Они пропали за Родину
МАТЕМАТИКА ВОЙНЫ
И многих моих ровесников в этот год постигло страшное прозрение - как бы мы ни пыжились пафосно, как бы ни вязали охапками георгиевские ленточки, Великая Отечественная война нашей никогда уже не станет. Но есть среди нас странные, особые люди. Именно про них было сказано чуть коряво на слух, но кристально точно по смыслу: "Я не участвовал в войне, она участвует во мне". Мистический "Орден причастных", возвращающий наших мертвых из небытия и забвения. Люди, привыкшие оперировать страшной формулой: "На сто безымянных солдат - десять опознанных". Подлинная математика той войны.
Я не очень понимаю, как, почему и откуда эти парни и девушки проявились в нашем циничном мире. Но именно они оплачивают наш долг Памяти, пока мы ходим на салют или лепим на "Фольксваген" оскорбительную наклейку: "Спасибо деду за Победу".
Я приведу рассказ человека, нашедшего своего 129-го погибшего солдата. Очередного безымянного предка, пропавшего без вести в новгородских болотах зимой - весной 1942 года.
ВЫСТРЕЛЫ ИЗ ПРОШЛОГО
"Мы приезжали в эти места на разведку во второй раз. Опять вдвоем. Я и моя жена. Дичь, глушь. Медведи ходят по пятам и специально гадят на месте наших привалов - метят территорию, пугают пришельцев. И при этом - полная тишина, не работает даже мобильник. Только лес, ты и Прошлое. Потом мы уже поняли, почему этот солдат дался нам так тяжело. Он звал нас еще прошлой осенью, кричал в голос, чтобы мы его нашли. Но мы не поняли. Это не фантазии, не бред. Погибшие, потерянные и не похороненные говорят с теми, кто может их услышать. Дано не всем или не всегда. Вам подтвердит любой поисковик. В новгородском поисковом отряде "Долина" был полуслепой инвалид, ветеран-"афганец", который ночью вставал и шел по лесу. Спящий. И расставлял вешки, делал зарубки на деревьях и утром в этих местах находили солдат. То, что от них осталось. А потом "афганец" умер, ушел в свое небесное воинство. Выполнил свою великую миссию.
В общем, на третьи сутки тихой лесной жизни ни с того ни с сего душу мою вдруг стало ломать и выкручивать. Я с опаской прислушивался к своему сознанию, заглядывал глубже и не мог постичь причины. Может, мне было слишком хорошо здесь с любимым человеком, слишком тихо, слишком покойно? Той ночью не спалось. Десять раз садился на порог палатки - курил, смотрел в бледные звезды. Моя любимая, кстати, переживала такое же томление, мучилась, но терпела. Жена пришла в полный ужас, когда около часа ночи на старой военной лежневке, называющейся "Руссенвег", с разными интервалами шесть раз продудел автомобильный гудок. Автомобилей здесь не было и быть не могло, даже квадроциклов - в тех краях "Руссенвег" почти полностью растворилась в "волховских джунглях"... Тепловоз на далекой железке? До станции километров 15 - предел слышимости, и не так он гудит. Я прочел жене короткую лекцию о местных дорогах. Их называли "волховские пианино" - машины перебирали колесами бревна, уложенные в болотную грязь, как клавиши. И еще я почему-то вспомнил и рассказал, что большинство таких дорог были однопутные, и через каждые два-три километра на них устраивали разъезды для машин. Уточнил с серьезной рожей:
- Это шофер с разъезда дудел встречной машине, мол, пропускает... Северные народы, когда не могут объяснить какое-то явление, например почудившийся выстрел, говорят, что он "пришел из прошлого".
|
СЛЕДЫ ЧЕЛОВЕКА
Утро оказалось тоскливым и сырым - лег туман, висел плотно, не думая растягиваться. Ожидая затяжной дождь, мы перенесли дальний поход и решили пройти по окрестностям с металлоискателем.
Начали с поляны, на которой немцы красиво применили "артиллерийскую вилку". Там, перед бродом, была поляна, на которой накапливались наши войска, переправляющиеся через речку. Немцы двумя снарядами-чемоданами пристрелялись, а третий снаряд положили точно на дорогу-лежневку. Описав полукруг и запутавшись в непроходимом буреломе, мы выломились из чащи на дорогу "Руссенвег", точно на разъезд для машин. Прямо на разъезде металлоискатель запел тоненько и протяжно - цветной металл. Когда показался шланг противогаза, я заметил жене :
- Осторожно копай, останки могут быть.
Спустя секунду я услышал непередаваемый звук - удар металла по кости. Его ни с чем не спутать... Можно перепутать камень и железо, но человеческие останки - никогда!
"ПАСПОРТА СМЕРТИ"
Следующие несколько часов мы провели, выворачивая лесную землю наизнанку. Прощупывая пальцами каждый комок, мы вскрыли квадратов десять. Было такое ощущение, что лес сам отдавал нам солдата. Солдат выходил из неприкаянного небытия. Земля заворачивалась полотнищами, как футбольный газон, корни на раз рубились лопатой или дрались руками на всю длину. Но, скорее всего, шинель и валенки просто изменили структуру почвы в этом месте. Медальона мы, конечно, не нашли, и я в сердцах, как и все поисковики, проклял тех, кто решил быть умнее всего мира. И вместо жетона на цепочке, как у немцев или американцев, придумал этот дурной черно-красно-зеленый бакелитовый "футляр для иголок", даже не регламентировав место его ношения. Этот смертный медальон с так называемым "паспортом смерти", бланком с данными солдата, давился взрывной волной или при падении. Лопался от попавшей воды, а бумага в нем истлевала в прах. Видать, Родина не собиралась терять своих сынов... Да еще в таких местах и таким числом. Для очистки совести я обошел несколько раз с прибором местность - надеялся найти подписную вещь. В костях солдата был толстостенный, массивный снарядный осколок. Я нашел и боковину от этого снаряда, и десятиградусный сектор от алюминиевого конусообразного взрывателя. Разбил визуально полянку на квадраты и прошел еще раз. Пусто. Больше ничего здесь не было и быть не могло.
ДЕЛАТЬ КРЕСТЫ - У НАС В КРОВИ
Я начал рубить крест. Взял елку, ножом и топором выбрал глубокие пазы для поперечин. С каждой стружкой в мох падала моя лютая тоска. Принес длиннющий медный провод без оплетки - как специально под прибор попался, для креста. Подумал, что умение делать кресты павшим - это наше, славянское, у нас в крови. Привитое и впитанное через десятки поколений и сотни войн.
Речей над могилой не было, какие уж тут речи, когда все на душе и без слов. Сказал лишь: "Спасибо тебе за все, брат! Все, что могли, для тебя сделали. Если не захочешь здесь лежать один, дай Знак. Осенью вынесем, ляжешь с товарищами". Любимая молчала, встав на колени перед крестом. Помолились, положили на холмик конфеты и сигарету. Включили солнце - на одну неприкаянную душу в этом лесу стало меньше. И мы пошли дальше. Странно, но все это случилось в мой День Рождения".
