"Ах, война, что ж ты сделала, подлая…"
Еще семь лет назад казалось, что эта песня никогда не будет больше актуальной и ее будут петь только в дни памяти и скорби о погибших во Второй Мировой. Но с 2014 года ее часто вспоминают в Донецке…
Войнапринесла смерть и разрушения, разделила жизни на до и после, перечеркнула планы. А также разделила семьи, кромсая по живому и разрывая когда-то цельное, неделимое, которое должно было быть "и в горе, и в радости".
Осталось только горе.
Мы поговорили с несколькими такими людьми, хотя разбитых войной семей гораздо больше. И кто прав тут, а кто виноват – уже не узнаем никогда.
История 1. "Мы – только видимость семьи"
…Свадьбу гуляли в шикарном ресторане одной из самых фешенебельных донецких гостиниц "Шахтар-Плаза". Да и после бракосочетания жизнь выглядела счастливой. Таня работала нотариусом, у Сергея был свой небольшой бизнес по ремонту квартир. В 2012-м у них родилась дочка Анюта.
В феврале 2014 года Сергей пришел однажды домой на взводе. Рассказал перепуганной жене о том, что в Донецк едут радикалы из Киева, что будут убивать всех русскоговорящих и заселять их квартиры выходцами из Западной Украины. Необходимо дать отпор, поэтому в свободное время он будет дежурить на въездах в город, чтобы не допустить прорыва "правосеков".
- Он с друзьями ездил на Ясиноватский пост ГАИ. Стояли по несколько часов в день, у них была палатка, какая-то печурка, чтобы погреться и приготовить что-то перекусить. Вместе с гаишниками они останавливали автобусы и осматривали их, проверяли документы у пассажиров, - рассказала Татьяна.
Радикалы в Донецк так и не приехали, поэтому Сергей, помаявшись от невозможности применить силы, пошел на баррикады у здания Донецкой облгосадминистрации, известного также как "белый дом".
- Он там дневал и ночевал. Бригада его рабочих занималась ремонтами без него, потом им надоело, и они ушли. Бизнес "загнулся". Сергей потом встретился со своими рабочими на захватах зданий весной 2014-го. Они ему рассказали, что за участие в митингах платят деньги, а если здание захватить, то даже неплохие. Место сбора у них было у библиотеки Крупской, там собирали главных активистов, им там давали задания, куда идти и что делать. Вот и ходили туда, как на работу, - вспоминает бывшая дончанка.
Несколько месяцев Татьяна увещевала мужа. Просила одуматься, приводила примеры из истории, пыталась логически объяснить последствия - супруг был неумолим. Его поддержали родители – "мы хотим в Россию!", мать Татьяны встала на сторону дочери.
К маю 2014-го в семье редкий день обходился без скандала. Таню родня записала в "правосеки" и радикалы, хотя ни она, ни ее муж толком не знали, кто это вообще такие. 26 мая 2014 года после боя в донецком аэропорту супруг был в ярости.
- Он орал, как невменяемый – то ли там был его знакомый какой-то, то ли еще что-то, но муж реально бесновался, кричал, что пойдет убивать украинцев голыми руками. Кричал мне в лицо гадости, даже намекнул, что я могу быть шпионкой, потому что слишком много общаюсь по телефону с "той стороной". Начал лезть в мои рабочие документы, требовать какие-то адреса "местных бандеровцев". Мне было настолько страшно, что, если бы не дочь, я бы точно потеряла сознание, - со слезами рассказывает Татьяна.
На следующий день поездом она уехала с дочерью в Киев. Муж был на баррикадах, ему она позвонила уже из вагона. Сергей спокойно воспринял ее отъезд и больше недели не давал о себе знать. Он записался в ополченцы и пошел воевать. Через три месяца вернулся домой и начал искать себя в мирной жизни, которой уже в Донбассе не было.
- Он начал опять делать ремонты в квартирах, но спрос был не очень большой – война, многие уехали, тем, кто остался, было не до ремонтов. Я с дочкой сняла квартиру в Киеве, постепенно восстановила все рабочие связи, дочку отдала в детсад, - вспоминает молодая женщина.
При этом супруги продолжали созваниваться и делать вид, что никаких разногласий между ними нет – семью от распада удерживала маленькая дочь.
- Потом Сергей пошел работать в какое-то "министерство" и стал невыездным из Донецка. Я же не горела желанием ехать туда. Мы встречались "посередине" - несколько раз из Ростова летали в отпуск в Турцию. Мы по-прежнему состоим в официальном браке, муж присылает мне деньги на украинскую банковскую карту, но мы – только видимость семьи, - с горечью констатирует Таня. – Его убеждения никогда не позволят ему приехать к нам, я не вернусь в Донецк, пока он захвачен. Дочку, по его мнению, я воспитываю "бандеровкой", он меня часто на эту тему "подкалывает". Ни у меня, ни у него никого нет на стороне. Но у нас есть семья и нет семьи одновременно. Вы не представляете, как жить с этим непониманием – кто я? зачем я? а что дальше?
|
История 2. "Не могу понять, почему она не поддержала меня"
- Это мой второй брак, и я уже думал, что все – мы пройдем жизненный путь до конца вместе. Она родила мне двух сыновей, я был счастлив. Утром уходил на работу, вечером возвращался в свою уютную квартиру. Мы тогда жили и не думали ни о чем плохом…
Владиславу почти 40 лет, он сейчас без работы и готов идти на службу к боевикам. Говорит, там платят какие-то деньги – что уже хорошо. Стрелять он не собирается, хочет быть водителем "Урала".
- А до войны я нормально зарабатывал. У меня была точка с мясопродукцией на рынке, она нас и кормила. Когда жена вышла из декрета – вернулась на работу в школу завучем. Только уже не в Донецке, - говорит Владислав и застывает, глядя вдаль.
В 2014 году семья ощутила на себе все ужасы войны – район, в котором они жили, регулярно попадал под обстрелы, снаряды падали и разрывались чуть ли не в коридоре квартиры. Супруга Женя плакала, просила уехать ради детей. Владислав отказывался, говорил, что если уезжать, то только к родственникам в Россию.
- Женя была против. Она с начала войны невзлюбила Россию, по телефону наговорила родственникам гадостей, кричала им всякое… Я ее пытался успокоить, но начался опять обстрел, и тут мы зацепились серьезно, выясняя, кто нас обстреливает. Мы кричали друг на друга, обвиняли всех, кого только могли, в пылу ссоры даже не пошли прятаться. Просто разошлись по комнатам. Утром узнали, что прилетело в соседний дом, пошли смотреть – опять поругались. В общем, в 2015 году жена собрала вещи, сказала, что "ты сделал все, чтобы нас выжить из города и из жизни", и уехала в Краматорск с детьми.
Отношения супруги не поддерживают, они вычеркнули друг друга из жизни. С отцом общается лишь старший сын, который звонит и пишет ему в мессенджерах. Супруга работает в школе, там же учатся дети.
- Я не могу понять, почему она не поддержала меня! Мы всю жизнь прожили в Донецке, мы русскоговорящие, тут такой шанс выпал получить российское гражданство и уехать – нет, она сказала, что не хочет иметь ничего общего с предателями. А я ее считаю предательницей! - уверяет Владислав. – Мои дети воспитываются в чужой для меня культуре, и я не знаю, как они ко мне будут относиться, когда вырастут. Наверное, как к чужаку-иностранцу. Женя не хочет со мной общаться, у нее уже, наверное, кто-то есть…
История 3. "Сына уже больше года вижу только на экране мобильника"
В июле 2014-го Галина провожала с донецкого вокзала последний поезд на свободную территорию Украины, куда поехали ее муж Антон и 6-летний сын Тема. Глотая слезы, Галина возвращалась домой, не зная, увидит ли она когда-нибудь свою семью или навсегда останется одна.
Ее дом в районе Путиловки, в опасной близости от донецкого аэропорта, не раз был обстрелян. Ее крохотный швейный бизнес, как ни удивительно, был востребован и давал возможность выживать как самой Галине, так и ее родителям, и мужу с сыном. Те доехали до Хмельницкого и осели там, Антон начал искать работу, а Тему оставили на попечение сочувствующих друзей, которые разрешили пожить переселенцам у себя в квартире.
- Это не жизнь, а адское существование! Твой муж и ребенок от тебя в тысяче километров, а я не могу к ним приехать. Когда в 2016 году мне удалось вырваться к ним, меня останавливали сначала на блокпосту так называемой "ДНР", потом – на украинском КПВВ. И там, и там предъявляли претензии: первые – за то, что у меня бизнес в Донецке, а я еду к врагу, вдруг я передам какую-то важную информацию… Вторые – тоже за то, что у меня бизнес в Донецке, и я финансирую терроризм. "Бизнес" - это три швеи в маленьком помещении и я. Мы не шьем камуфляж, мы шьем только рабочую одежду, медицинские халаты, спецовки и всякое такое, - рассказывает Галина. – Один раз меня не выпустили из Донецка вообще, второй раз – продержали по часу на обоих блокпостах, вытрясли душу и много денег.
Перевозить производство на подконтрольную территорию Украины Галина не хочет. Боится, что не сможет там "встать на ноги" и потерять единственный источник дохода. Заработки мужа пока невелики, их не хватит на жизнь семье. Также у Галины здесь старенькие родители, которые отказываются куда-то уезжать из родного дома.
- Я между двух огней. Родителей бросить не могу – они нуждаются в уходе. Не повезу же я их насильно. Сына уже больше года вижу только на экране мобильного телефона. С мужем становимся все дальше друг от друга. Расстояние играет свою роль. Он, с одной стороны, понимает, почему я осталась, с другой - хочет, чтобы я приехала и у нас опять была нормальная семья. Я не знаю, что мне делать! - плачет дончанка. – Еще и карантин этот, границы закрыты. Боюсь, что я начинаю сходить с ума от неопределенности. Боюсь, что муж не выдержит и найдет себе другую жену, а сыну – другую маму. Сижу уже на успокоительных таблетках, но легче что-то не становится.
|
История 4. "Словно не братья друг другу, а кровные враги"
Павлу Алексеевичу под 70. Он живет в поселке Майорск. Том самом, что на границе между оккупированными и подконтрольными Украине территориями. Недалеко от его дома – КПВВ "Майорск", и он видел очереди людей в обе стороны.
- Этого в страшном сне нам не могло присниться, что вот так разделят людей неизвестно за что! – кипятится пенсионер. И тут же сникает. У него два сына: Андрей – во Львове, Олег – в Горловке. До событий 2014 года оба жили в Горловке, обзавелись семьями, радовали деда внуками. К осени 2014-го между сыновьями вспыхнула вражда.
- Они дружные у нас были, разница у них всего два года. Но тут между ними как кошка черная пробежала. Сначала по телефону обсуждали, что происходит и кто виноват, ругались, потом вроде мирились. Ездили даже на какие-то митинги в Донецке. Потом опять ругались. Невестки тоже перестали общаться, внуки тогда маленькие были, они-то ничего, но вдруг перестали в гости друг к другу ездить. Дети Андрея все спрашивали мать, почему к ним не приезжают дочки Олега. Та сначала что-то придумывала, а потом в сердцах сказала, мол, они теперь наши враги и дружить с ними нельзя, - вспоминает Павел Алексеевич.
Родители с ужасом смотрели, как их сыновья начинали ненавидеть друг друга, как внуки перестали общаться и повторяли за взрослыми нелестные эпитеты в адрес своих же бывших родственников и друзей по играм.
- Потом Андрей сказал, что у него проблемы и он будет уезжать. Какие точно проблемы – не уточнил, но я боюсь, как бы Олег не наговорил чего лишнего каким-нибудь "ополченцам". Когда старший уехал во Львов, мне сказали, что на следующий день к нему приходила "делегация" в камуфляже – долго стучали в дверь, пока соседи не сказали, что семья выехала полным составом в неизвестном направлении. Даже я не знал, куда они уехали. Позвонили только через неделю, сказали, что во Львове, там у Андрея какое-то предложение по работе было, он у меня программист.
Семья Олега живет в Горловке, в квартиру брата поселили жильцов за небольшие деньги. К отцу Олег не приезжает, поскольку Павел Алексеевич живет на подконтрольной территории, а для проникшегося духом "русской весны" в Донбассе человека ехать "к врагу" зазорно. Андрей тоже не спешит проведывать отца – далеко, дорого, да и грызет его мысль, что проукраинский отец общается с пророссийским сыном.
- А как же не общаться, это же мой ребенок, – с недоумением говорит Павел Алексеевич. – И тот ребенок, и этот ребенок. Они своими распрями мать до могилы чуть не довели, друг друга чуть не поубивали. Пусть живут где хотят, лишь бы не ругались и не забывали, что у них родители есть. Хоть звонят иногда – и то хорошо. Но ни приветов друг другу не передают, ни о здоровье не спрашивают, ни про детей – ничего. Словно не братья, а кровные враги. Наверное, такими они себя и считают…
Павел Алексеевич старается не заплакать. Он так мечтал, что в его большом доме, пусть даже и в крохотном поселке Майорск, будут шуметь голоса детей и внуков, семья будет крепкой и дружной. Вместо этого у него звенящая тишина вокруг, редкие телефонные звонки от детей, ненавидящих друг друга, и постоянно одна мысль: "Ах, война, что ж ты сделала, подлая…"
(все имена героев изменены по их просьбам).
|
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
В Донецке паникуют старики: пенсии на их картах могут стать недоступными