Оксана Гутцайт: Уже нет желания прятаться, ездить к чужим людям, в чужие страны
В нашей прежней жизни Оксана Гутцайт была ведущей программы «Факты» на ICTV. А во время полномасштабной войны она с коллегами присоединилась к телемарафону «Єдині новини».
KP.UA поговорила с Оксаной Гутцайт о ее работе, как она чувствовала себя во временной эмиграции в Испании, почему решила вернуться домой и как строит свою жизнь сейчас.
Хочу жить своей жизнью, которая у меня здесь
- Оксана, в начале войны вы с детьми выезжали в Испанию. Почему именно туда?
– Туда поехало много наших друзей, и мы решили поехать в Испанию вместе с ними. В свою очередь, у них там есть свои друзья, поэтому нам было у кого пожить. В то время поддержка знакомых и друзей была очень важна.
– Собственно, уже через несколько месяцев вы вернулись домой. Возвращаться уже не боялись?
– Мы возвращались летом, тогда, слава Богу, в Киеве было относительно спокойно. Поэтому страшно не было, ведь очень хотелось домой. Я скучала по мужу, работе, своим любимым местам, дому, своей жизни, которая у меня здесь.
Я все время думала: все, что я нарабатывала годами, россияне у меня забрали. Но жизнь одна-единственная, поэтому я решила вернуться домой в свою жизнь. Помню, что было немного страшно, когда в октябре снова начали бомбить, размышляла, может, нужно снова ехать. А сейчас мы к этому уже привыкли.
– Как дети воспринимали это возвращение?
– Они тоже безумно хотели домой, все время просили вернуться, поэтому радовались, когда решили ехать. Мне кажется, все хотят домой.
- Конечно, хотят, но не все могут преодолеть свой страх.
- Наш страх уже превратился в ярость, в желание жить своей жизнью, как говорится, врагам на зло. Нет желания прятаться, ездить к чужим людям, в чужие страны.
Так и сейчас, когда есть прилеты, когда работает ПВО, когда раздаются взрывы – мне страшно. Не столько за себя, сколько за сына. Но, с другой стороны, нужно жить дальше, делать свое дело. Вообще, до сих пор не могу осознать, что мы, украинцы, привыкли к взрывам. Мне кажется, привыкнуть невозможно и все равно в эти моменты страшно. Но когда все стихает, ты говоришь «Слава Богу, слава ВСУ» – и живешь дальше.
– Вот мы сейчас с вами говорим о том, как много всего у нас уже отобрали россияне, а я читаю, что в украинских чартах снова начали лидировать российские треки, то есть украинцы продолжают слушать российскую музыку. Как такое может быть?
- Я думаю, что слушают российскую музыку украинцы, которые уехали за границу. И, возможно, это отслеживается из их аккаунтов. Они живут там уже больше года, у них спокойная мирная жизнь, и война забывается. Почти во всех странах есть россияне, которые живут, работают с ними рядом. Все ходят в одни и те же магазины, детей отправляют в одни и те же школы. Поэтому они и российскую музыку могут слушать.
Вряд ли это украинцы, которые живут в Украине. Я в это слабо верю. Возможно, есть случаи, но не повально. Как слушать российскую музыку, когда россияне тебя бомбят? Это не мерзко, а еще хуже, не знаю даже каким словом можно описать.
Если не остановить Россию сейчас всем вместе – она пойдет дальше
– Что вы чувствовали, когда выехали из Украины? Есть разный опыт: кто-то чувствовал себя в безопасности, ему было хорошо, кто-то, наоборот, в еще большую депрессию впадал. Вам было там легче?
– Там было легче. Вы ведь помните, как было в начале, когда в Киев все летело, когда люди жили в подвалах. Физически было легче, потому что ты не под бомбежками. Но тогда мне казалось, что тяжело было морально. Но уже сейчас честно себе признаюсь, что так тяжело, как было людям здесь, там не было.
Наш ведущий Андрей Ковальский с семьей, например, никуда не уезжал. Они жили на парковке своего дома полтора месяца. Сначала заболела дочь, потом - сын, но они все равно оставались здесь, потому что Андрей работал, а жена не захотела без него никуда ехать, потому что они семья и должны быть вместе. Вот им было тяжело. А мне сейчас даже стыдно, что я тогда считала, как мне тяжело морально. Морально тяжело – собрались и вернулись назад, другое не нужно придумывать. Возможно, это я сейчас стала слишком строга, но так я трансформировалась.
– Как тогда в Испании встречали украинцев?
– В начале войны нас везде встречали хорошо. Нам помогали всем, чем только можно – и благотворительные организации, и жители. Моему сыну в школе все детки дарили бумажные сердца, какие-то подарки, все спрашивали об Украине. Тогда был шок для всего мира – как это возможно, когда есть границы, законы, документы.
Сейчас, мне кажется, весь мир немного устал от нас. Вот только что была за границей, и уже чувствуется, что они хотят жить своей жизнью. Поэтому большое спасибо нашим государственным институциям, артистам, депутатам, спортсменам, которые ездят и постоянно напоминают о нас. Иначе иностранцы будут забывать, они хотят своей спокойной жизни.
– Это и понятно. Это мы в этом ужасе живем, не они. Если бы такая война была в другой стране, мы бы со временем так же реагировали.
- Вспоминаю, как Россия бомбила Сирию – ужасные кадры с химическим оружием, мертвые детки… Мы посочувствовали, поплакали, ужаснулись, но потом пошли заниматься своими делами. Так же и Европа сейчас.
– С другой стороны, нам еще удается выбивать какую-то помощь. У Израиля в свое время вообще не было никакой поддержки.
- Мне кажется, что Европа сейчас наступает на те же грабли, что и во время Второй мировой войны. Я недавно перечитала книгу Лиона Фейхтвангера «Семья Оппенгейм» – все повторяется.
Если не остановить Россию сейчас всем вместе – она пойдет дальше. Поэтому нужно стоять только вместе. И постоянно помогать, а не выражать беспокойство, вести переговоры и – все. Нет! Так не сработает. А если война затянется надолго, о нас вообще забудут.
– Да, история часто повторяется, но почему-то нас не учит.
- К сожалению. В Германии 30-х было много интеллигентных людей, ученых, врачей… И что они сделали? Всех уничтожили и сделали нацию фашистов. Так же сейчас делается в России. Но никто не реагирует.
Оксана Гутцайт в студии телемарафона. Фото: личный архив Оксаны Гутцайт
Люди, которые морально устали, все равно включают телемарафон
– С августа прошлого года вы как ведущая присоединились к телемарафону. Мои знакомые, друзья говорят, что сейчас стараются меньше смотреть новости, то есть уже не так, как в начале, когда мы все ночевали у телевизора. Вы не устали?
– Все, кто работает на телевидении, очень любят свою работу. Поэтому нет, не устала. Единственное, мне хочется уже и других новостей. Когда-то, в мирное время, мы говорили в студии: «Ой, мы уже не хотим этого зоопарка» (смеется). Ведь всегда в конце выпуска новостей шел сюжет о том, что где-то ежик родился, где-то белочка что-то сделала… Помню, когда в Египте акула заплыла на пляж – это была топ-тема. И вот мне немножко хочется в те времена, когда мы говорили о котиках, собачках, чтобы самой страшной топ-темой была акула, которая появилась у берега в Египте.
Когда говоришь о погибших, когда снова что-то взорвали, это обессиливает, потому что это наши люди, это смерть, смерть, смерть… Но даже люди, которые морально устали, все равно хотя бы раз в сутки включают телемарафон, чтобы знать, что происходит.
Я тоже читаю разные телеграм-каналы, соцсети, но всегда смотрю телемарафон. Он у меня включен с утра до вечера, когда я дома.
– А это не бьет по психике – когда у тебя весь день новости?
– Я не сижу весь день перед новостями. Когда меня что-то заинтересовало, я обратила внимание и послушала поподробнее. Конечно, невозможно концентрировать внимание на новостях 24 часа в сутки. Ты занимаешься своими делами, читаешь книги, выходишь по делам.
И, опять же, на телевидении работают мои коллеги, поэтому я наблюдаю за их работой. Невозможно каждый раз говорить одно и то же, поэтому «подсматриваю» за ними, думаю, как можно что-то изменить в своей подаче. У всех можно чему-то интересному поучиться. Когда-то Павел Шилько и Юра Горбунов меня учили: «Если у тебя пропадет желание учиться у кого-то и пропадет волнение перед эфиром, то можешь собираться и уходить из профессии, потому что это уже механика». Поэтому пока я волнуюсь перед эфиром и хочу «подсматривать» за коллегами, есть смысл работать.
– Вы забирали родителей из Харькова в Киев. Они с вами?
– Да. Но они уж очень хотят возвращаться домой. Родители читают чат своего дома и говорят, что все уже вернулись. Я их еще сдерживаю, но папа на низком старте.
- С их домом все хорошо?
- К счастью, да, они живут на Салтовке. Но я спокойно отношусь к их отъезду, потому что они поедут на дачу. Конечно, нельзя сказать, что там совсем спокойное место, и туда прилетает, но там спокойнее, чем в самом городе, и там не многоэтажка. Мне 46 лет, и я очень хотела домой, а им около 70… Там их дом, все наработано, они строили дачу своими руками, они хотят сажать огород - огурчики, помидорчики.
– А у вас есть огород? Времена такие, что кто-то уже и огород начал сажать.
– Нет. Я завидую Оле Поляковой, у которой целое хозяйство. Я сажаю так, чтобы побаловаться, как говорится. То мы огурцы посадили, то – редиску, рукколу, петрушку. Правда, тюльпанчики у меня всегда есть.
У меня небольшая территория, там много не посадишь. Но один огурчик, пару редисочек, рукколку – это можно. И зелень я очень люблю. Когда ты ее сразу срываешь с огорода и на тарелочку – это же другой вкус.
У нас еще есть малинка, смородинка. Если добавить в чай листик малинки, смородинки, сорванные прямо с кустика, – это невероятно вкусно.
С папой и мамой. Телеведущая говорит, что родители очень хотят вернуться домой в родной Харьков. Фото: личный архив Оксаны Гутцайт
Начала ходить на каблуках, в юбочках и платьицах
– Вы смогли вернуться к своей привычной жизни? Бегать, например? Знаю, вы это любите.
– Да, я уже вернулась в свой режим, к пробежкам в том числе. А еще вспомнила, что я – женщина, и хочу выглядеть красиво, поэтому начала ходить на каблуках, в юбочках и платьицах. Только так теперь и буду делать.
Это совсем другая осанка, совсем другие ощущения себя, и я уже не хочу ничего оставлять на потом. Помните, как было у наших родителей: вся красивая посуда – в серванте. Нет, мы пьем из красивых чашек, едим из красивых тарелок, застилаем лучшую скатерть.
Я очень долго хотела себе лавочку под домом. И теперь у меня есть лавочка. Платье, каблуки и лавочка (смеется). Вот и все достояние.
- А что – садишься на лавочке, берешь чашечку кофе, это же кайф.
– О, вы меня понимаете! Я давно хотела это сделать, но как всегда – то времени не было, то денег. Так мечтала о той лавочке, когда была в Испании, поэтому когда вернулась, сразу поставила.
– О чем еще мечтаете? Через год-два, скажем?
– Такие долговременные планы я не строю. Ближайшие планы – это лето, потому что хотелось бы вывезти ребенка на море. Думаю, куда поехать, когда взять отпуск, как доехать. Нынче куда-то доехать нелегко.
Сейчас нам всем мечтается, чтобы закончилась война, чтобы был мир, чтобы мы вернулись к мирной жизни, чтобы не боялись больше воздушных тревог, прилетов. Мне кажется, что у всех людей эти приземленные мечты о вещах или отпусках просто исчезли.
Я очень хочу поехать на дачу к родителям в Харьков, хочется, чтобы вернулись живыми все мои друзья, которые на фронте. Мне хочется, чтобы я за детей не волновалась. Такие сейчас мечты. Отправила сына сегодня в школу, а тут – воздушная тревога. Понимаю, что там есть учителя, они спускаются в убежище, но все равно нервничаю и волнуюсь. Поэтому мечтаю только о спокойной жизни и мире.
- Ну, мечтать об отпуске – это тоже хорошо. Мы же понимаем, что война, к сожалению, может не скоро закончиться. Поэтому нужно давать себе шанс отдохнуть, когда есть возможность. Я, например, не понимаю людей, которые критикуют кого-то за то, что он выбрался на отдых.
– У меня в начале тоже были такие мысли: «Почему кто-то воюет, умирает, а мы живем обычной жизнью. Мы должны все пойти на фронт, воевать, и так ускорим победу».
Сейчас тоже думаю: как я могу мечтать о том, что повезу ребенка на море, когда у кого-то из-за этой русни ребенка уже нет. Я думаю об отпуске, но думаю и о другом: мы живем дальше, а они - нет, как так может быть, почему так?
Понимаю, что есть в моих словах противоречие, но такие мысли у многих людей, и у меня тоже. Мне и сейчас как-то стыдно, что поначалу я испугалась и побежала. А мои коллеги остались, делали свою работу. Мы можем себя оправдать перед кем-то, но перед собой ты все равно не оправдаешься.
