29 июля
Загрузить еще

Протесты в Греции стали модным хобби ВИДЕО

«Полицейские – свиньи и убийцы!» «Борьба за освобождение общества продолжается!» «Fuck police!» Депутат греческого парламента от левой партии «Сириза» Фотис Кувелис раскладывает передо мной листовки, которые каждый день разбрасывают в Афинах. И не только на греческом, но и на албанском (албанцы – самая большая диаспора в Греции). «К сегодняшним молодежным волнениям теперь подключились иммигранты, которые в основном занимаются грабежами, - рассказывает господин Кувелис. – Я уверен, наши дела спокойно не закончатся. Революция пойдет по цепочке по всем европейским странам. В те минуты, когда мы с вами разговариваем, происходят волнения в Голландии, Дании и Франции. Я знаю, как нервничает Саркози. Даже если правительство применит силу, поверьте, тишина долго не продлится. Вода кипит везде».


Анархисты крушили палатки....

Я слышу в голосе господина Кувелиса легкие нотки удовлетворения. «Нет, я отнюдь не поддерживаю насилие! – заверяет он. - Я признаю только демократический принцип смены власти. Но людей просто довели. Они живут в полузадушенном состоянии без надежды на будущее, а убийство подростка послужило детонатором взрыва. В последние годы экономика Греции была на пике, но продукт преуспевания не был поделен поровну, а достался немногим».

«Вы считаете, эти беспорядки происходят стихийно, или их кто-то организовал?» «Есть версия среди политиков (я в нее не верю), что здесь торчит рука Америки, которой страшно не нравится тесная дружба нынешнего правительства с Москвой. Ходят слухи, что американцы поддержали мятежников финансово».

«А почему полиция не вмешивается в беспорядки?» «Во-первых, в Греции действует принцип университетского убежища. Любой, кто находится на территории университета, обладает иммунитетом. Есть, правда, закон, что при наличии серьезных оснований (например, убийства), полиция может нарушить неприкосновенность высшего учебного заведения, но на практике этот закон ни разу не был применен. Никто не рискует осквернить великий демократический символ убежища. Во-вторых, полицейские получили приказ не вмешиваться ни во что. Пусть лучше будут разбитые витрины и сожженные магазины, чем погибнет еще один человек».

«Правительство в панике, - говорит депутат парламента от партии «Пасок» Джордж Папаконстантину. – Им кажется, что если все пустить на самотек, ситуация наладится сама собой. Волна возмущения достигнет пика, а потом пойдет на спад. Есть, правда, еще теория заговора, что правительство специально разрешает молодежи творить бесчинства в расчете на то, что уставший от революции народ сам потребует силового вмешательства и тем самым развяжет властям руки. Как бы там ни было, отсутствие контроля над толпой – опасно и непредсказуемо. Небольшие группы анархистов увлекают за собой вполне благополучную молодежь. К примеру, дети моих респектабельных и богатых друзей пару дней назад забросали апельсинами местный банк. У этих подростков налаженная жизнь, но им хочется быть как все. Это становится модным хобби».

Били витрины магазинов...

Пока греческие политики спорят о том, кто виноват, и что делать, местное общество по-южному пылко поддерживает юных мятежников. Черт с ними, с разбитыми витринами, но правда должна победить! Или как заявил президент ассоциации владельцев магазинов: «Куда важнее жизнь убитого полицейскими подростка, чем наши сгоревшие магазины». Греки по своим историческим инстинктам – прирожденные демократы и обладают почти болезненным чувством справедливости. Чтобы представить священный ужас, который вызывает у местного общества любое официальное насилие, достаточно простого факта: когда в афинском детском саду воспитательница ударила малыша, скандал приобрел такой размах, что вице-мэр города подал в отставку. 

- Есть разные виды насилия: государственное, криминальное, семейное, но единственный вид насилия, который может быть оправдан, - социальное насилие, общественный протест, - говорит греческая журналистка Элена Леондици. Эта по-мужски решительная женщина курит как паровоз и верит в светлые идеалы. Дождливым афинским вечером мы, группа журналистов, собрались за рюмочкой ликера и в облаках сигаретного дыма поговорить о революции. Единственная из всех, я не верю в революционную борьбу, и меня тут же обвиняют в цинизме. «Ребята, поймите, я русская, - оправдываюсь я. – А у любого русского мурашки идут по коже при слове «революция». У нас такие дела заканчиваются плохо. И потом, можно верить в революционный катарсис в 20 лет, но не в 40! Мы же взрослые люди! Элена, у тебя есть любимая работа, ты никогда не голодала, на тебе хорошая одежда. Чего тебе не хватает?» «Социальной справедливости. Нашим молодым людям грозит безработица!» «В Греции бесплатное образование. Если они умные, они пробьются. Конкуренцию пока никто не отменял», - возражаю я. «У нас нет равных возможностей! – возмущается Элена. – И потом, у молодых нельзя отнимать возможность борьбы. Кто еще изменит мир, если не молодые?» «Но твой жизненный опыт должен подсказать тебе, что это невозможно. Русские пытались строить социализм, и все кончилось катастрофой. Почему ты думаешь, что у вас получится?» «Послушай, нам не нравится страна, в которой мы живем. Мы не знаем, что будет и на что можно все поменять, но нас не устраивает то, что есть. Этого достаточно, чтоб начать борьбу».

«Прежде всего, надо уничтожить отжившие государственные институты, - считает самый знаменитый анархист Греции Михаил Протопсалтис. – Государство в любой форме вредно для общества. Надо атаковать полицейские участки и банки, но ни в коем случае не трогать людей. Банк – это зло, но банкир – всего лишь человек. Хотя именно через кровавое насилие родился британский и французский парламентаризм». «А когда вы уничтожите старый порядок, что вы построите взамен?» «Посмотрим, у нас еще нет определенного плана. Это будет совместное творчество общества, но, наверное, лучший вариант – федерация рабочих и крестьян, что-то вроде большого профсоюза». «Однако, вы недалеко ушли от Маркса и Ленина», - замечаю я. «Скажем так: это будут Советы, только без большевиков. Демократические Советы». «Вам 50 лет, но вы не изменили своим юношеским взглядам?» «Ваш Бакунин сказал, что анархия – это праздник, который никогда не кончается».

Жгли машины.

В ночь с субботы на воскресенье полиция отравила весь центр города, забросав улицы слезоточивыми бомбами. Я почувствовала себя плохо рядом с афинским университетом на полупустой улице. Десятки людей, закрываясь шарфами и шапками, кашляя, чихая и плача, бежали к метро, пытаясь спастись. В метро я спускалась вслепую, ничего не видя из-за слез, но там было еще хуже. По эскалатору меня тащила моя коллега, редактор русскоязычной газеты «Омониа» Инга Абгарова. В вагонах метро люди рыдали навзрыд. На станциях люди кричали нам: «Не поднимайтесь наверх! Там тоже все отравлено!» К зданию редакции «Омонии» мы пробирались переулками, обмотав головы куртками. Все вокруг горело, мимо бежали полицейские в противогазах. Как только мы ввалились в редакцию, послышались звуки взрывов и отчаянные крики. Вакханалия на улицах продолжалась...

А В ЭТО ВРЕМЯ

Еще и стихия...


Помимо всех напастей, в субботу на Грецию обрушилось еще и землетрясение. Подземный толчок мощностью 5,2 балла по шкале Рихтера произошел в центральной части страны. Эпицентр пришелся на городок Амфиклиа в 170 километрах к северу от Афин. Жертв, слава богу, нет, но зданиям причинен значительный ущерб.