться в телевизоре?

– Когда-то мы с ними приезжали в Киев к Елене Кравец, чтобы сняться в ее шоу. Им очень понравилось. Конечно, в кадре они выглядели немного напуганными, но это приятный шок, потом они говорили, что было круто. Не уверен, что дети хотят работать на телевидении, но быть в телевизоре им нравится.

Большинство из них уже достаточно сознательны, у них свои интересы. Они могут попробовать себя «на телеке», могут пойти в YouTube.

– Вы рассказывали забавную историю, что дети не знают, кто такой Дантес. А кого они слушают?

– Они слушают украинских рэперов. В шелтере у нас есть правило: все дети заказывают подарки на день рождения и на Новый год. У всех есть ограничения: на день рождения – до полутора тысяч гривен, на Новый год – до двух. В первый год, думаю, процентов 70 детей заказали себе колонки. Поначалу они могли слушать русскую музыку. Поэтому это была моя маленькая война. Я им сказал: сразу буду разбивать колонки, из которых будет звучать такая музыка. Я, например, рассказал им про Курган&Agregat. Показываю прикольных исполнителей, которых они потом слушают.

Насчет Дантеса уверен, что они слышали его песни где-то на радио или по телевизору, но не знали, что это его. Не попал я в кумира.

– Надеюсь, Дантес не расстроился по этому поводу.

– А он не видел этого видео, мне кажется. Я ему еще покажу (смеется).

С детьми-переселенцами, которые живут в шелтере в Днепре. Фото: Instagram.com/rakovskiy_yura/

Не смотрю юмористические шоу по телевизору

– 7 марта на Новом канале стартовало шоу «Поле», где вы ведущий, с 19-го будет выходить «Хто знає?». Оба проекта – это квиз-шоу. А юмористические проекты вам предлагают? К примеру, на канале выходит «Розсміши коміка по-новому».

– Мне кажется, что такие проекты, в первую очередь развлекательные, и должны как-то мечиться со сборами, с войной. Вот на «Розсміши коміка по-новому» все отдавали весь выигрыш или часть на благотворительность.

На «Полі» также у каждого участника было направление, куда тот отправит деньги, и он об этом рассказывает. И мы рассказываем о сборах.

Оригинальный формат «Поля» – чисто развлекательный. Приходит человек, дает все правильные ответы, побеждает, а на вопрос, на что потратит деньги, говорит: «Куплю себе дом, машину, отвезу семью в Диснейленд…». У нас – нет. Поэтому, когда мы снимали, было достаточно сложно держать баланс между развлечениями и войной. Ведь важно поговорить с людьми, дать возможность рассказать свою историю, выслушать каждого. Как кто-то выезжал из Мариуполя, или как воюет ее отец, брат, муж, а дальше продолжить игру.

Но у нас такая реальность. Думаю, мы научились делить себя, свои эмоции. Реальность, когда ты открываешь новостную ленту и видишь, что где-то упала ракета, а где-то человек просто гуляет с ребенком.

Это точно не юмористический проект, но это развлекательный проект. А вот «Хто знає?» гораздо ближе к юмористическому – там и гораздо более легкие вопросы, и больше мест, где можно шутить. Ведь настоящих юмористических проектов не так много.

– А как вы оцениваете уровень юмора на нашем ТВ? Потому что уже много лет эту нишу занимают фактически два коллектива – «Вечерний Квартал» и «Дизель Шоу». И как-то больше ничего на телевидении не задерживается.

– Я не смотрю юмористические шоу по телевизору. Никогда в жизни не смотрел полностью «Вечерний Квартал», как и «Дизель Шоу». Если выбирать из этих двух, то «Дизель Шоу» – это очень плохо, считаю – стереотипно, классически, причем классически для 2000 года.

Это моя боль как комика, который очень много смотрит американского юмора и видит, какой там уровень разрешения на шутки, как звезды относятся к шуткам о себе, насколько они самокритичны. Мне этого не хватает у нас. Я ненавижу банальность, ненавижу стереотипы, ненавижу тещ, любовников в шкафу, женщин за рулем или чтение в телефоне из-за ревности. Мне это не нравится.

Поэтому юмористический контент я смотрю только в YouTube. Могу посмотреть, конечно, канал STADIUM FAMILY. Мне это нравится. И мне не стыдно там сниматься. Это классные форматы, в которых есть нормальный юмор. Тем более, что там я многое задействован и могу влиять на то, в каком направлении будут шутки, о чем. И, наоборот, если кто-то из гостей приходит и шутит стереотипно, сразу пытаюсь сделать юмор хотя бы современным. Смешно или не смешно – это уже вопрос немного другого уровня, у каждого он свой, но юмор должен быть современным.

– Почему такая беда с юмором на телевидении? Менеджеры не хотят рисковать и запускать что-то новое или телезритель именно в таком юморе и нуждается?

– Я понимаю, что в наших реалиях для каналов главное – это деньги. То есть чтобы это смотрели люди, компании давали деньги на рекламные ролики и тому подобное. Поэтому, к сожалению, у них нет шанса на ошибку. Они не рискуют. И именно поэтому у нас сейчас такой юмор, какой есть.

Думаю, если бы были возможности, если бы реальность не была такой, то пробовали бы что-то запустить. Но имеем то, что имеем.

Виноват ли зритель? Думаю, нет. Большинство смотрит телевизор и только телевизор. И что смотрят, то им и нравится. Я считаю, что можно перевоспитать зрителя и показать, каким может быть юмор. Но есть ли для этого люди?

– Что приносит больший доход – YouTube, корпоративы или все-таки телевидение?

– Корпоративы, свадьбы. Думаю, так не только у меня, ведь знаю, сколько зарабатывают ведущие высшего ранга.

Я уже очень давно веду частные мероприятия, и для меня было страхом, что я буду как Дядя Жора: стоять в старом, ярком пиджачке и что-то там говорить (смеется). Поэтому воспринимаю телевизор с профессиональной точки зрения. Корпоративы, частные мероприятия приносят деньги, но нужно быть в телевизоре, чтобы люди тебя помнили и заказывали.

Лично я никогда не требовал каких-то бешеных денег, гонораров на телевидении, потому что понимаю пользу, которую оно мне дает. И знаю: если меня там увидят, то закажут, и я все равно заработаю деньги.

– У многих артистов были неприятные ситуации с корпоративами, когда заказчиками оказывались либо скандальные люди, либо с российским следом. Как вы проверяете заказчиков, чтобы не попасть в такую ​​передрягу?

– На самом деле это достаточно сложно сделать. Что касается гостей – здесь ты точно ничего не сможешь сделать. Не хочу снимать ответственность с ведущих, артистов, но когда это большая свадьба на 200, на 300 человек – как ты их проверишь? И если там кто-то окажется не такой, это точно не наша вина.

А что касается молодоженов, то мы всегда созваниваемся, спрашиваю, чем они занимаются. Я конечно не Bihus.Info, не могу пробить их по базе. Но большинство вопросов закрываются в личном разговоре. Ты сразу видишь по человеку. Тем более, у меня уже есть опыт.

Когда у тебя ценник значительно выше среднего, когда у тебя не 50 свадеб в год, а 20, и ты к ним готовишься, смотришь, что это за люди, имеешь возможность их идентифицировать, можешь сказать «нет». У меня были истории, когда я общался с молодоженами и говорил, что мы не подходим друг другу. Такое бывает, потому что ты себя уважаешь. У меня никогда не было бешеной жажды денег. Можно много съесть, а можно просто вкусно поесть, вот в чем разница.

– «Поле» вы сняли за три дня. Вот это темп! Вы хоть спать успевали?

– Нам это шоу фактически подарили. Однако мы получаем хейт, что снимали в Европе, потратили на это деньги... Хотя договорились, что нидерландцы дают нам все, а мы снимаем и очень благодарим. Это телевизионное волонтерство, если так можно сказать. Если бы мы строили такой павильон в Украине, как в Нидерландах, думаю, это стоило бы больше, чем «Евровидение». Это действительно очень дорого.

А так – у нас была маленькая украинская творческая группа, все остальные – нидерландцы. Нидерландцы за камерами, техника нидерландская, павильон нидерландский… За первый день мы сняли три программы, за второй – пять, за третий – четыре.

Мне кажется, у нас получился хороший контакт с нидерландцами. Это был очень классный опыт. Я ни о чем не жалею. В таком темпе ты даже не думаешь об усталости.

Это очень крутой формат. Хочется, чтобы люди увидели, каким может быть шоу, потому что такого масштаба у нас еще не было. Надеюсь, зрителям понравится. Если не понравится – огорчусь, не буду скрывать. Я не жду похвалы, просто хочу, чтобы люди увидели, какие невероятные украинцы.

Один из парней, которые там на реабилитации, приезжал в Киев, мы с ним виделись. Он потерял руку и ногу, но то, что он делает, то, что он говорит, как он держится… Вот герой – это о нем.

На съемках шоу «Поле», участниками которого стали украинцы, которые вынужденно живут за границей. Фото: Новый канал

Крутость сейчас – в закрытом сборе

– Ваша страница в инстаграме – это сбор, сбор, сбор. Но сейчас гораздо сложнее удается собирать. На ваш взгляд, так потому, что люди устали, привыкают к ситуации, расслабляются? Или все-таки потому, что мы стали беднее, зарплаты меньше, цены выше, кто раздал сбережения еще в начале?

– Думаю, и то и другое. Мне кажется, что слишком завысили планку к сборам, и они превратились в искусство. Мы когда-то шутили – я придумал номер о человеке, который смотрит на сборы и думает, куда ему донатить: «Ага, а тут не песня», «А тут Дантеса нет», «А здесь не устроили шоу», «А здесь картинка некрасивая», «А тут военный запнулся, когда что-то говорил», «А тут звук плохой»…

Вот собирали недавно 300 миллионов на морские дроны – и собрали. Когда я на день рождения собирал миллион, я тоже думал, что это невозможно, но получилось. И у меня не было песни, не было ничего, я просто написал на бумажках цифры, что и куда мне нужно, и под музыку поднимал бумажки с новым текстом и новым сбором.

У меня нет конкретного «рецепта», как закрыть сбор побыстрее. Мне кажется, для сборов должно хватать и видео от военных.

Хотелось бы, чтобы люди больше приобщались, но я понимаю тех, у кого действительно заканчиваются деньги. Потребностей становится больше, поэтому и сборов больше. Очень надеюсь, что станет легче с fpv-дронами, когда начнется наше серийное производство, потому что на дроны идет много сборов, и волонтеры не будут закрывать хотя бы этот вопрос.

– В интервью проекту «Розмова» вы признавались, что вам страшно воевать. И это абсолютно естественно, честно и искренне, потому что страшно всем, кто бы что ни говорил. Но ведь это не значит, что не придет ваша очередь, потому что вам страшно. Проходите ли вы какие-нибудь учения, чтобы быть готовым? К примеру, Андрей Хлывнюк советует не ждать и уже учиться, присматриваться к военным профессиям, где можно быть полезным.

– Я езжу на стрельбы. Не очень хорошо получается, скажу честно, но попыток не оставляю. Ходил на несколько уроков по тактической медицине.

Но я много лично общаюсь с военными и понимаю, как в принципе работает армия изнутри.

– Вы упоминали о телеведущем Денисе Христове, который вывозит людей с прифронтовых территорий. Вы знакомы?

– Он очень крутой. Реально из всех медийных людей, кроме тех, кто пошел воевать в горячие точки, самый крутой.

Мы знакомы. Не могу сказать, что часто общаемся, но отреагировать друг другу на сториз можем. Уверен, и при встрече отлично пообщаемся.

Когда вижу, где он бывает, не понимаю, как это возможно. К тому же, он это делает до сих пор. Ведь сколько было примеров, когда люди что-то делали в начале войны, а потом сошли с этого пути. Волонтерство как раз в том, чтобы не останавливаться.

Это как с детьми в шелтере – я понял, что это навсегда. Эта связь между мной и ими мне важна, я хочу знать, как сложится их судьба. Поэтому важно начинать и не останавливаться, не просто для галочки что-то разовое сделать.

Думал ли я об этом, когда все начиналось? Фактически, да. Представлял ли, что все это так надолго? Нет. Доволен ли тем, что так все сложилось? Да.

– Когда ты получаешь положительную ответную реакцию, это тоже важно. И дети будут об этом помнить.

– Они меня держат на плаву, честно. Были периоды, когда, например, открылась Буча, сразу ехал к детям. Они – это нечто такое магическое, доброе, наивное, что держит мою психику. И я отвлекаюсь, когда с ними. Чувствовать себя полезным – это, мне кажется, самое важное во время войны.

Стоит спрашивать себя: заслужил ли я что-нибудь, если ничего не сделал? Нет. Я тоже не святой, могу пойти с друзьями в бар выпить. Но ты должен понимать: если ты что-то хорошее сделал для кого-то, можешь что-то сделать и для себя. А если все только для себя – значит, нужно что-то менять.

– Вы так говорите «сходил с друзьями в бар выпить», как будто это что-то страшное. Эти упреки, что все не ко времени, тоже нехорошо.

– Я это понимаю. Другое дело, что я никогда не выложу это в сториз. Просто не могу себе позволить. Публиковать фотографии из бара, тусовки… Нет. Лайфстайл у меня сейчас один – это сборы и война.

– Показушность немного выбивает из колеи, когда кто-то из блогеров постит сумку за 50 тысяч долларов или авто за миллион. Никого не осуждаю за это, каждый имеет право тратить свои деньги как захочет, просто можно этим сейчас не хвастаться.

– Для меня это какой-то параллельный мир. Я вот купил PlayStation 5, решил сделать себе подарок. Но не могу публиковать такое, это довольно дорогостоящая покупка. Зачем?

Мне жаль, что люди думают, что крутость сейчас в тех вещах, которые ты покупаешь, в тех странах, в которых отдыхаешь. Напротив, крутость сейчас – в закрытом сборе, если мы говорим о гражданских. Таких людей я уважаю. А просто посмотреть, как человек отдыхает… Не знаю, мне жаль, что до сих пор такой контент интересен людям. Хотелось, чтобы было больше подписчиков у военных, у волонтеров.

Телеведущий организовывает много сборов в своих соцсетях. Фото: Instagram.com/fimakonst/

Искренне извиниться – это тоже дар

– Вы откровенно посылаете куда подальше людей, которые выехали, не вернулись или просто отсиживаются. Как сделать так, чтобы те, кто сбежал, кто молчит, не вернулись потом в наше инфопространство?

– Мой хейт к нашим звездам, которые уехали, на самом деле может быть обоснованным, если они захотят удержать свое влияние, свою популярность, захотят вернуться, словно ничего и не было. Это хуже всего. Я не верил, пока не увидел фото, как в день обстрелов Влад Яма выложил фотографию и подписал, что у него все хорошо.

Мне кажется, самое лучшее – это просто не вспоминать об этих людях. А вот если они захотят вернуться, давать концерты, петь патриотические песни, тогда нам нужно включаться. И как показывает пример Лободы – это возможно.

Все же общество теперь имеет значительно большее влияние. У людей сейчас очень обостренное чувство справедливости, они очень сильно чувствуют, когда их пытаются обмануть.

Будь я на месте этих звезд… Во-первых, считаю, что момент, когда можно было вернуться и быть прощенным, уже прошел. Я бы не писал никаких песен, а записал бы честное видео, сказал, что мне было страшно, я уехал, воспользовался какими-то связями, что совершил ошибку и готов вернуться и отвечать за свои поступки. Надо быть честными с людьми, а не петь песни или рассказывать какие-то фейковые истории.

Надо понимать: искренне извиниться – это тоже дар. Думаю, не у всех есть истинное понимание того, что они сделали, и того, что могли бы сделать, будь здесь. Жаль, потому что такие люди, как Потап, Винник, Яма, могли бы делать гораздо больше и закрывать какой-то процент сборов.

Печально, что такие люди были лидерами мнений в Украине. Но с другой стороны, очень благодарен войне за то, что она отсеяла этих людей, немного изменила элиты и шоу-бизнеса, и юмора. Я очень рад, что Вася Байдак, Антон Тимошенко теперь собирают залы. Не думаю, что это было возможно до полномасштабной войны. Мне кажется, именно сознательные люди должны быть популярны.

– Как раз накануне разговора вспоминала момент. В 2017 году Freedom Ballet праздновал 15-летие, и одной из приглашенных гостей была Ани Лорак. После ее выступления весь зал долго аплодировал стоя. Она пустила слезу, сказала, как любит Украину… Поэтому память может быть короткой, к сожалению.

– У людей действительно короткая память. Есть те, кто, возможно, и ждет концерт Ани Лорак, к сожалению. Что с этим делать? Возможно, создавать петиции, запрещать на законодательном уровне. Усилить немного культуру отмены – было бы хорошо.

– А из вашего окружения есть люди, которые отсеялись?

– Почти 15 лет меня окружают одни и те же люди. Мой круг не меняется, несмотря на изменения в моей жизни. И я рад, что они не изменились и во время войны.

Хотя с двоюродной сестрой перестал общаться. Она за Украину, здесь вопросов нет. Просто был момент, когда я написал о фотографии Влада Ямы. Яма опубликовал снимок из шоу «Хто зверху?», где он лежит на какой-то пластиковой штуке, и подписал: «Тримаймося».

И сестра мне написала, зачем я развожу хейт. Хотя я ни один скандал нигде не комментировал, «зраду» не развожу. Ибо, как показывает практика, все эти «зради» касаются конкретных людей во власти, лучше подписать петицию, чем опубликовать како-то пост и демотивировать людей донатить. Вот так мы с ней поговорили и перестали общаться.

– Изменились ли ваши отношения с любимой? Война многое меняет в отношениях и вообще наши ценности.

– Война никак не изменила, потому что мы с Лизой вместе около года. Думаю, она изменила меня в плане отношений. Мне кажется, я стал добрее, нежнее и романтичнее.

Ты начинаешь ценить моменты, думать, что можно где-тоь и не поссориться. Говорить то, что чувствуешь. Все должно быть честно и прозрачно.

– О женитьбе не думаете?

– Я только недавно официально развелся. Мы разошлись с бывшей супругой осенью 2021 года. Остались в отличных отношениях, поддерживали друг друга, когда началась полномасштабная война. Но официально развелись неделю назад.

– Тогда что сейчас в ваших приоритетах?

– Из ближайших планов – написать стендап. Я активно выступал в начале, когда стендап только появился в Украине, поэтому хочу сделать первый сольник. Думаю, мне есть, что рассказать.

Это не просто – провести шоу, это немного другое, это ты один на один против всех. Этим мне стендап очень и нравится, потому что это шутка, которую ты написал, это шутка, которая нравится тебе. И вот выходишь ты эти шутки рассказывать широкой общественности – это очень круто. Это очень сложный процесс, но, думаю, все удастся.

А если говорить глобально, моя мечта – это late night show. Мне кажется, такая мечта должна быть у каждого адекватного ведущего. Опять же, я много смотрю американского продукта и вижу, как там эта культура построена. Это круто, когда у тебя есть проект, куда ты зовешь гостя, и не должен его «облизывать».

Например, у нас есть шоу Жени Яновича. И, на мой взгляд, наша большая проблема в том, что ведущий благодарит гостя, что тот пришел, а не наоборот, и от этого все и выстраивается. В Америке, когда гость приходит на late night show, он благодарен, что его пригласили. Мол, ты к нам пришел, а не мы тебя уговаривали, и если ты пришел к нам, играешь по нашим правилам, с нашими шутками.

– По-моему, наша проблема в том, что немногие звезды имеют прекрасное чувство юмора.

– Лет шесть назад мы с Дантесом и Владом Карагодиным писали плохие шутки. Это был такой формат, где звезды читали друг о друге шутки. И оказалось, что они не готовы смеяться. Были некоторые звезды, которые делали вид, что вообще не понимают шутку. Это капец.

– Чтобы посмеяться над собой, до этого нужно дорасти.

– А это главное. Самокритичность – такая черта, которая должна быть у медийной персоны. Везде есть юмор, всюду можно пошутить. Мне не интересно, когда человек живет в своем вымышленном образе. Надеюсь, это изменится.

Фима со своей девушкой Лизой. Фото: Instagram.com/fimakonst/