О смерти 6-летней Эли, или Можно ли эвакуировать детей без согласия родителей
У детей от взрывов рвутся сердца. В буквальном смысле. 6-летняя Эля из Авдеевки умерла, не выдержав грохот обстрелов, а впоследствии стало известно, что такая же участь постигла 3-летнего Ростислава Присяжного из Очакова. Мы не знаем, сколько детей прямо сейчас умирают от страха и отчаяния в своих обстреливаемых врагом домах, в темных холодных подвалах. Но мы знаем, что каждого хочется схватить в объятия и доставить в безопасное место. Волонтеры умоляют родителей выезжать с детьми из зоны боевых действий, а те цепляются за дом, за привычный быт, за призрачные надежды, что ужас вот-вот закончится.
Когда волонтер Влад Маховский рассказал, как дедушка и бабушка Эли трижды отказывали ему уехать ради девочки из Авдеевки, Украина зашлась не просто жалостью, но и гневом. Снова встал вопрос о том, что детей нужно спасать из опасной зоны, даже несмотря на отказ их родителей или опекунов.
Многим это кажется справедливым, а можно ли так поступить?
"Предлагаю бесплатное жилье, а все равно отказываются ехать"
Влад Маховский давно занимается эвакуациями и очень беспокоится о судьбе семей, где есть дети.
– Вспоминается еще одна история из Авдеевки. На обстреливаемой окраине города жили мама с ребенком и бабушка. Несколько раз к ним приезжал, уговаривал уехать и так и этак – не хотят. Наконец вижу, мать ребенка уже сомневается, взяла мой телефон. Но оказалось, что слишком поздно. Вскоре снова обстрел, и женщина погибла, не успела добежать до укрытия. Только после этого бабушка эвакуировалась с внучкой. Эта девочка выжила, но осталась сиротой.
Влад говорит, что взять и вырвать ребенка из рук матери, отца и любимого дедушки – это огромная травма. Но не знает, что лучше – пережить эту боль или подвергаться смерти.
– По глазам вижу, что дети постоянно в состоянии страха. Они видят мало света, живут во мраке подвалов, не учатся даже дистанционно, не могут спокойно играть. А взрослые исходят из соображений, что место насижено, работает соседний магазин, волонтеры привозят помощь, следовательно, можно как-то жить.
Волонтер отмечает, что есть семьи, которые выехали раньше, а сейчас возвращаются в обстреливаемые города, потому что не смогли устроиться в эвакуации.
– Этот негативный опыт тоже имеет свое влияние. Но я предлагаю выезжать не просто так. Я говорю, что у меня есть дом, квартира в Запорожье. Это не абсолютная безопасность, но все же лучше, чем та же Авдеевка. Вы будете обеспечены бесплатным жильем, даже коммуналку не придется платить. Буду помогать и продуктами. У меня есть друзья и знакомые, которые звонят по телефону, говорят, что готовы у себя принять переселенцев и тоже бесплатно. Я все это объясняю, показываю, но... все равно отказываются уезжать, держат возле себя детей, - констатирует Влад.
Влад Маховский искренне скучает по Элеи, которую так хотел, но не смог спасти. Фото: facebook.com/Влад Маховский
"Мы потеряли десятки ангелов, хотя могли спасти"
Одним из первых на смерть Эли отозвался глава Луганской облгосадминистрации Сергей Гайдай.
- Я вспоминаю наших детей из Приволья – двое на месте и девочка в больнице. Не успели добежать до укрытия...
Лисичанск. Прилетело в дом. Двое совсем маленьких. Те фото, которые я получил из больницы, трудно забыть… Мы потеряли десятки ангелов, хотя могли спасти, если бы вовремя забрали в безопасность!.. Мы не можем вывозить детей насильно, но... возможно, стоит.
Пользователи соцсетей задают вопрос более радикально: лишать родительских прав за отказ от эвакуации, привлекать к ответственности по уголовной статье "Оставление в опасности". А с отказом бабушек и дедушек просто не считаться, потому что они не родители и не официальные опекуны.
Николай Кулеба. Фото: facebook.com/KulebaMykola
Руководитель благотворительного фонда Save Ukraine/Спасем Украину, бывший детский омбудсмен Николай Кулеба напоминает, что это проблема не сегодняшнего дня:
– Я помню первые обстрелы Мариуполя в 2014 году. Тогда впервые заговорили о вывозе из города всех детей. Ко мне даже народные депутаты приходили, спрашивали. Я сказал, что это вопрос ответственности родителей. А если мы хотим уполномочить государственные органы, это должно быть сделано на уровне закона. Делайте законопроект, голосуйте в парламенте, тогда сможем действовать.
По словам Николая Кулебы, сейчас проблема эмоционально накалилась, однако решения не нашла.
– Все законодательство, в рамках которого действуют государственные органы, касается мирных времен. А что делать в ситуации, когда в зоне боевых действий государственные органы вообще бездействуют? Я сам могу привести множество примеров, когда мои волонтеры звонят в отчаянии, говорят, что здесь под снарядами дети, родители бессознательные из-за этой войны, замыкаются, ничего не слушают. Кто должен принимать решение? Если волонтеры примут ответственность и вывезут детей, они станут преступниками, похитителями.
"В конвенционных документах: принудительной эвакуации быть не может"
Людмила Волынец. Фото: facebook.com/Людмила Волынец
Между тем попытка решить проблему уже была. В августе прошлого года Кабинет министров поддержал инициативу Минреинтеграции, где говорилось, что семьи, патронатные воспитатели, детские дома семейного типа могут потерять право заниматься детьми, если подвергают их большому риску и отказываются от обязательной эвакуации. Однако документ оказался мертворожденным.
– Постановление Кабмина об обязательной эвакуации из Донецкой и Луганской областей существует, – говорит эксперт по правам ребенка Людмила Волынец. - Но вообще нужно понимать, что во всех конвенционных документах по войне записано: принудительной эвакуации быть не может. И дети не выделяются в отдельную категорию. Государство может изъять из семьи ребенка, если родители алкоголики, наркоманы, не ухаживают, не кормят его, держат в антисанитарных условиях. Однако не из-за войны.
"Это такое психологическое состояние окоченения"
Правозащитница разделяет чувства, которые испытывают люди, когда речь идет о детях в зоне боевых действий. Но идею принудительной эвакуации не поддерживает.
– Поверьте, по этому вопросу проведено не одно совещание на высшем государственном уровне. Первая позиция – давайте забирать. Ладно, давайте. Как? Мы априори исходим из того, что ребенку здесь опасно, а там будет лучше, даже без родителей. Но ведь конвенционные документы написаны не потому, что кому-то так вздумалось. Проводились серьезные исследования, в том числе по поводу последствий, которые могут быть значительно более тяжелыми.
Людмила Волынец отмечает, что сравнивать отказ от эвакуации с небрежным или преступным отношением к ребенку никак нельзя.
– Мы недавно проводили встречу с работниками ювенальной полиции, которые следят за ситуацией на местах. Дети ухожены, накормлены, родители заботятся о них, но не способны на переезд. И дело не только в организационных вопросах или старых людях, прикованных к постели. Волонтеры рассказывают, куда перевезут семью, обещают прислать за дедушкой или бабушкой скорую помощь. А люди не соглашаются. Даже когда дома уже нет, остаются на месте. Это такое психологическое состояние окоченения, когда ты не в состоянии принимать важные решения. И мы еще будем наказывать этих людей, забирая ребенка? Нет, нужно до последнего использовать ресурс уговора.
"Страдания могут быть хуже смерти"
По мнению эксперта, в нашем сознании еще осталось очень много советского.
– Давайте забирать, давайте вывозить. А какая-либо практика принудительного перемещения никогда не давала желаемого результата. Одни трагедии заменялись другими трагедиями, – напоминает Людмила Волынец. – И почему мы стремимся сохранить только ребенка, которому 6 лет, а не храним маму, которой 34 года? Женщина еще может родить, и не раз. Не зря, когда перед врачом, принимающим роды, стоит выбор, кого спасать: женщину или ее ребенка, - решение принимается в пользу женщины. Ибо она родит еще. Это жестокий выбор, но общество не может игнорировать трудоспособное и способное воспроизводиться население.
Относительно бабушки и дедушки, которые заботились о 6-летней Эле и которых сейчас обвиняют в ее смерти, у правозащитницы также есть свое мнение.
– Мы не можем смотреть на пожилых людей как на несостоятельных опекунов. Бабушка и дедушка имеют право на воспитание внуков. Когда речь идет о смерти ребенка, да, мы их осуждаем. Но совершенно спокойно относимся к тому, когда такие же старики брали на себя ответственность за эвакуацию внуков. У нас половину детей спасали бабушки и дедушки.
Правозащитница признается, что не знает однозначного ответа на поставленные вопросы.
– Мы живем в период, когда смерть стала наиболее распространенным явлением. Но это не значит, что ради защиты от смерти мы должны подвергать ребенка страданиям от разлуки с родными, и это может быть хуже смерти.
"Временно изъят", "принудительно перемещен" - такие термины невозможны в законе
По мнению вице-президента Всеукраинского фонда "Защита прав детей" Алексея Лазаренко, дискуссия не имеет смысла, потому что не имеет практического решения.
Алексей Лазаренко. Фото: facebook.com/Алексей Лазаренко
– Ни одно государство не имеет права вмешиваться в частную жизнь граждан только потому, что считает: так будет лучше. Об этом говорит Европейская конвенция о правах человека. Но дело не только в этом. Куда пристроить принудительно эвакуированных детей? У нас дефицит родителей-воспитателей, мало приемных семей, не подготовлены фостерные (временные) семьи. Я уже не говорю, что большинство таких институций сейчас в Европе. Кто будет везти чужого ребенка через всю страну и за границу, какие на него могут быть документы?
Эксперт отмечает, что для устройства в приемную семью или дом семейного типа ребенок должен иметь статус сироты или быть лишен родительской опеки.
- Какой статус может быть у детей, оторванных от родителей – "временно изъят", "принудительно перемещен"? Такие термины невозможны ни в одном законе. В государственных институциях на ребенка тратятся средства, выделяемые из бюджета. Под какую статью брать их на детей, родители которых не лишены прав? Кто будет уполномочен ответственным за жизнь и здоровье ребенка? Когда родители отправляют сына или дочь в оздоровительный лагерь, они лично – письменно - возлагают ответственность на администрацию заведения. На кого будут возлагать в данном случае, если даже будет согласие расстаться с ребенком?
Эмоциональный ответ на болезненный вопрос найти легко, отмечает детский правозащитник, в реалиях все не так. Сейчас в Украине нет единого государственного органа, который нес бы ответственность за детей. После децентрализации службы по делам детей стали органами местного самоуправления.
