Ежегодно 10 декабря в мире происходит вручение Нобелевской премии. 60 лет назад за объяснение природы излучения движущегося в жидкости электрона этой награды были удостоен Игорь Тамм совместно с Павлом Черенковым и Ильей Франком. Это был единственный случай в истории высшей мировой научной награды, когда премию вручили сразу трем советским ученым. Впрочем, Тамм считал, что этот его труд не достоин премии. Ему самому было бы приятнее получить премию за другой свой научный результат - обменную теорию ядерных сил. Он даже предлагал отдать деньги в пользу государства, но получил ответ, что в этом нет необходимости.
Игорь Евгеньевич был незаурядной личностью - острый ум, потрясающее чувство юмора, удивительная работоспособность и жажда приключений. Современники вспоминали академика как маленького, быстрого, с добрыми внимательными глазами, который не входил в лабораторию, а буквально вбегал, произнося на ходу "Ну, что у вас нового, товарищи?".
Родился выдающийся физик в 1895 году в семье инженера во Владивостоке. Через три года семья переехала в Украину, в Елисаветград (ныне Кропивницкий), где мальчик окончил гимназию. Родители хотели уберечь сына от надвигающихся революционных бурь, поэтому отправили его на учебу в Эдинбургский университет. Впрочем, Игорь отучился там всего лишь год, приехал домой на каникулы и… попросился на фронт Первой мировой "братом милосердия", поскольку по состоянию здоровья служить не мог. Когда в 1917 году грянула революция, Игорь Тамм стал депутатом 1-го Съезда Советов от Елисаветграда, будучи членом партии меньшевиков-интернационалистов. Однако уже через год с головой ушел в науку. Беспартийный деятель науки, учившийся в Шотландии и стажировавшийся в Голландии, в 1936 году стал братом "врага народа": арестован и осужден на 10 лет его младший брат, инженер-химик Леонид Тамм, который погиб в заключении в 1942 году. А через два года после этого, в 1944-м, были репрессированы за немецкие корни его отец и сестра Татьяна. Самого Игоря тоже могли не раз объявить "врагом народа", но вместо этого, как ни удивительно, Тамм начал участвовать в разработке первой в мире водородной бомбы.
|
Игорю Евгеньевичу пришлось побывать и в подвалах деникинской контрразведки, и в подвалах ЧК. Спасло его попросту везение. Чекисты расстреливали тогда каждое утро по 5-6 человек из числа сидевших, но до Тамма очередь не дошла, его выпустили по приказу Дзержинского. Начальник ГубЧК, отпуская, с явным сожалением заметил: "А ведь ты все-таки белый шпион!" - "Почему?" Начальник показал отобранную при обыске школьную фотографию будущей жены, на обороте которой было написано: "Мы все твои агенты".
Одна из многочисленных легенд, связанная с ученым, рассказывает о том, как Тамму повезло вырваться из плена одного из воинских формирований Махно. В то время он преподавал в Одесском политехническом университете. Город был занят красными, а Тамм отправился в соседнюю деревню, чтобы узнать, сколько цыплят можно получить в обмен на полдюжины серебряных ложек. Когда в село ворвалась махновская банда, в Тамме, одетом в городской костюм, заподозрили большевика. Профессора отвели к атаману - "бородатому мужику в высокой меховой шапке, у которого на груди сходились крест-накрест пулеметные ленты, а на поясе болталась пара ручных гранат". Ученый стал объяснять, что преподает математику, на что атаман лишь усмехнулся.
- Математику? - переспросил атаман. - Тогда найди мне оценку приближения ряда Маклорена первыми n членами. Решишь - выйдешь на свободу, нет - расстреляю.
Тамм не мог поверить своим ушам: задача относилась к довольно узкой области высшей математики. С дрожащими руками и под дулом винтовки он сумел-таки вывести решение и показал его атаману. Только после этого его отпустили.
- Он был легок, быстр, всегда торопился, будто боялся опоздать. Увлекался многими видами спорта, был великолепным альпинистом, мастером спорта СССР, ходил в горы до семидесятилетнего возраста, играл в теннис, - вспоминал научный журналист Владимир Губарев. - Ну а шахматы - это постоянная страсть.
Тамм зачастую был непредсказуем. К примеру, прогуливался по берегу Женевского озера (там проходила международная конференция) и вдруг увидел, как катаются на водных лыжах. Оказывается, за плату это мог сделать каждый. Игорь Евгеньевич тут же покупает себе "тур". Первая попытка - и маститый ученый плюхается в воду, но вторая была уже успешной. А потом страшно гордился, что ему так быстро удалось встать на водные лыжи.
Круг интересов ученого был разнообразен: он участвовал в работе комиссии по исследованию снежного человека, боролся за возрождение советской генетики, много путешествовал. Прекрасно знал английский, французский и немецкий языки, чуть хуже - итальянский и голландский. Он был замечательным рассказчиком, притом говорил настолько быстро, что кто-то даже в шутку предложил единицу скорости речи - один Тамм. Работал тоже очень быстро. Стопка листов, исписанных вычислениями, росла буквально на глазах. Когда он возвращался в институт из отпуска, проведенного где-нибудь на берегу Черного моря, его спрашивали: "Как отдохнули?" И получали неизменный ответ: "Очень хорошо! Я прекрасно поработал".
По воспоминаниям близких, с деньгами Тамм расставался легко и часто раздавал их нуждающимся, ссылаясь на то, что ему "все равно этих денег не потратить". Дом его всегда был открыт для гостей. Хотя деньги в семье появились лишь после получения Сталинской и Нобелевской премий. До этого супруге профессора Наталье Васильевне не раз приходилось закладывать золотые фамильные вещи в ломбард, а однажды продать свой каракулевый сак.
- Некий достаток возник, когда Игорь Евгеньевич получил Сталинскую премию, - вспоминал ученик Тамма Андрей Сахаров. - Но часть из нее он сразу же выделил нуждающимся талантливым людям. Он попросил найти таких и связать его с ними, но эти люди не знали, откуда они получают деньги.
Одной из обладательниц анонимной "стипендии" Тамма стала дочка дворничихи, ухаживающая за слепой сестрой. Благодаря этой помощи ей удалось окончить институт, но она так никогда и не узнала, кто ей помог.
|
Несмотря на всю серьезность атомных разработок, легендарный физик-ядерщик был весел, общителен, обладал прекрасным чувством юмора, не чужда ему была и самоирония. Писатель Даниил Гранин говорил о нем так: "Он был весь мягкость и сила". И вправду, ему были свойственны как редкая доброта и благожелательность к людям, так и твердость, мужество и строгая принципиальность.
…После вручения Нобелевской премии на банкете Игорю Евгеньевичу "выпало" сидеть рядом с королевой Швеции и молодой принцессой. Та жаловалась, что бегать на лыжах можно на севере Швеции, где у них небольшой замок, но ведь его нужно заранее отапливать. В ответ лауреат рассказал ей о соответствующих преимуществах своей дачи в Жуковке под Москвой.
Коллега Тамма, грузинский физик Элевтер Андроникашвили, вспоминал, что как-то они с Игорем Евгеньевичем сидели в гостиничном номере и разговаривали: "Я рассказал, как мой брат Ираклий бросил курить и как потом из него три недели выходил никотин. Тамм переспросил: "Три недели?" - "Три недели", - авторитетно заявил я. - "Очень красочный рассказ! Я тут же бросаю курить!" - и Тамм воткнул папиросу в пепельницу. Через много месяцев мы встретились в аудитории МГУ. - Элевтер Луарсабович! А я с тех пор так и не курю. Хочу перед вами отчитаться.
- С каких пор? - с изумлением спросил я.
- Как, вы не помните своего рассказа? Тогда дайте папиросу!
Кто-то протянул портсигар, и Тамм с удовольствием затянулся.
- А ведь вы были правы. Никотин из меня три недели выходил, - сказал Тамм.
С улыбкой рассказывал физик и как когда-то чуть не утонул. Он кричал об этом мальчикам на берегу, но из-за шума прибоя никто его не слышал, а взмахи рук становились все слабее. Тогда он стал повторять себе: "Не трать, куме, сили, сідай на дно" - но все же смог выплыть.
…В 1967 году Тамм тяжело заболел - где-то в глубоких пещерах, которые так любил исследовать, он, вероятно, подхватил неизлечимую болезнь, вызванную вирусом, гнездящимся в продуктах жизнедеятельности летучих мышей. С февраля 1968 года у ученого наступил паралич диафрагмы, он оказался прикован к дыхательному аппарату. При этом Игорь Евгеньевич не только продолжал теоретические изыскания, но и читал, играл в свои любимые шахматы. Лишь изредка грустно шутил: "Я как жук на булавке". В апреле 1971 года великого ученого и великого человека не стало.