Русская печь
В ДЕРЕВНЮ Локня на Псковщине я добирался зимой, в морозы, по заметённым снегом дорогам. "Газик" наш буксовал. Толкая его из сугробов, мы согревались. Но потом снова мерзли. "Ничего, ничего… - балагурил шофер, - вот приедем - и сразу к печке. Дочка горячими щами накормит…"
Большую печь третьеклассница Иришка Цыганова сама пока что не топит. Пока это утром перед уходом на работу делает мать. Но управляться у печи Иришка умеет. Я это видел. Пришла из школы, на гвоздик у печки - пальтишко, на печку - промокшие валенки. Прислонила к теплой беленой стенке ладони, постояла, касаясь печи спиной. Согрелась. И за обед.
Ухватом достала Иришка посуду со щами, с гречневой кашей, достала кринку топленого молока. Мы с директором совхоза с готовностью приняли приглашение отобедать. Еда нехитрая. Но было все горячее, вкусное. А топленое, коричневато-белое с пенками молоко для меня было как подарок из детства.
Иришка после обеда, прихватив книжку, шмыгнула на печь. Там рядком стояли валенки, на гвозде сушился шоферский отцовский кожух, висели на шесте в уголке связки лука.
Пока Иришка, с любопытством поглядывая на нас с печи, рассеянно читает книжку о Карлсоне, который живет на крыше, мы с отцом говорим о русской печи.
МЕСТО у печи в деревенском житье-бытье всегда было прочное и почётное. Само понятие дома составляли стены, крыша и печь. И не было в деревнях ничего прочнее и долговечнее русской печи. Люди постарше знают: война сжигала дотла деревеньки - ни кола ни двора, ничего, а печи стоят. В обычной жизни нередко приходил в ветхость дом, а печь-старушка продолжала служить.
Кто жил в деревне, знает, как много значила печь для дома. Очень нетребовательная к топливу (любые дрова, солома, кизяк), массивная печь очень быстро вбирала в себя тепло, а отдавала его постепенно. Тепло это было сухое, здоровое, ровное. Пришел с морозу, и надо согреться - скорее спиною к печи; простуду надо прогнать, старые кости согреть - на печку, на горячие кирпичи! Одежка, обувка - все сушилось у печки, на печке. Для этого были на ней приступки, шестки, печурки.
И хорошо помню: когда печь топилась, всех в доме тянуло к огню. Было у красноватого пламени печи какое-то магическое организующее начало. Особым был день, когда печь накалялась для выпечки хлеба. Наслаждением было глядеть, как загребают кочергой угли, как подметают печь чисто вымытым помелом, как на большой покатой деревянной лопате с опорою на каток, играючи, отправляют в зев печи огромные хлебы и замечают на ходиках время, когда их следует вынуть.
Все, что связано с детством, мы склонны идеализировать. Это понятно. И все же вкус каши, сваренной в печке, отчётливо помню. Был каким-то особым. Испечённая целиком тыква, топленое молоко, еда под названием "калина" (мука, груши, яблоки и калина), домашние пироги с пода - это все творения печи. Приготовленная утром еда, если ее поставить в подгребённые к устью угли, оставалась горячей до позднего вечера. В утробе печи упревало варево для домашней скотины. А наверху, на печи, сушился солод. Стояла корзина с луком, осенью на печи "доходили", становились коричнево-мягкими груши.
Когда тепло для дома было ненужным, мать в устье печи под таганком зажигала маленький костерок, и еда варилась на нем. А где-то перед войной наша печь превратилась в целый комбайн - появилась у печи плита с духовкой, отдушинки, чугунные дверцы для чистки дымных ходов и отверстие с крышкою на цепочке для подключения самоварной трубы.
Увлекся… Но знаю, кто подобное пережил, меня понимает. Русская печь у всех оставила добрую память, как "семейный очаг" в изначальном, подлинном смысле.
А ПЕЧНИКИ!.. О людях этой профессии много написано и рассказано. Печник на селе почитался и уважался вровень с попом и кузнецом. И если над попом еще кто-то отважился посмеяться, над печником - нет, слишком серьёзная штука - печь в доме. Пошутит в отместку печник - горя с печью не оберёшься.
"Нынче настоящий печник перевелся, - сказал мне как-то в районном автобусе на Верхней Волне перепачканный глиной человек. - Перевелся. Вот я кладу, потому что просят: сложи. Но я ж не печник! Я был на комбайне. За это дело, - рассказчик щелкнул по шее пальцем, - меня тово. Ну я на печи и перешел. Но как кладу… Кладу, чтобы дым скорее из печи ушел. Дыму в избе не бывает. Но и тепла тоже от печек моих - пригоршня…"
Грустная правда. Настоящий печник перевелся. Но, проезжая по деревням, я постоянно о печниках спрашивал, не теряя надежды встретить настоящего, "хрестоматийного" мастера. И вот в деревне Рыкайлово в Локнянком овцесовхозе такого именно встретил.
Еще не старый, полный достоинства, но очень приветливый человек. Одежда в стружках - кроме кладки печей, еще успешно столярничает. Представился так: "Владимир Николаевич, печник". И в ожидании вопросов степенно сложил на коленях ладони.
Интересный получился у нас разговор. Через пару часов я уже знал: Владимир Николаевич Прокофьев - мастер с районной известностью, на двадцать километров вокруг только его ожидают - очередь на два года. На вопрос "Что же, нет других печников?" Владимир Николаевич ответил, что есть и другие, но "люди их не обожают". Почему же не обожают? "Да как вам сказать, у них дым под лавку, а у меня - в небо. Их печка, притронься - холодная, а моя пышет".
Печник не хвалился, простецки он объяснял, в чем суть халтурной работы и в чем состоит мастерство, которое "обожают".
Владимир Николаевич сложил в округе почти полтораста печей. "И, поверите ли, ни одна не дымит! Сам удивляюсь, поскольку знаю: бывают и у мастера неудачи. А тут ни одна не дымит, все служат исправно".
Громоздка печь… Верно, громоздка. Иной в морозной стране быть она не могла. Масса печи должна быть большой, чтобы долго и много хранить тепла. Веками проверенный на Руси тепловой "комбайн", приспособленный к быту и климату, кое-где может поспорить за место в жизни.
Фото автора.
