• Главная
• Шоу-биз

Фото: Чонкин и Сталин. Классический образ солдата был придуман художником Геннадием Новожиловым. Рисунок из первой книги трилогии.

Почти полвека понадобилось Владимиру Войновичу, чтобы закончить свою трилогию про солдата Ивана Чонкина. За это время сам автор успел побывать в эмиграции, а затем и вернуться в Россию. Последняя часть эпопеи про очаровательного солдата-недотепу - «Перемещенное лицо» - выходит скоро в издательстве «ЭКСМО»: в ней герой, пережив войну и потеряв подругу Нюру, оказывается в Америке, где и остается жить. «КП» предлагает вам отрывок из романа.

Буш безопасность гарантирует

...Летом 1989 года в самый разгар страды Чонкину позвонил конгрессмен Волтер Шиповски, которого Чонкин поддерживал на последних выборах.

- Хай, Джон! - сказал Шиповски. - Не хочешь ли навестить свою родину?

- Что? - переспросил Чонкин.

- Я имею в виду Россию, Советский Союз, - прогудел в трубку Шиповски. - Мы формируем делегацию экспортеров зерна, и я не представляю, как такая команда может обойтись без тебя. Что ты думаешь?

- Гм! - задумался Чонкин, после чего, правда, кое-что вспомнил. В шестидесятых годах по кукурузным штатам мотался и даже к пану Калюжному наведался советский лидер… этот лысый… фамилия его из памяти Чонкина выпала, но самого лысого он видел, как будто вчера. Тот в вышитой украинской рубахе и с большой толпой министров, журналистов, кинооператоров и охранников ходил по полю, ломал еще недозревшие початки, вгрызался в них, пробуя на вкус, тряс перед носом своих сопровождающих, а те радостно улыбались и прилежно записывали в блокноты его замечания. Гости, вытоптав целое поле, уехали, а потом Чонкину пан Калюжный сказал, что советский вождь приказал засеять кукурузой всю территорию Советского Союза...

Сказав «гм», Чонкин так долго молчал, что конгрессмен не выдержал и спросил:

- Ар ю хир (ты здесь)?

- Йес, - отозвался Чонкин.

- Есть сомнения?

- Йес, - подтвердил Чонкин. - Имею сомнение, что меня там посадят.

И объяснил, что, насколько ему известно (ему кто-то об этом рассказывал), он как изменник родины приговорен советским судом к расстрелу, и приговор должен быть приведен в исполнение немедленно, как только его обнаружат на территории Советского Союза и установят личность.

- Хорошо, - пообещал Шиповски, - я уточню.

Через несколько дней он позвонил и сказал, что все в порядке. Президент Буш лично звонил Майклу Горбачеву, и тот гарантировал безопасность всем членам американской делегации, кем бы они ни были.

В Москву - первым классом

…Визит был государственный. Чонкин летел первым классом и имел право пить французское шампанское, но пил только воду со льдом. В «Шереметьево» их встречала целая делегация... Все они приветливо и даже льстиво улыбались, а глаза у них при этом были настороженные и сверлили приезжих пытливо, словно подозревали их в том, что не те они, за кого себя выдают, и имеют цель, не только заявленную в протоколе, а другую потаенную, может быть, даже шпионаж и вредительство... Разумеется, фермеры никакой диверсии не замышляли, микрофонов за пазухой не держали, колорадских жуков в багаже не везли, а фотокамеры держали открыто. Но в делегации их все-таки (теперь уж чего скрывать?) имелись два агента ЦРУ, входившие в группу экспертов, которым надлежало определить, в каком состоянии находится сельское хозяйство СССР и насколько вообще стабилен советский строй...

Фермеров поселили в гостинице «Москва», лучшей, как им сказали, гостинице города.

Гостей кормили в буфете на десятом этаже. Утром на завтрак Чонкин хотел взять красный грейпфрут и кукурузные хлопья с молоком, но в буфете не было ни грейпфрутов, ни молока, ни хлопьев. Зато были большие, жирные котлеты с картофельным пюре и густая сметана в граненых стаканах. Ложки и вилки были алюминиевые, а ножи и салфетки вовсе отсутствовали.

В первый вечер их водили в Большой театр на балет «Спартак». Чонкину балет очень понравился, тем более, что он никакого балета живьем никогда не видел, а когда видел по телевизору, то переключался на другой канал. Особенно впечатлил его танец с саблями.

Проходя к себе в номер, он был остановлен дежурной, спросившей, не надо ли чего постирать. Видя, что гость вполне расположен к общению, дежурная втянула его в разговор, спросила, как его зовут, представилась сама - Калерия Маратовна. Рас-спрашивала его об американской жизни, интересовалась, действительно ли там много негров, есть ли у него машина, какой марки, для чего американцы хотят с нами воевать и какая у них вера. Потом спросила, где он работает.

- На фарме, - сказал Чонкин.

- Аптекарь, что ли? - спросила она.

Чонкин не понял.

- Фармацевт? - переспросила она иначе.

- Да не, - сказал досадливо Чонкин. - Фармер.

Калерия Маратовна дежурила двое суток подряд, заменяя другую дежурную. На следующий день она принесла Чонкину в номер выстиранное и выглаженное белье. Он спросил, сколько стоит, она махнула рукой, ничего, мол, не стоит, и спросила, не может ли он подарить ей цветной телевизор «Сони».

Вопрос о телевизоре Чонкин оставил открытым, но дал ей десять долларов и подарил из заранее припасенных для таких случаев мелочей пару колготок, пачку сигарет «Мальборо» и жвачку с ментолом, чему она была тоже рада.

«Чонкин? Не ставропольский случаем?»

...В Министерстве сельского хозяйства делегация была принята самим министром, а в среду их попросили одеться получше (быть не в джинсах и кроссовках) и повезли в Кремль на встречу с президентом Майклом Горбачевым.

Их ввели в огромных размеров зал с лепными потолками, причудливыми хрустальными люстрами и большими картинами, изображавшими Ленина и посвященными разным историческим событиям, вроде штурма Зимнего дворца, плана ГОЭЛРО, строительства Днепрогэса и взятия Рейхстага.

Окружавшая роскошь подействовала на приезжих странным образом. Они, хоть и свободные вроде бы люди, вдруг оробели и сами по себе без всякой команды выстроились в одну шеренгу и даже как-то выровнялись. Наконец дверь распахнулась и оттуда быстрым шагом вышел знакомый Чонкину по портретам лысый господин с большим родимым пятном, по очертаниям похожим на южную часть американского континента. Сбоку семенил молодой и упитанный человек, как потом выяснилось, переводчик, а за ним гуськом следовали министры, заместители министров, начальники отделов, помощники начальников и помощники помощников. Все шли немного неестественно и держали руки так, словно они были у них лишние.

Фермеры еще больше подтянулись. Горбачев подошел к первому - Джерри Маккормаку, - протянул руку и сказал:

- Здравствуйте.

Фермеры, как их и инструктировали, стали представляться, и каждый раз Горбачев поворачивал к говорившему левое ухо, а потом сам говорил одно слово: «Приятно» (а переводчик тут же переводил: «Плежа») и передвигался к следующему. Дошел Горбачев до Чонкина, протянул руку. Чонкин сказал: «Чонкин».

«Приятно», - сказал Генсек и двинулся дальше, но какая-то мысль остановила его и вернула назад.

- Спроси у него, - сказал он переводчику, - а что это у него за фамилия? Звучит, как русская.

- Я есть русский, - сказал Чонкин.

- А-а, - закивал головой Генсек, - то-то я слышу, звучит вроде по-нашему. И сами у России родилися? Не ставропольский случаем? Нет? Жалко. А то я тоже там знал одного Чалкина. Хороший был парень, тракторист, комсомолец, но, понимаете, злоупотреблял этим вот делом. - Генсек щелкнул себя по кадыку. - И однажды, понимаете, пьяный упал в колодец и утопился. А вы шо же, судя по возрасту, из второй эмиграции? В плен попали или же как?

- Да так, - сказал Чонкин уклончиво.

- Да, - покивал Горбачев, - вот как она сложилася история нашего, так сказать, века! Драматическая! Переломила судьбы, поразбросала наших людей кого куда. Но будем как-то ошибки прошлого исправлять. Вы сейчас чем, сельским хозяйством занимаетесь?

- Фармерую, - сказал Чонкин сдержанно.

Генсек спросил, а что за ферма, сколько земли, что на ней выращивается. Чонкин сказал: земли девятьсот акров.

- Сколько ж это по-нашему будет? - обернулся Генсек к министру сельского хозяйства, чем смутил его сильно, поскольку тот пришел в сельское хозяйство с общепартийной работы, а до того управлял культурой. Но выручил переводчик, который знал не только язык, а вообще черт-те чего он только не знал.

- Четыреста пятьдесят гектаров приблизительно, - сказал он.

- И сколько у вас народу работает? - спросил Михаил Сергеевич.

- Чего? - не понял Чонкин.

- Ну, я спрашиваю, какой у вас коллектив? Сколько трактористов, комбайнеров, полеводов?

Чонкин подумал и сказал:

- Я есть один.

- Ну это уж я совсем как-то в голову не возьму. Как же это один? Я понимаю, шо у вас парткомов там, конечно, нет, - пошутил Генсек, и все шедшие за ним громко засмеялись. - Но, однако, даже без парткомов надо пахать, сеять, удобрять, прорежать, убирать, молотить, веять, возить зерно на элеватор. И кто все это делает?

- Я делаю, - сказал Чонкин.

- Совсем один?

- Когда была вайфа (жена), то с ней. А теперя один.

- Не может этого быть, - сказал министр сельского хозяйства.

- Вот и может, - резко возразил Михаил Сергеевич. - Там люди не так работают, как у нас. А к нам вертаться-то не хотите? А то дали бы вам колхозом председательствовать такого же, предположим, размера, что и ваша ферма, но еще человек двести было бы у вас в подчинении. А, может, к вам прислать делегацию на обучение? Не возражаете?

Не дожидаясь ответа, Горбачев двинулся дальше, но следовавший за ним секретарь по идеологии задержался возле Чонкина и тихо спросил:

- Скажите, а кто у вас принимает решения?

- Какие решения? - не понял Чонкин.

- Решения, когда приступать к посевной, когда начинать уборку.

Генсек уже пожимал руку последнему фермеру, но, оказавшись с очень хорошим слухом, обернулся и сказал секретарю по идеологии:

- Этот вопрос доказывает, что тебе пора на пенсию.

Подготовил .Фото

АВТОРА!

Писатель Владимир ВОЙНОВИЧ: Продолжения не будет

- Почему так долго «рождалось» продолжение приключений Чонкина?

- Я много раз собирался вернуться к нему, все-таки Чонкин - мой главный литературный герой. У меня даже есть такая книга «Замысел», в которой я пишу об этих попытках. Я изначально задумывал эпопею про Чонкина. Но не мог войти в то состояние, в котором я начинал писать роман. И вот на старости снова услышал этот камертон из прошлого и закончил книгу - на даче под Москвой.

- Вы с самого начала планировали отправить своего героя в эмиграцию?

- Нет, роман должен был закончиться 56-м годом. Но тут я сам был вынужден уехать на Запад. За границей я увидел много таких Чонкиных из русской эмиграции и решил изменить сюжет.

- Мне-то как раз казалось, что в Америке Чонкин вряд ли ощутит себя комфортно...

- Еще в самой первой части я назвал своего героя естественным человеком в неестественных обстоятельствах. А в Штатах он оказался в естественных для себя условиях: ему никто не давал невыполнимых приказов.

- Но вы сами в Россию все же вернулись. Возможно ли продолжение, в котором и ваш герой поступит так же?

- Продолжения не будет, я поставил в истории Чонкина точку. Он - хоть персонаж и литературный, но тоже стареет вместе со мной.

- Последняя часть «Приключений Чонкина» - тоже сатира, как и первые?

- Почему-то все считают «Чонкина» сатирическим произведением, а для меня - это роман о любви Вани и Нюры.

- Это не сатира, а роман о любви Вани и Нюры