Загрузить еще

«Оттепель» в царстве Туркменбаши

«Оттепель» в царстве Туркменбаши
Фото: Знаменитый треножник, на вершине которого вращается золотая статуя Туркменбаши, скоро исчезнет. Символ Ниязова спрячут на окраине Ашхабада.

Он сразу бросился в глаза. Явно иностранец. Классический тип студента-тинейджера - бесформенные джинсы, дреды, рюкзачок... Маленькая фигурка застыла посреди нереальной - из-за своей огромности и пустынности - площади у Президентского дворца. Наверху, на двадцатиметровом трехногом постаменте пылала золотом статуя Туркменбаши. Слева из-за кустов виднелась еще одна желтая голова первого президента. За ним - еще… 

Подхожу к «брату по разуму». У тинейджера истерика. Как и думал - англичанин…
- Рашен?! - кричит он, явно радуясь, что не одинок в этой сверкающей пустоте.  

Британец тычет пальцем в ландшафт и шепчет: 

- Крези! 

Я хладнокровно пожимаю плечами. 

- Уай?! - не понимает моего равнодушия англичанин. - Итс крейзи! Итс тоталитаризм!

Морщусь от беспардонной англосаксонской прямоты.

 - В Москве говорят «sovereign democracy» (суверенная демократия). Особый путь развития, - говорю. 

Пожалуй, с этой символичной встречи я и начну статью. А что, красиво! Один пришел сюда с Запада. Другой - с Севера… 

И в какую сторону будет дрейфовать царство покойного Туркменбаши Великого - в его или мою, решается вот в этом дворце, что напротив. Именно здесь и прямо сейчас. 

Предчувствие свободы

Это не простодушная лирика либерала, а метеорологический факт. Октябрьское солнце Туркмении-2008 греет иначе. Ласковее, что ли. Мне есть с чем сравнивать - лет десять назад я побывал здесь...

- Оттепель! - любуюсь я туркменской визой в своем загранпаспорте. 

Кому что. Для туркмен перемены после смерти Туркменбаши - это в первую очередь кажущееся протрезвление власти. Новый президент с запоминающимся именем Гурбангулы Мяликкулиевич Бердымухамедов сейчас похож на психиатра при обходе больницы после бунта сумасшедших. Он возвращает старикам пенсии, месяцам - прежние названия. Праздник 8 Марта отобран у туркменской собаки в пользу женщин. Ученым вернули академию, зрителям - балет… 

Но для меня, журналиста все еще запрещенной в Туркмении «Комсомолки», эта полоска бело-зеленой бумаги в паспорте значила чуть больше. Ну как если бы корреспондента радио «Свобода» пригласили в Советский Союз. 

Сам повод для приглашения был невинен - ежегодная международная выставка издательств. Маленький рекламный стенд «КП» должен был утонуть в океане рекламных представительств со всего мира. 

Он и утонул. Когда я воровато исчезал с выставки, чтобы раствориться в Ашхабаде, наш крохотный стенд накрыл девятый вал алчущих запретной русской прессы туркмен. Как грустно заметил потом директор по распространению «КП» Александр Антонов: «Туркмены расхватали все, на чем были русские буквы! Изголодались, бедные…»

А раствориться в Ашхабаде оказалось до обидного просто. Никакой романтической слежки «сопровождающих». Свобода! Пришел к мысли, что туркменская столица стала похожа на типовой провинциальный российский городок эпохи Высоких Цен На Нефть. Рьяное блестяще-помпезное строительство в центре города резко слабеет через пару кварталов к периферии. На окраинах царят вечные 90-е - треснувший асфальт, запах канализации из облупленных подъездов…

- Да что ты все Сапармурат, да Сапармурат! - пьяно бушевал на диссидентской кухне мой отчаянный ашхабадский знакомый. - Культ личности, золотые памятники… Ниязов был эксцентричным психопатом с манией величия и преследования. Но в остальном обычный среднеазиатский бай-президент! В российских регионах таких баев - десятки, в СНГ - так вообще через одного. А правят-то скорее не они - деньги!

Приведу пример - видел ли ты в продаже… Ну например, водку. Формально, Володя, у тебя галлюцинации. Потому что получить лицензию на ее продажу практически невозможно. Но водку продают все, потому что отстегивать проверяющим - нормально. А к проверяющим придет КГБ, потому что платить чекистам тоже нормально. А теперь представь место Туркменбаши Великого в этой системе координат, учитывая, что его родня контролирует весь импорт сигарет и большую часть алкоголя. Я уж не говорю, кто здесь контролирует газ… 

Слушай, а чего я все это россиянину рассказываю, - смеется знакомый. - Ты же не тупой идеалист, тебе придется признать: коррупция - это равновесие. Она дарует сумасшедшие деньги одним и стабильность прочим. А газо-доллары поднимут страну… Куда они, блин, денутся!

Аукцион 

Телевизор в Ашхабаде сильно изменился. Благодаря гигантским ушам спутниковых тарелок, которыми обвешана вся страна, туркмены давно космополиты. 200 каналов. Большинство населения (судя по вездесущей русской попсе) смотрит Москву. Кое-кто - Турцию. Национальными каналами здесь брезгуют, лишая себя великого удовольствия! 

Краем уха слышу: кто-то признается в любви к новому президенту. Бурно, даже с отчаянным надрывом. На экране хитрое лицо русского бизнесмена. Он преданно смотрит в камеру и мягко-мягко стелет: дескать, русские и туркмены веками вместе жили, и фирма-то у него надежная, и если власти пойдут ему навстречу… На словах «мудрая политика президента» его грубо обрывают. Из экрана чуть не вываливается турок.

«Братья! - кричит. - Турки и туркмены - народы-родственники!» 

Тоже хочет контракт. Далее идут мольбы итальянца, немца, украинца… 

А вот в Ашхабад прилетает большой московский чин - «для укрепления добрососедства». 


С памятников умершему вождю уже слетает золотая краска. «Благодарный народ» ремонтирует их все реже.

А вот репортаж о прибытии латвийского президента Валдиса Затлерса, который и не думал скрывать, что командирован Евросоюзом. Приехал уговаривать Бердымухамедова пустить туркменский газ по «альтернативным путям экспорта в Южную Европу» (т. е. минуя Россию)… 

И все эти сладкоголосые просители с песней «Выбери меня!» роятся на экране вокруг спокойного, с хитрым прищуром второго президента… 

Под горячую руку снова подвернулись европейцы. На этот раз поляки. Бартош Чихоцкий из Центра восточных исследований и Адам Эберхардт из Варшавского института международных отношений прилетели читать местным студентам лекции об энергетической безопасности (или «как уйти от российской зависимости»). 

- Привет, конкурентам! - улыбаюсь. - Вторгаемся в зону российских интересов?

А почему она ваша? - поляки насторожились. - Или, по-вашему, с Ашхабадом надо договариваться через Москву? И потом, новые маршруты туркменского газа не противоречат интересам России.

Если газ пойдет в Европу не по российским газопроводам - противоречат!

- Вы хотите быть монополистом? - поморщились европейцы.

- А кто не хочет, может быть, вы? - любопытствую. - На месте русских вы бы как действовали - расслабились, махнули рукой. Мол, фу! Монополия - это же так ужасно! Поэтому мы в сторонку отойдем, пусть, к примеру, поляки на Туркмении зарабатывают?

- Мы тоже сопротивлялись бы, - быстро кивнул поляк и примирительно улыбнулся. - Идет игра. Конкуренция…

Мы даже не заметили, как рядом появился туркмен в штатском. 

- Кто из вас русский по имени Владимир? - спросил он, глядя на меня в упор. - Пройдемте…

Огненная статуя Туркменбаши в то утро была особенно ослепительна. Пришлось даже зажмуриться, когда двое в штатском вывели меня из гостиницы. Бескрайнее небо, ласковое солнце, нежный ветер… Как же, оказывается, ты хороша - свобода! 

Стоим, ждем… «Интересно, где именно я прокололся? - соображаю, тоскливо выискивая взглядом «черный воронок». В этот момент я был чертовски лоялен. В национальных особенностях местной демократии мне все отчетливее виделось рациональное зерно. Я вдруг ощутил, что мне давно и искренне нравятся оба туркменских президента! Очень! 

Подъезжают…

- Вова! Ну наконец-то! - расплывается в улыбке белозубый шофер Мурад. Он сэкономил на мобильном звонке целый доллар, наслав на меня гостиничную охрану (хотя из-за военной выправки да и физиономий этих ребят не грех и ошибиться). 

- А ты че такой бледный? - интересуется он. 

- По старой памяти, - ворчу я. (Ну не буду же я ему рассказывать о коллеге из РИА «Новости» Викторе Панове, который как-то отправился в полугодовую экскурсию по туркменским тюрьмам.) 

Вечером я нанял этого шофера, чтобы улизнуть из мраморного города и увидеть настоящую Туркмению, которая уже казалась не просто очередной экзотической страной. Что-то родное было в ней, знакомое...

Родина президента

Но Мурад, как и полагается таксисту, был бесстрашен. Но по-туркменски. То есть, если что, не подкопаешься.

- Туркменбаши был очень хороший, - кивал он. - Народу добра желал. Бывало, придут к президенту дети, танцуют для него, поют, он их по головке погладит и по 500 долларов даст. А девушкам из ансамбля, говорят, сразу по нескольку тысяч. Любил Туркменбаши народ…

После задумчивой паузы Мурад политкорректно замечает, что «и при втором президенте тоже хорошо».

- Даже лучше! Он добра стране желает. Видишь пост ГАИ? До Бердымухамедова здесь очередь была с километр. У всех, кто проезжал из одного валаята (области. - В. В.) в другой, переписывались паспортные данные. С террористами боролись. Надо же им знать, кто из нас где… Ну чтобы мы, значит, спокойно жили… Вот люди и стояли в жару (здесь за 40 зашкаливает), мучились… А второй президент это отменил. Он тоже молодец, думает о людях…

- И как теперь с безопасностью?

- Отлично! С тех пор как первый президент расстрелял всех воров в законе. Говорят, последний вор на суде поддержал политику президента: «Правильно. Кончайте меня, - говорит, - свое я отжил»... 

Свое любимое «говорят» Мурад повторял с такой серьезной уверенностью, словно это была не молва, а новостное агентство… Самое авторитетное. 

- Про змея ты, конечно, слышал, - сокрушенно качал Мурад головой, - ну который к нам со стороны Афганистана приполз.

- Что за змей? - рассеянно спрашиваю я, разглядывая туркменские села, за десять лет они обросли спутниковыми антеннами, но с виду богаче не стали. 

Многоэтажные особняки посреди этой пыльной серости тоже выглядели очень знакомо. Дома глав районов, других чиновников… Точно такие же, как на Руси: кирпичик красный, кровля немецкая…

Через минуту я вытирал слезы от хохота. Мурад с обидой ворчал.

- Народ врать не будет: пришел змей, проглотил трех пограничников. Еще пятеро без сознания от страха. Стреляли из автоматов, пулеметов, и, слышь, ничего этого гада не берет! Пришлось артиллерию вызывать. 

- Может, это был дракон? - пытаюсь я успокоиться после «артиллерии». 

- Точно! - просиял Мурад. - Ты тоже слышал, да? Конечно, дракон! 

- А почему «конечно»?

- Если гадюка 50 лет не видит человека, то становится драконом. Это тебе любой ученый скажет.

Я чуть не вываливаюсь из машины. 

- Глянь направо, - зевает Мурад. - Это село Бабарап. Родина второго президента. Повезло же людям…

- Теперь там, наверное, и нет никого, все в Ашхабад переехали, - серьезно киваю я.

- Нет еще, - смеется туркмен. - Бердымухамедов как пришел к власти, сказал: если родственник что-то украдет, посажу и родственника! 

- Хороший у нас президент! - не сговариваясь, хором умиляемся мы. 

Мурад сообщает, что «телефоны в этом селе всем поставили. Мгновенно! Народ шутит: сидят по домам, ждут звонка Гурбангулы».

Интересно, что Бердымухамедов перенимает опыт обожавшего размашистый пиар Туркменбаши. Вот он в телевизоре за штурвалом истребителя МиГ-29, вот управляет танком, форсирующим реку (правда, выбирается из танка президент, ступая на совершенно сухую броню). Второй президент открывает фабрики, закладывает «первые камни»… А главный его проект - каспийский курорт «Аваза». Миллиарды долларов иностранных инвестиций (из них миллиард вложило туркменское правительство). 

Страдания славянки

Задремав, вдруг вспомнил русскую женщину, которую случайно встретил на ашхабадском рынке. 

Местные продавцы-туркмены опознали во мне россиянина и спросили: стоит ли им ехать на заработки в Россию? Я засомневался. 

- А русским? - тихо спросила она из-за соседнего прилавка. 

40 лет. Бухгалтер. Образование высшее. Уже второй год без нормального заработка - незнание туркменского языка здесь освобождает от работы. Таких, как она, уже немного. Из 350 тысяч русскоязычных (на момент развала СССР) здесь остались менее ста тысяч…

- Вы не подумайте, что я жалуюсь, - говорит она. - Глупо жаловаться на то, что неизбежно. Переедем как-нибудь...

- Власть понимает, что с русскими она перегнула палку, - вполголоса рассуждает «подпольный» ашхабадский аналитик, с которым я познакомился на книжной выставке. - Туркменская экономика бурно развивается на газовых долларах и остро нуждается в специалистах, особенно в энергетической области. Власть пытается осторожно отыграть назад. Вместо уроков «Рухнамы» Бердымухамедов вернул изучение русского языка. Открылись филиалы российских университетов. Ходят слухи, что президент намерен отменить еще одно решение Туркменбаши и перевести обратно туркменский язык с латиницы на кириллицу… Но власть спохватилась поздно. В стране из русских остались преимущественно старики. 

Но уезжают отсюда не только из-за языковой дискриминации. Когда я спросил у русской официантки, почему она не хочет здесь жить, она брезгливо повела плечами.

- У моей двоюродной сестры красный диплом, знает три языка, - сказала она. - Родня ищет достойную работу через знакомых оттуда (она посмотрела вверх). Но там ответили: мы вас очень уважаем, поэтому предлагать ничего не будем.

- ?!

- Обычаи здесь такие. Карьера через постель… А сестра молодая еще, зачем с этого начинать. Пусть едет в Россию - может, там по-другому…

Прощание с Ашхабадом 

На прощание зашел к старому ашхабадскому знакомому - директору Института по правам человека при президенте Туркменистана. С очень близкой для русского сердца фамилией Кадыров. Из любопытства - вернусь ли я в Туркмению… 

Десять лет назад главный местный правозащитник за рюмкой коньяка убеждал меня, что глупо нарушать гармонию. Не надо мешать народу любить своего президента. И наоборот (тут Кадыров улыбался) - тем более.

- Это естественно и прагматично. Это единственно верно. Вы, россияне, скоро поймете! - обещал он в далеких 90-х. 

Хотелось поделиться впечатлениями о прогнозе, но Кадыров в институте больше не работал. 

- Я могу сказать одно: не посадили, - украдкой шепнула мне секретарь. 

Новый туркменский омбудсмен оказался улыбчивой симпатичной дамой с именем Ширин Ахмедова. Состоит в единственной в стране Демократической партии. Корыстно начинаю с «оттепели». Это директора института нисколько не смущает.

- Это больше, чем «оттепель»! - восклицает она. - Реформы настолько кардинальные… Ну что-то из области фантастики! Это невероятно, но каждый день несет что-то новое! Причем такое новое, прогрессивное. Мы никогда не вернемся в прошлое!

(«Так, - думаю, - все-таки перестройка. Пустят, значит».)

Но Ахмедова не останавливалась.

- В прошлом году на пятом внеочередном съезде Демократической партии Туркменистана президент сказал: «Организовывайте партии!» - докладывала защитница прав.

- А почему никто на это так и не решился? 

- А зачем? В стране экономическая и политическая стабильность. В стране нет особых проблем, из-за которых надо создавать партии. А оппозиционеры, которые бежали от закона за границу и поливают свою Родину грязью, - люди нечистоплотные и подлые… 

- Ну это дело знакомое, - киваю я, уже не сомневаясь: в эту страну меня не пустят еще долго. 

Глупо в такие трогательные моменты прощания оставаться политкорректным…

- А почему «Комсомолка» в стране запрещена? Почему все новостные российские сайты заблокированы? - начинаю откровенно бузить я, вспоминая интернет-мучения в ашхабадском интернет-клубе. (Полезный опыт для желающих почистить российский Интернет от экстремизма - в туркменскую сеть можно войти только по паспорту, а блокировка вредных сайтов так хороша, что я не смог ее вскрыть всеми доселе безотказными способами.) 

- Я утром была на сайте «Комсомолки», - срезала меня Ахмедова.

- А давайте зайдем? - наглею я, указывая на компьютер.

Но тест на www.kp.ru туркменская «оттепель» не прошла. Сеть снова дала загадочный сбой. 

- Прощайте! - сказал я главному правозащитнику страны.

- До свидания, - обнадеживающе улыбнулась она. 

- Пока! - фамильярно подмигиваю золотому колоссу Туркменбаши у президентского дворца. Жаль, но эту красоту скоро перенесут на окраину Ашхабада...

На гигантском экране напротив памятника появляется худое, болезненное лицо. Это дедушка второго президента. Как и мать Туркменбаши, он погиб во время ашхабадского землетрясения 1948 года. Как и о матери Туркменбаши, о нем, скромном учителе, теперь пишут книги, снимают фильмы, слагают песни... Похоже, и ему скоро поставят памятник. 

«Это естественно и прагматично», - вспомнил я слова мудрого Кадырова.

С неохотой соглашаюсь - в чем-то он прав...