• Главная
• Онлайн-конференции

 Вы приехали на вечер памяти Михаила Пляцковского. А Вас судьба сводила с этим человеком?

-Конечно, сводила. В концертах. Были концерты, были встречи. Тогда они как-то особо не запоминались, потому что всегда все вместе были и не думали, что человека не будет так рано… Поэтому, в общем-то… Михаил Пляцковский и Михаил Пляцковский. Все мы знали, что поэт-песенник, прекрасный поэт-песенник. Ведь это сейчас не объявляют, кто автор песен, а раньше это был закон – на сцене объявлять авторов. И стихи, и музыку кто написал, мы все знали. 

Но тогда и песни были другие. Не жалко было поставить свою фамилию.

-Конечно! Я вообще сейчас не понимаю, что это за песни. Как там… «я знаю пароль, я вижу ориентир, какая-то там любовь спасет мир». И три лова – вся песня. А это же ведь душевные слова. Я в сегодняшнем концерте буду петь песню Евгения Птичкина о счастье. Потрясающая песня. Я когда ее первый раз услышала, она мне так понравилась! Необыкновенная песня. И сегодня, когда за кулисами стояла на репетиции, оказывается, много песен, которые поем мы, поют артисты, они на стихи Михаила Пляцковского. Он же написал более 200 песен. И очень многие из них стали всенародно любимыми. Когда народ поет песни, не всегда задумывается – кто автор. Правда? Они как бы уже народными становятся. Оказывается, эти песни, которые мы любим, написал Михаил Пляцковский. Вот Вы спрашиваете – встречались, не встречались? Представьте – детский концерт, поет большой детский хор. Шаинский и Пляцковский  - по-моему, они неразрывны были. 

ФОТО БУНОВСКИЙ Константин

Татьяна Александровна слово “кукурузовод» Вы с первого раза произнесли без запинки. А было ли слово, которое Татьяна Судеец не могла бы произнести в эфире?

-Конечно! Во-первых, мне все время почему-то попадались , особенно рано утром, когда вела программы «Орбита» - они же начинаются раньше намного, чем по московскому времени – в 12 ночи, в час ночи, в пять утра…И мне обязательно доставалась программа какая-нибудь, где были фамилии разные самые, и особенно казахские, киргизские. Попробуйте выговорить их с утра. Бумбольбельбеков какой-нибудь. -))) Я помню один случай: была такая передача «Наш адрес - Советский Союз». И я выучила, кто должен принимать участие, все-все-все выучила, и вдруг мне объявлять уже идти, а мне говорят : «Таня, все меняется. Будет Шастон Шаймиевич Симамдуев».

И ошибалась, и некоторые слова не выговаривались. В основном, конечно, на репетициях. Перед тем, как выйти в эфир, мы же все равно репетируем. И как меня научили, как я сейчас учу своих студентов – надо прочитать по слогам сначала это труднопроизносимое слово, потом его несколько раз произнести, причем так, чтобы оно от зубов отскакивало. А перед тем, как читать, поставить себе «галочку» перед ним – «Внимание, Таня! Слово трудно произносить, особое внимание обрати!» 

Вы говорили, что попасть на ТВ Вам было несложно. Но сложнее, наверное, было удержаться: интриги, дочери и сыновья партэлиты. Было ли  все это в Вашей карьере?

-      О чем Вы говорите? Я такого никогда не могла говорить! Попасть на телевидение для меня было…я  не знаю… Это просто какой-то счастливый случай был, лотерейный билет. Лотереей в жизни вытащила свою профессию. Очень сложно было попасть. Какой конкурс был – 600 с лишним человек, а нас всего четверых взяли. Мне кажется, это сейчас не сложно попасть, имея большой карман или влиятельных близких. А удержаться…. Наверно, в любой профессии сложнее. Так нельзя говорить, что только на телевидении труднее  удержаться. Но, если человек любит свою профессию и стремится к ней, наверно, не очень сложно… У меня не было такой задачи – удержаться. Конечно же, я боялась. Я помню, как я первый раз (это было 2 марта 1973 года, в пятницу – тоже на всю жизнь запомнила этот день), когда я в эфире сказала: «Черти что». Причем, получилось как… (видеофрагмент)       

Фамилия невестки маршала Советского Союза Вам помогала или больше вредила?

-Когда я вышла замуж за Володю Судец, я уже была Татьяной Грушиной и меня уже знали. И когда я поменяла фамилию на экране, то Володин папа Владимир Александрович, он уже был в так называемой «райской» группе военных. А у нас же все быстро забывается, когда человек уже не на руководящем посту. И, в общем-то, его тоже уже подзабыли (хотя я считаю - незаслуженно). И когда я появилась на экране под фамилией Судец, ему тут же Леонид Ильич Брежнев прислал поздравительную телеграмму. Он мне сказал: «Спасибо, дочка!». Я не говорю, что это моя заслуга. Так случилось, что эта фамилия на экране благодаря мне появилась, но очень много ведь военачальников, о которых редко вспоминают – Рокоссовский, например. А ведь все военачальники – они все были личностями. Но, к сожалению, как-то так исторически складывается, что о них мало говорят и мало о них вспоминают. А фамилия Судец все время на слуху была благодаря мне. Так что это я им помогла, а не они мне! -))) 

В Гнесинке из вас брались сделать вторую Татьяну Шмыгу. Не жалеете, что променяли перспективу большой сцены на большой эфир?

-Нет, не в Гнесинке. Я когда училась в радиомеханическом техникуме, я занималась в художественной самодеятельности. И у меня был педагог – Клавдия Ильинична Кузьмина. Она преподавала в народно-певческой школе при Большом театре и занималась со мной. Я после техникума готовилась поступать в Гнесинское училище на отделение музкомедии. А в техникуме я пела оперетту, отрывки мы готовили. И говорили, что я вторая Шмыга буду. Она мне безумно нравилась! Но мама не пустила, и не вышло из меня второй Татьяны Шмыги. Но зато я первая Татьяна Судец.   

Вы записали диск с романсами «Песни моих родителей». Насколько мне известно, Вы ведь таганская девчонка. А знаменитую «Таганку» ни разу не пели?

-Вы знаете, как-то в репертуаре родителей моих не было этой песни. Я эту песню знаю, мы поем ее, когда собираемся, но это же песни моих родителей. Поэтому, может быть, ее и нет. 

Вы 8 месяцев учили японцев русскому языку. А чему они за это время успели научить Татьяну Судец?

-Есть палочками. Вы знаете, я в какой-то из своих жизней, наверно, была японкой. Потому что я палочками стала есть сразу, меня никто не учил. Я посмотрела, как они их держат, и сразу научилась. Мне безумно нравилась еда японская национальная. Я палочками рыбу разделывала, они говорят: «Таня-сан, Вы что, учились этому?». Я говорю: «Нет». Когда на меня надели кимоно настоящее (а это же целый ритуал, там надо много-много одежек на себя надеть, а потом юката сверху – это то, что у нас считается кимоно), они сказали, что у меня фигура для кимоно просто создана. А потом они меня попросили чашку подать, и я как-то рукава поправила, они говорят: «Таня-сан, Вы даже рукава поправляете как японка». Чему научили они меня? Я там закончила курсы икебана. Научилась составлять букеты. Мне очень нравилось это все. Созерцанию, может быть, умению обращать внимание на что-то важное. 

Простой народ считал женщин-дикторов небожительницами. Хотя все было отнюдь не так. Мужчины внимательно изучали Вас, а женщины Ваши кофточки. Если не секрет, как Вам удавалось так элегантно одеваться. Шили сами или доводилось иметь дело с фарцовщиками?

-У меня было много подруг. Одна даст что-нибудь надеть, вторая. А потом, ведь женщина – она такая хитрая…Она одну и ту же вещь может задом наперед перевернуть, сверху чего-нибудь надеть, и она по-другому смотрится. У меня один раз было так. У меня была старая кофта, я ее надевала задом наперед - спереди она пестренькая, а сзади гладенькая, вырез менялся. И надевала сверху что-то, другую кофточку. И уже новый наряд был. Однажды утром рано я ехала на работу, задом наперед надела кофточку, а вторую-то и забыла. Приезжаю… Ба! Пришлось развернуть и переодеться. Голь на выдумки хитра! -))) 

А какой-то индпошив, спецателье были?

-Да, у нас были. У нас было ателье, где нам шили раз в два года что-то. Ну, например, мне один раз шили концертное платье. Такое красивое-красивое – розового цвета. А молнии в тон не было. И мне пришили зеленую молнию. А как же с зеленой молнией? Мне говорят: «Таня, ты ж все равно лицом стоишь». Я отвечаю: «Ну я ж хожу по сцене», и мне предложили передвигаться боком. И я, как краб, по сцене… 

Из всех Ваших нарядов наибольший фурор произвела кофточка в японском стиле.

-Она была не в японском стиле. Когда я приехала из Японии, я купила себе кофточку, она была ангорка, кимоно и такими полосочками спереди, как гармошка. Ну, и один из зрителей написал письмо: «Таня, кофта у тебя – гармонь, да и только. Но по глазам вижу – играть на ней некому!». Зрители много нам писали писем, прямо мешками приходили. Разное писали. А я два раза всего ответила. Первый раз, меня поразило, когда я открыла конверт, оттуда выпал засушенный цветок черемухи. Это мальчик из армии мне написал, что когда он меня видит, как будто бы он дома, вспоминается мама, папа. Я ему ответила, потому что меня цветочек как-то тронул. Ответила, что время пролетит быстро, Вы вернетесь домой, мама и папа Вас ждут. Такое какое-то, доброе письмо написала. А молодой человек еще раз мне написал, и уже как-то «с чувствами». И я тогда прекратила переписку с ним. А второй раз, когда я ответила – мне написала девочка из Волгограда. Рассказала, что учится в 8 классе, и ей хочется быть диктором, скажите – как, что? Не знаю, почему я ей ответила. Я написала, что нужно сначала окончить школу, получить высшее образование, пройти конкурс. Проходит время, к нам приходят стажеры. И одна из них ко мне подходит и говорит: «Татьяна Александровна, а Вы не помните, как Вы ответили одной девочке из Волгограда? Это я». Это Лена Старикова! 

«Время» – очень серьезная передача. Но догадываюсь, что накладки, курьезы в виде ляпов и оговорок случались и там. Как выходили из положения?

-Вы знаете, это не та передача…У меня ляпов не было, но я как страшный сон вспоминаю один выпуск до сих пор. Когда мы уже сидим в эфире, и вдруг приносят информацию с пресс-ленты. И не первый, а второй экземпляр – он «слепой». Мало того, там не вычитано все, с этими тчк, зпт. И когда я читала, я, во-первых, не понимала, что читаю, чтобы не дай Бог тчк, зпт не прочитать и еще не видно половины слов…Это я помню, как сейчас, как мне было плохо. А когда просто подсовывали текст в эфире – это ничего страшного, это нормально. 

Татьяна Александровна, когда не было телесуфлеров, какие тексты было сложнее запоминать – правительственные сообщения, или какие-то информационные?

-Нас так учили, и я сейчас так своих студентов учу: тексты нужно читать, рассказывая, и, рассказывая, читать. Ничего страшного нет, если вы подглядываете в листок. Главное – логически правильно сделать ударение. Расставить их правильно, чтобы то, что ты читаешь, ты сам понимал, и было понятно зрителям. Тогда это правильно. Мы запоминали тексты на концерты, конечно же. Я помню, я выходила – у меня были все руки исписаны подсказками. Главное, уметь подглядеть красиво и знать, о чем ты читаешь. Мы учили огромные тексты. А сейчас, Вы посмотрите! Они читают по телесуфлеру, и Вы заметили, наверно, глаз – ледяной, они боятся потерять строчку. Я пыталась читать по телесуфлеру – как это трудно! Это надо не упустить строчку, это надо понимать, о чем ты читаешь, не дай Бог потеряешь строчку – и страх начинается. Для меня лично очень тяжело читать по телесуфлеру. 

Игорь Кириллов сказал, что покидает Останкино с легким сердцем и даже с радостью. А Вы?

-Нет. Это он лукавит, что он с легким сердцем.(видеофрагмент) 

16 ноября в Украине отмечается день работников радио, телевидения и связи. Что Вы можете пожелать своим молодым украинским коллегам?

-Дорогие коллеги! Мне очень хочется, чтобы зритель всегда вас понимал!