24 февраля Тарас Тополя пошел в тероборону, Елена же должна была позаботиться о безопасности их троих детей – 9-летнего Романа, 6-летнего Марка и Марийки, которой в августе исполнится 2. С тех пор вживую пара еще не виделась ни разу. Сейчас Елена с детьми в Америке, но признается – хочет прилететь в Украину, чтобы обнять мужа.
С Еленой Тополей мы поговорили об их жизни в Америке, общении жены с мужем и детей с отцом, благотворительных концертах, важности языка и новой истории.
- Елена, каким был ваш разговор с Тарасом, что он идет на войну?
– В тот момент я вообще не осознавала, что происходит. Сирены, взрывы… Надо было быстро собрать детей, все необходимое и - ехать. Мы думали только о том, чтобы вывезти детей. Это была задача номер 1.
К сожалению, мы не заправили авто заранее – это я виновата. Я не верила, что такое может произойти. Тарас постоянно мне говорил, чтобы я заправляла машину по полной, но, честно, не верила, что будет война. Думала – это ведь настолько неадекватно, что этого не может быть. Но, к сожалению…
Папа Тараса забрал нас у заправки, мы простояли там 3 часа. Дети измучились, хотели есть, у нас маленькая дочь, которую надо мыть, менять подгузники. Физически была сложная ситуация. Мы доехали до дома папы, взяли хлеба, соленых огурцов, снова сели в авто и выехали на Золочев Львовской области, где живет наша няня.
Ехали туда 23 часа без остановок. Приехали в 3:30 утра 25 февраля, няня нас приняла. Вещи нам сносило все село – одежду для детей, детский горшок, коляску, потому что мы ничего не взяли.
Прожили там две недели. Думала, немного побудем и вернемся домой. Но когда начали бомбить уже запад Украины, решили ехать в Варшаву. Там мы пробыли неделю, ожидая, когда за нами из Америки прилетит муж мамы Тараса. Он нас забрал, и мы улетели с детьми в Америку. И вот до сих пор мы с детьми здесь.
Я, кстати, собираюсь скоро прилететь в Украину увидеться с мужем, потому что, мягко говоря, очень соскучилась.
– А ваша семья как?
– Мои братья, как и Тарас, тоже военные. Папа работает на авиазаводе, где ремонтируют самолеты. Так что все при деле. Мама помогает ухаживать за детьми моего среднего брата. Вся моя семья, в которой я выросла, в Киеве.
- Тарас – человек социально-политически активный, он всегда интересуется событиями в стране. Обсуждали ли вы, что война может быть?
– Конечно, Тарас поднимал эти вопросы. И не раз. Но мне это просто не налезало на голову. Жить в цивилизованном мире в XXI веке и ожидать таких вещей – мне это казалось какой-то нехорошей выдумкой.
А Тарас готовился заранее. Спальники, рюкзаки, все самое необходимое у него было собрано.
А я не была готова к этому абсолютно. Не верила до 5 часов утра 24 февраля. Когда раздались взрывы, дети начали плакать – я не знала даже что им сказать.
- Ваши отношения сегодня – это видеосвязь. Как вы поддерживаете друг друга на расстоянии? Как переживаете эти моменты?
– Мы переживаем. И переживем! Мы общаемся, стараемся созваниваться каждый день. Конечно, если Тарас на дежурстве, такой возможности нет. Но, поверьте, мы не та пара, на которую влияет расстояние. Тем более – у нас трое детей. Они не дают мне расслабиться, они дают Тарасу сил, что он должен быть здоров, жив, цел, потому что у него тоже трое детей. Здесь речь не только о нас. Мы любим друг друга – и ничего не изменилось. Я лечу в Украину к нему, потому что просто уже не могу – хочу его увидеть, обнять.
Елена признается, что собирается в Украину к мужу, чтобы обнять. С начала войны пара еще не виделась. Фото: пресс-служба ALYOSHA
- Трое деток, Марийка вообще совсем маленькая, чужая страна, но вы еще и выступаете на благотворительных концертах. Как успеваете?
– Очень помогает мама Тараса. Это Америка, и чтобы выступить где-то на концерте, это не так легко: не сядешь просто в авто, чтобы доехать до какого-то города, здесь нужно постоянно летать. Все на очень больших расстояниях. И если бы не помощь мамы, я бы не могла ни к концертам приобщаться, ни, как сейчас, прийти на репетицию. Мне в музыкальной студии бесплатно дают возможность петь, попрактиковаться. Тарас написал директору письмо с просьбой, чтобы меня приняли, и меня приняли. Поэтому у меня есть хорошая возможность быть в тонусе, и я в любой момент могу ехать на концерт петь ради Украины. Хотя других здесь концертов и нет.
Кроме мамы Тараса и ее мужа Алекса, в Лонг-Айленде живет тетя Тараса - Валя. Кстати, мальчики как раз сейчас у нее находятся. Еще они ездят в детский лагерь на полдня. Поэтому именно в этот период я могу улететь в Украину. Потому что оставить на маму троих детей – это очень тяжело. А так она останется только с Марийкой.
- Петь, писать песни – насколько это эмоционально сложный сейчас процесс?
– Песни не пишутся, но поется. И без молитвы не обходится. Это моя определенная медитация, моя связь с Творцом, когда я могу передать свои переживания, просьбы, попросить помиловать. Очень тяжело, когда ты на расстоянии. В Украине, мне кажется, немного легче душевно. А тут все настолько терзает душу, что все переживаешь через себя – каждого ребенка… И ты ничего не можешь сделать, потому что ты не дома.
– Знаете, мы, кто здесь, тоже ничего не можем сделать, к сожалению. Не можем уберечь других от «прилетов», как бы этого ни желали.
– К сожалению, и армия не совсем оснащена, у ребят есть большие потребности. И я не вижу, чтобы те деньги, которые мир постоянно передает Украине, до них доходили. Тарас тоже говорил, что им нужны машины, приборы ночного видения.
Я понимаю, что все стоит очень дорого, но очень странно, что за деньги, которые предоставляют Украине, нельзя купить самые необходимые вещи. И мы должны иметь не 1-2 единицы того, что нужно, а запас. Вот надо ехать ночью ребятам, а фары включать нельзя, чтобы не засветиться, и они не могут вывезти тела, раненых, они не успевают доехать, и люди гибнут. Погибают из-за того, что до них просто не могут туда доехать! Неужели жизнь дешевле тех приборов? У меня это просто не укладывается в уме.
Поэтому мы и дальше организовываем концерты. Но сейчас собираем на конкретные вещи для конкретных людей. Они будут приобретены здесь, и их получат там, где есть в этом насущная потребность.
– Роман и Марк ходят в школу? Как они приспособились в Америке?
- В нашей школе мы учим английский-британский, а здесь – английский-американский, и он отличается. Но это дети – они быстро адаптируются. Конечно, они мало что пока понимают, но на пальцах, с помощью жестов хорошо со всеми общаются.
Сейчас в школе обучение уже закончилось. Но, как я говорила, они ездят в лагерь, там общаются с детьми. И все у них вроде бы удается. Марк, мне кажется, даже скорее схватывает английский, чем Роман. Они перестраиваются на несколько иной менталитет, учат язык, другую культуру. Это хороший опыт, который поможет им в будущем.
– А насколько там тяжело жить в финансовом плане? Америка – не дешевая страна.
– Если бы здесь не было у нас родных, мы бы сюда никогда не поехали. У меня, конечно, есть знакомые, куда бы я могла еще поехать, но сидеть у кого-то на шее не очень хотелось. И здесь есть мама Тараса, которая может помочь мне с детьми. Если бы я даже нашла какую-то работу, чтобы зарабатывать, мне нужно было бы куда-то устраивать детей. А это все, опять же, стоит денег.
Медицина здесь невероятно дорогая. У меня, например, недавно опухли миндалины, у меня никогда раньше такого не было. Поход к врачу – 500 долларов. Я не могу себе это позволить. Поэтому лечилась народными методами. Как чувствовала, так и делала.
Здесь без родных, без помощи выжить невозможно. А не дай Бог ребенок заболеет. Я подавала документы, чтобы получить хоть какое страхование, но мне отказали. Не отказали только Роману, потому что он родился здесь, он является американским гражданином. А мне, Марусе и Марку болеть нельзя.
- Говорите ли вы с сыновьями о войне в Украине?
– Они знают абсолютно все. Просто они не так об этом беспокоятся, как взрослые. Они живут в своем детском мире, и в принципе я не хочу, чтобы они каждый день смотрели какие-нибудь новости. Иногда, когда у меня эмоциональные срывы и я просто ни с того ни с сего начинаю плакать, они подходят и спрашивают: «Мама, что случилось»? Говорю, что все нормально, но они понимают, что я плачу о Украине.
Они очень соскучились по Тарасу, они тоже очень хотят домой – хотят в наш парк, в свою комнату…
– Какие у них разговоры с папой? Чем они с ним делятся?
– Они всегда пытаются делать для него какие-то презенты. То картинки ему рисуют, то что-то выжигают на дереве. Они в курсе всех мемов, поэтому рисовали, как рашистские танки наши гуси клюют, чтобы поднять настроение папе. А Марийка у нас хозяйка и генерал (улыбается). Девушка боевая.
– У вас день рождения был 14 мая, у Тараса – 21 июня. Как поздравляли друг друга?
– Я на свой день рождения как раз была в Далласе, штат Техас. У меня там был концерт в католической школе. Тарас, должно быть, связался с организаторами, потому что они знакомы, и они от него подготовили для меня в гримерке букет ромашек, как я люблю. А дети, которые там учатся, нарисовали мне очень много рисунков с ромашками. Вот так он меня поздравил.
У меня, к сожалению, не было возможности передать свои поздравления в качестве подарков, поэтому я позвонила, поздравила, сделала пост в Инстаграме. Это все, что я в этот момент могла сделать, к сожалению. Надеюсь, очень скоро его увижу.
– А песню 2step вы слышали до эфира или слушали премьеру уже со всеми украинцами?
– Со всеми.
– Какие эмоции у вас были? Я даже представила, как вы стоите напротив него и он для вас поет.
– Я эту песню воспринимаю не только как свою. Эта песня исполнена Тарасом, но она исполнена от имени миллионов мужчин, которые так же пели бы, если бы могли. В ней много любви, много боли, много ожиданий, надежд (плачет). Я даже не могу описать словами свои эмоции.
– Там еще есть такая фраза: «мила, обіцяю, коли все мине, я танцюватиму з тобою so slow». Вам часто удавалось танцевать вдвоем?
– Нет, мы практически никогда не танцевали вместе. Танцевали, пожалуй, раза два. Первый – когда еще только начали встречаться. Я пришла в какой-то клуб на их концерт, а после концерта мы остались на афтепати, и вот там мы разошлись в танцах. А где танцевали второй, даже не помню. Это было так же не серьезно, мы просто смеялись и веселились. Тарас не любит танцевать. Хотя он и ходил в детстве на народные танцы, как-то у него с танцами не сложилось, он некомфортно себя чувствует в танце.
Но «коли все мине», ему придется станцевать со мной.
– О чем вы сегодня мечтаете? Думаете о будущем?
– Где-то год назад я поняла такую вещь: когда ты много мечтаешь, строишь какие-то планы, ты не живешь здесь и сейчас, не осознаешь, что происходит здесь и сейчас, не можешь правильно это оценить, не можешь правильно расставить по местам приоритеты. Поэтому стараюсь жить здесь и сейчас, в этот момент чувствовать себя, осознавать себя здесь и сейчас. Осознавать – кто такая я, что вокруг меня, почему так.
У меня есть какие-то картинки в голове, которые появляются сами по себе. Может быть, они похожи на мечты, но они появляются не по моей воле, я ничего не планирую. Наверное, это какая-то моя цель, и если она резонирует со мной на позитиве, я могу целиться в эту сторону.
А так, особенно сейчас, у меня одно желание – чтобы закончились эти ужасы, чтобы Украина победила, чтобы мы счастливой страной поднимали то, что затоптали веками – нашу правдивую историю, культуру.
Вот поют «Ой у гаю при Дунаю». А чего при Дунае? А где этот Дунай? Выходит, что украинцы при Дунае жили. А вообще – какие у нас были территории, а какие стали? Советский Союз с главенствующей россией менял историю так, как ему хотелось. Информацию об украинских корнях, историю и культуру просто стирали отовсюду. Поэтому хочется знать ту историю, которая была на самом деле, знать правду.
Потому что наши поколения растут как в тумане. А мы не просто территория, мы великий народ.
– Что еще в вас изменилось? Были ли разочарования?
– Разочарований нет. Есть осознание того, что я такая же, как все, что мне давали знать, что мне вкладывали, то я и знаю. Сама я ничего не искала, жила на абсолютном доверии, как и все остальные дети.
Мы все сформированы с детства. Поэтому сознательным взрослым людям сейчас нужно понимать – после того, что произошло, что происходит, новые поколения должны знать больше. Все, что касается языка, истории, все это надо поднимать. Иначе ничего не изменится. Даже после победы. Если все снова вернется на круги своя – смысл тогда всей борьбы? Сколько людей, детей погибли! Ради чего? Ради того, чтобы просто отбиться?
Мы уже таки должны стать Украиной со своим языком и правдивой историей. Поэтому все публичные люди, у которых есть влияние на тысячи людей, должны нести ответственность за то, что они делают.
Для меня было неприемлемо, когда многие артисты несли какую-то пургу своим творчеством, простите, как есть, и воспитывали новые поколения этой пургой. Поэтому все публичные личности, которые говорят, поют, танцуют для народа, должны нести хорошие смыслы. Они – это воспитатели. Я это говорила с первого дня, когда вышла на сцену.
Я сама выросла в русскоязычном Запорожье. У меня была русскоязычная школа. У меня была та история. Но с 2014 года я перешла на украинский язык, начала писать свои песни только на украинском – Майдан, война меня изменили. А на большинство эти события вообще никак не повлияли. Они все равно поехали выступать к врагу. Однако это их выбор, я не несу ответственность за других публичных людей. Но свою ответственность прекрасно осознаю и призываю всех сделать то же самое.