Незадолго до смерти великого певца в издательстве «Прозаик» вышли его мемуары «Живут во мне воспоминания». «КП» приводит наиболее любопытные, на наш взгляд, отрывки из этой книги: ведь биография Муслима Магомаева интереснее любого романа.
Стажировка в Милане
Познакомили нас с одним безработным - переводчиком русского языка Эмилио. Приезжих из Советского Союза было мало - соответственно столько же у него было работы.
Рисковый парень был этот Эмилио. Однажды он предложил:
- Микеле, давай с тобой сделаем бизнес. Найдем шикарную машину, я ее открою, а ты сядешь за руль и ударишь сзади мою развалюху.
- А какая разница твоей машине, чем ее двинуть?
Эмилио даже обиделся на мою тупость:
- Не понимаешь?! Мы с тобой такие деньги заработаем, что сможешь в Италии не месяцы учиться, а годы.
- Да каким образом?
- Таким! Ты врежешься в мою машину и скроешься, а я буду бегать вокруг своей битой машины, громко вопить, требовать полицию. Кричать, что у меня после столкновения болит голова. Хозяину машины деваться некуда, вот он и будет платить мне огромные деньги.
Наконец-то я понял механику подобного «бизнеса».
- Я тебя стукну… А потом меня так стукнут, что никакое посольство не спасет. Да и бегать я быстро не умею…
Шахский подарок
Шахиня Фаррах была ослепительна: точеные черты лица, персиянские бархатные очи, жемчужная улыбка… Настоящая кинозвезда. Визит Ее Величества в Баку был официальным, и она вела себя в строгих рамках протокола.
На вечере в честь высокой гостьи во Дворце приемов Президиума Верховного Совета Азербайджана я был среди гостей. Меня попросили спеть, и я сел за рояль. Спел неаполитанские песни, потом азербайджанские, а «на десерт» - каватину Фигаро.
Через какое-то время я получаю приглашение принять участие в праздновании годовщины коронации шаха Ирана…
Поселили нас в роскошном отеле, где к нашим услугам было все что угодно - от завтраков до ужинов в любом из ресторанов. Мы могли также покупать себе что душа пожелает. Этот полный коммунизм оплачивался из средств шаха.
Наконец, долгожданный прием во дворце шаха. Этикет на нем соблюдался свободный, беспротокольный: просят - пою, не просят - ем, пью, чувствую себя свободно на этом «фуршете».
Там, во дворце, со мной произошел казус, который мне, впрочем, простили. После исполнения каватины Фигаро по просьбе шаха меня подвели к Его Величеству. Он лестно отозвался и об исполнении каватины, и об исполнении неаполитанских песен. Закончив вежливый разговор, я повернулся, чтобы отойти от шаха, и услышал в зале сдержанный гул. Оказалось, что я совершил страшную ошибку. Как мне объяснил секретарь шахини Фаррах, который прекрасно говорил по-русски, по этикету от шаха не уходят, а отходят от него пятясь. Но меня никто об этом не предупредил. Тем не менее в истории шахского дворца я, видимо, оказался первым, кто нарушил строгий этикет - показал владыке Ирана спину.
|
Большое кино
Однажды пришло письмо от кинорежиссера Александра Зархи. Появилась возможность обессмертить себя в роли Вронского в «Анне Карениной». Я был обескуражен, зато дядя Джамал был от радости на седьмом небе. Но я опять крепко задумался: Зархи режиссер маститый, рисковать не будет. А материал роли - это же с ума можно сойти! Сам Лев Толстой! Потом к сомнениям добавился страх: это сколько же нужно смелости, даже нахальства, чтобы головой да в классический омут?!
(…) Потому в случае с Зархи дело не дошло даже до проб. А если бы и дошло, я не мог себя представить в роли побежденного.
(…) Я был в Баку, когда раздался звонок из Москвы. Звонили по поручению кинорежиссера Леонида Гайдая:
- Не хотите ли попробоваться на роль Остапа Бендера?
- А с чего это вы решили, что я похож на Остапа Бендера?
- А почему бы нет?
- !
Удивлен был несказанно. Во-первых, до тех пор я никогда не замечал за собой таких способностей, как у товарища Бендера. Во-вторых, я никак не мог осилить до конца «Двенадцать стульев». Мне было стыдно признаться в этом, но я не мог понять, почему всем нравятся Остап Бендер и его юмор…
В разговоре с помощником режиссера я и попытался объяснить это… Поговорил я с Москвой, повесил трубку, посмеялся про себя. Представьте себе такое: выходит на сцену Кремлевского Дворца певец Муслим Магомаев, а по залу шум: «Бендер, Остап Бендер из Баку!»
РЕПОРТАЖ ИЗ МУРМАНСКА
Юрий, брат Муслима Магомаева: «Тяжело говорить о нем в прошедшем времени»
Анна СОЛОВЬЕВА, Руслан ВАРЕНИК («КП» - Мурманск»)
|
- Мама Муслима Магомаева, Айшет Ахмедовна, по сценической фамилии Кинжалова, лет десять работала в Мурманском областном драмтеатре, - рассказывает Татьяна Чеснокова, завлит театра Северного флота. - Ее муж - отец Муслима - ушел на фронт, погиб в Польше в 1945 году, незадолго до конца войны. Родственники мужа требовали, чтобы по кавказским обычаям она посвятила себя семье, а не строила карьеру. А Айшет не хотела от нее отказываться. Потому после гибели мужа ушла из дома его родственников. Но ребенка у нее забрали, и так всю жизнь Муслим был фактически оторван от матери.
В Мурманске Айшет Ахмедовна вышла во второй раз замуж. Ее новый супруг тоже был актером областного драмтеатра. В этом браке родились двое детей: Юрий и Татьяна. Оба до сих пор живут в Мурманске.
Брата Муслима Магомаева - Юрия мы застали дома:
- Смерть Муслима была для меня шоком. Да, он долго болел, но мы думали, что все наладится. Тяжело говорить о Муслиме в прошедшем времени.
- Вы ведь были сводными братьями?
- Нет, я всегда считал его родным. У нас одна мать. И я считаю, что он был мне именно родным братом.
- А когда вы последний раз общались с Муслимом Магометовичем?