28501
0
Загрузить еще

Пельтцер утверждала, что ее брак разрушил… Гитлер!

Пельтцер утверждала, что ее брак разрушил… Гитлер!
Фото: В молодости Татьяна Пельтцер разбивала сердца...

6 июня Татьяне Ивановне Пельтцер исполнилось бы 105 лет, а 16 июля 1992 года эта потрясающая актриса ушла из жизни. Ее эпизодические, крошечные роли в кино становились той перчинкой, без которой фильм был бы пресным, как гроза без молнии… При жизни ее ненавидели до скрежета и любили до слез. Ее колкие фразы цитировала вся Москва. Ее скандальные ссоры с режиссерами, в которых она отважно шла на абордаж, - обсуждала вся актерская тусовка. Она жила ИГРОЙ. Казалось, играет всегда - на сцене, дома, в быту. Нынешним зрителям она запомнилась как озорная старушенция. В театре ее шутя называли «мировая тетка». А между тем в юности она разбивала сердца... 

В память об этой уникальной королеве эпизода мы попросили ее друзей рассказать о ней. 

Дочь знаменитого провинциального режиссера и антрепренера, Татьяна никогда актерскому искусству не училась. С малых лет странствовала с отцом по провинции. Десятилетней сыграла Сережу в инсценировке «Анны Карениной». И - навсегда заболела сценой. 

С упоением играла в Театре сатиры у режиссера Плучека. 

- Когда я пришла в Театр сатиры, Татьяне Ивановне было около 45 лет. Мы подружились, - вспоминает актриса Ольга Аросева. - Тогда Пельтцер переживала роман с актером Б. Пельтцер своего избранника обожала и моментально загрузила меня поручениями: то записку снести этому Б., то по телефону позвонить, то передать что-то. Кончилось тем, что она меня приревновала, и на короткий срок мы поссорились. Я буквально обалдевала от ее романа! Дама в преклонном возрасте, а трепещет от любви! Потом только сообразила, что она тогда была еще молодой женщиной, самое время любить. 

У Пельтцер был вздорный характер. Перед спектаклем ей обязательно нужно было с кем-нибудь поскандалить. Она себя нарочно распаляла, кричала за кулисами: «За что вы зарплату получаете? Развелось вас тут… всяких бездельниц гримеров-костюмеров! Дармоедки!» Пока на всех не наорет, не пошлет куда подальше, не успокоится. А на сцену выходила очень собранной. Все понимали, что это у нее такой своеобразный настрой на работу - в обычной жизни она очень добрый человек, всем в театре помогала, в том числе и деньгами. 

Муж - немец

Когда мы познакомились, она жила одна. Ни семьи, ни детей. Но в молодости выходила замуж. И брак, и муж у Татьяны Ивановны были особенные. Она влюбилась в немецкого коммуниста-интернационалиста, который учился в Москве в школе Коминтерна. Поженившись, уехали в Германию. Татьяна прожила в Берлине до самого прихода Гитлера. И только тогда вернулась в Москву, но без мужа, о котором ничего никому не рассказывала. 

Уже в преклонном возрасте стала ездить в Карловы Вары на воды. И вот однажды летом, когда и я там отдыхала, и Галина Волчек, мы узнали, что к нашей Татьяне приезжает «муж ее молодости». Оказывается, когда политический климат помягчел, он бывшую супругу разыскал, и они с ней все последние годы перезванивались. 

Ганс приехал к нам в отель на такси. А накануне Пельтцер, взволнованная, словно в молодости, только и повторяла: «Ганс ко мне приезжает! Завтра сюда Ганс приедет!» 

Мы с Галиной Волчек уселись на скамейке в парке так, чтобы Татьянин балкон был виден. И вот Пельтцер и ее бывший муж появились на балконе. Я не выдержала и по телефону-автомату позвонила Пельтцер в номер: 

- Татуся, мы здесь с Галей недалеко сидим… Можно нам зайти? 

- Конечно, приходите! 

Мы купили вина, закусок… Муж - интересный старик, европейского вида, высокий, худой, с густой шевелюрой. 

Я говорю: 

- Вот ведь какая любовь у вас! И как жаль, что Татьяне Ивановне в 1934 году пришлось из Германии уехать из-за того, что негодяй Гитлер пришел к власти. 

Ганс улыбается: 

- Оля, Гитлер много чего плохого человечеству сделал, но в том, что Таня уехала, он не виноват. Я у нее нашел записку, в которой она назначила свидание моему другу. 

- Ах, - обращаюсь к Пельтцер, - значит, вы не жертва фашизма, а… 

- Что ты врешь! - кричит Татьяна на бывшего мужа. - Никаких записок я не писала! 

Он настаивает: 

- Писала! 

- Нет, не писала! 

Он увещевает: 

- Таня, ты вспомни, я записку на столе в книге нашел. 

И такая перепалка у них началась! А было ей в ту пору семьдесят, а ему и того больше. Мы с Волчек умирали от смеху. И тут я увидела, что на кровати лежит штук десять хорошеньких сумочек. 

Спрашиваю: 

- Что это за сумочки? 

- Я у Ганса попросила одну привезти, а он целую коллекцию приволок. 

Вот такая любовная история. В 30-е годы после отъезда русской жены из Германии Ганс женился второй раз. Внук Ганса приезжал в Москву, останавливался у Пельтцер, она очень сердечно его принимала, до конца дней сохранила близкие отношения с Гансом и его семьей... 

А запомнили мы актрису в образе задорной старушки (фильм «После дождичка в четверг»).

О дружбе

Татьяна Ивановна очень любила Фаину Раневскую. Звонила ей, очень о ней заботилась. Татьяна Ивановна рассказывала историю, которая стала анекдотом. Как-то на гастролях в Ленинграде они жили в разных гостиницах. Фаина Георгиевна звонит и говорит в трубку низким голосом: «Та-ня! Приходите ко мне обедать. Я совершенно не умею есть одна. Есть одной так же безнравственно, как ср...ть вдвоем».

 Пельтцер обладала талантом дружить. Я это на себе испытала. Как-то на гастролях на БАМе я страшно простудилась. Пельтцер всю ночь возле меня, бредившей от жара, сидела: и воду кипятила, и грелку горячую к ногам прикладывала. Она была человеком очень преданным и сердечным… Я очень страдала, когда она ушла из нашего театра. Пустяковая ссора с Плучеком на репетиции переросла в скандал и разрыв… 

О болезни

В последние годы у нее стала слабеть память, шалили нервы. Как нарочно, когда у нее начались серьезные проблемы, театры - и наш, и «Ленком» - были на гастролях. Из дома ее на «Скорой» отвезли в психбольницу имени Ганнушкина и поместили - народную артистку СССР! - в палату душевнобольных на 15 человек. Мы с директором нашего театра едем туда. Нас не пускают. Мы - к главврачу, он говорит, что больная агрессивна, никого не узнает. Все же нам разрешили пойти к ней. Нянечка говорит, что Татьяна Ивановна курит в уборной. И тут вижу, бежит Татьяна, кинулась ко мне в объятия, а врач спрашивает: «Ну, кто это к вам пришел?» Глаза ее жалобно заметались, она подумала лишь секунду и уверенно, даже гордо сказала: «Друг мой пришел!» 

Потом она и имя мое вспомнила. Совершенно здраво расспрашивала о всех театральных новостях. И лишь в конце свидания прижалась ко мне беспомощно и шепнула: «Ольга, забери меня отсюда!» Мы все, директор театра, она и я, в голос зарыдали - так невыносимо было уходить от нее. Когда «Ленком» вернулся, Захаров перевел Пельтцер в другую клинику в отдельную палату. 

Татьяна Ивановна умерла, оставив мне ломберный столик, за которым мы картежничали. Открываю однажды ящичек, а там на листке пулька расписана - Пельтцер, Токарская, Зельман и я. Троих уже нет в живых…» 

Татьяна ЕГОРОВА, актриса: «Она лихо отплясывала в 70 лет»

- У нас в театре про Пельтцер любили рассказывать смешные истории. Например, в конце 1950-х труппа Театра сатиры отправилась в Германию выступать для советских войск. На первом же КПП строгий майор придирался ко всяким мелочам. Обойдя машину, он увидел Татьяну Пельтцер и сразу заулыбался: «Кого я вижу?! Здравствуйте, товарищ Пизнер!» С этой минуты Татьяна Ивановна поняла, что она знаменита. А для острословов-артистов она отныне была «товарищ Пизнер». Однажды Абдулову Пельтцер искренне сказала: «Саша, не переживайте, у вас все спереди!» Эту фразу часто цитировали в «Ленкоме».

- А что сразу же всплывает в памяти при упоминании имени «Татьяна Пельтцер»?

- Мат, дымящаяся сигарета, пасьянс. Она в карты играла самозабвенно. Рядом с ней, на Красноармейской улице, жил ее тяжелобольной брат. Она бывала у него каждый вечер. Мы с ней вместе посещали его, разговаривали, выпивали, танцевали. Она танцевать любила и делала это мастерски. Однажды в 1974-м, в Киеве, после спектакля «Проснись и пой», она, выпив лишнего, решила потанцевать в ресторане, и Марк Захаров со Спартаком Мишулиным не смогли удержать ее. Весь зал не спускал с нее глаз. Так лихо отплясывала, что резко повернулась и разбила себе голову о какую-то колонну. А ей тогда уже 70 лет стукнуло!