25 ноября
Загрузить еще

Водяная дорога

Водяная дорога

НА ЗЕМЛЕ дороги стали появляться с изобретением колеса. До этого перемещенья людей и грузов шло главным образом по воде - по озерам и рекам. В лесах существовали лишь тропы, а в степях сакмы - следы конных передвижений.

Надежной дорогой везде изначально была вода. У воды возникали поселенья людей. Города утверждались в местах слияния двух рек. Это были узлы торговли на водных дорогах. Суда по воде тащили теченье и паруса. Позже большие барки с грузом тянули ходившие посуху бурлаки - вдоль многих рек по берегу протоптаны были тропы с названьем бичевики.

И издавна по рекам из лесных мест в безлесные сплавлялись бревна. Самый примитивный сплав назывался молевым. Бревна просто ссыпали с берега в воду, и река несла их вниз по теченью. Этот способ был расточительным - много бревен терялось, ломалось в заторах, тонуло. Всё это было, местами, на нашей памяти. Пришлось с этим варварством воевать - молевой сплав губил речки, дно их было буквально вымощено древесиной. Дольше держался сплав леса плотами. По большим рекам плоты проходили в безлесные зоны тысячи километров. Два этих снимка сделаны в середине минувшего века: один - на Каме, другой - на Воронеже.

 УСМАНСКИЙ бор, через который течет равнинный Воронеж, при Петре Первом был водной дорогой, по которой лес сплавляли к воронежской верфи. Прямые, как струны, сосны, искусно связанные плетьми ивняка, соединялись в цепочку, и эта змея из плотов, повторяя изгибы реки, благополучно прибывала к месту, где строились корабли.

После закрытия верфи в Воронеже река и лес, изрядно вырубленный по её берегам, получили передышку вплоть до строительства железной дороги Москва - Донбасс: Усманский бор поставлял бревна для шпал.

Еще одна полоса рубок в бору и проход плотов по реке связан с последствиями войны. Воронеж разрушен был почти так же, как Сталинград. В феврале 1943 года мы с другом прошли в город пешком. Воронеж представлял собой развалины и пустые коробки сгоревших домов. Людей в городе почти не было, ходили лишь там, где саперы оставили надписи: «Проверено. Мин не обнаружено». Восстановление города началось с разборки завалов на улицах, которые во многих местах еле угадывались. Помню первую «торговую точку» - дощатый ларек, в котором продавался морс. Помню полотнище, опоясавшее знаменитое в городе здание «Утюжок». На нем была надпись огромными буквами: «Из пепла пожарищ и обломков развалин мы восстановим тебя, родной Воронеж».

И сразу застучали топоры в лесах близ Усмани, в местечке с названием Кулики. Оттуда в город пошли плоты, и шли они больше десяти лет с весеннего половодья до ледостава. Уже работая в газете, я, помню, полдня просидел с фотокамерой над рекой на Лысой горе, ожидая очередного прохода «поезда» из плотов. И дождался - девятнадцать плотов единой лентой вышли от поворота на живописный простор реки. Я снимал, не жалея пленки, но успел запомнить и подробности «водяного поезда». На нем было шесть сплавщиков - трое на переднем плоту и трое у шалаша - на последнем. А рядом двигалась лодка сопровожденья. На переднем плоту горел костерок. Наготове лежали багры, а с боков весь «поезд» огорожен был подвижными бревнами, плывшими комлем вперед.

Махину плотов ничем не тянули. Довольно было не быстрого теченья равнинной реки, укрытой от ветра справа береговыми кручами, а слева - пойменным лесом. Было торжественно тихо над синей лентой воды - я слышал, как сплавщики у костерка о чем-то переговаривались. Летали над плотами трясогузки, а в высоте, видимо, любопытства ради сопровождал плоты коршун.

В позапрошлом году, разбирая старые негативы, я увидел на снимке эту вереницу плотов, и сразу в памяти всё ожило. А в минувшем июне захотелось побывать в знаменитых у реки Куликах. Мне показали заводь, где вязали плоты, назвали имена мастеров-плотогонов. А что стало с лесом? Тут ведь были сплошные вырубки на больших площадях. Сейчас всюду стояли новые спелые сосняки. Вырубая лес, тут же на выгонку скипидара корчевали пеньки, а землю взрыхляли и немедленно сажали на ней молодые сосенки. (И это было во время войны!) За шестьдесят лет выросли новые мощные сосняки. Вот что значит разумное лесопользованье: срубил - посади! Об этом правиле сейчас забывают, и на вырубках зеленеют лишь малоценные березняки.

 ВТОРОЙ снимок сделал я позже, в другом месте - на Каме. Лесной этот край всегда отправлял вниз по теченью реки и дальше, по Волге, отменную древесину. Гоняли её плотами с прицепом к буксирному катеру либо на баржах, упрощавших проход у волжских плотин.

Я в тот год к 50-летнему юбилею страны снимал с вертолета интересные исторические, хозяйственные и географические места. Значилась в планах моих и Кама с постоянным древесным грузом на мощном своем течении.

Снимки плотов сверху при хмурой погоде не показались мне интересными. А на второй день съемок полетели мы к запани, где вязались плоты из бревен, свезенных на берег зимой. Это было зрелище впечатляющее.

Рассмотрим снимок. Дугою смотрится на реке плавучая ограда запани. Перед ней накапливается сплавной лес. Сверху бревна похожи на спички. Они теснятся тут в беспорядке, но он кончается сразу, как только порция бревен через ворота в плавучей ограде попадает в полоску воды, похожую на дорожки спортсменов-пловцов. Тут мастера вязки плотов, орудуя баграми, выстраивали бревна в нужном порядке, крепя друг к другу. Чуть ниже по реке плоты соединялись и передавались мастерам-сплавщикам. Вся работа ответственная. На Каме и течение мощное, и ветры сильные - плоты по долгой дороге, если что-нибудь упустить, может на воде разметать - насмарку пошли бы труды, потерялся бы лес, засорялась река.

Запань - это целое производство на мускулистом, мощном теле реки. Тут действует строгий порядок работы, наготове аварийная служба, лодки, багры, груды крепежного материала, приют для рабочих в домиках на плавучей запруде. Труд нелегкий на запани, временами опасный, требующий уменья, ответственности, смекалки. Вертолетчик по недостатку времени не мог посадить машину у запани хотя бы на полчаса. Мы лишь покружились над укрощаемой тут стихией. Люди на мостках запани выглядели муравьями…

 НЕ ЗНАЮ, сохранилась ли сейчас запань. Сплавлять лес плотами почти везде перестали - грузят на баржи. В такой транспортировке исчезает романтика, зато меньше потерь и река древесиной не засоряется. Впрочем, слышно, на Северной Двине и на Каме начали бревна снова гонять плотами, но не в таких объемах, как это было когда-то. Потери у плотогонов были большими. Растрепанный бурями плот река частью оставляла на своих берегах и выносила в Северный океан в таком количестве, что норвежцы и шведы создали фирмы, ловившие бревна в море с немалой для себя выгодой.

А сегодня у леса другие потери, почему-то мало кого волнующие. Рубится лес бесконтрольно или попросту воровски. На месте вырубок почти нет посадок, а посаженный лес без ухода за ним погибает. При таком хозяйствовании ни сплавлять, ни возить, придет час, будет нечего.

Фото автора.