Нина СВЕТЛАНОВА, вдова великого дирижера: «Муж знал дату своей смерти»
В мае 2002 года были отменены его концерты в Лондоне. Причина - смерть.
Чиновники обыграли музыканта
...Опухоль на бедре почти не беспокоила. Врачи настояли на операции. Он перенес их десять и был готов к одиннадцатой. До операции - двадцать пять сеансов облучения. Семь месяцев учился ходить на костылях. Выходил из них с помощью той же музыки. Теперь оказался лишен ее: лишен Госоркестра, свыше сорока лет выступавшего с прославленным грифом «под управлением Светланова». Сложный процесс вхождения культуры в рынок обернулся жестоким конфликтом. Говорили, что с оркестром. На деле - с кучкой людей. Высокие чиновники умело обыграли знаменитого музыканта. Светланов получил уведомление об увольнении от министра культуры: «За грубое нарушение должностных обязанностей и трудовой дисциплины, выразившееся в самоустранении от руководства коллективом...» Словно речь шла о руководителе какой-нибудь фабрики. Медики считали душевное состояние Светланова спусковым крючком роковой болезни...
На 40 дней я пришла в дом Светланова без Светланова.
Разговор с Ниной Александровной продолжался четыре часа.
Это была история Любви.
Только через шесть лет жена Светланова дала разрешение на публикацию.
...- Садитесь, есть хотите? Что-нибудь приготовлю, у нас такой дом русский, не покормив, никого не отпускаем.
- Как вы с этими русскими привычками жили на Западе?
- А мы и не жили на Западе. Мы там работали. И сейчас мне не нужен никакой Париж. Я буду жить здесь.
- Когда он умер, я думала одно: если бы он слышал эти речи, которые говорились над его гробом! Он знал, что великий музыкант?
|
- Он знал. Но думал, что никто не знает. И как ребенок жаждал все новых признаний. Но я-то думаю, он вовремя умер. Происходящее было для него мучительно. Когда его - его! - выгнали из оркестра, который он создал...
- Он вмещал в себя мир, такие люди сверхчувствительны...
- Он был пифия. Он все знал. Когда у него случилась беда с ногой, он сказал: эта нога меня и убьет, это саркома. На самом деле он так и не узнал, что с ним, но это была саркома. Он лежал у себя в комнате, я сидела рядом, раздавался звонок, я уходила говорить по телефону. А он просил: посиди со мной, ну зачем ты уходишь. Я говорю: «Женечка, это же по делу». Он говорит: какие дела, я завтра умру, и никто тебе не позвонит... Он был очень терпеливый. И пока мог терпеть боль, терпел. А в тот день было что-то ужасное: ему сделали одиннадцать уколов, а боль не отпускала, он кричал. Но потом сел на постели и сказал: кажется, отпускает. Ночь спал. А утром был уже какой-то прохладный. Смотрел как будто оттуда. Он умер в семь часов вечера 3 мая. И я еще три часа не отдавала его. Сидела с ним.
Мы прожили двадцать пять лет, не расставаясь ни на день. Я до сих пор встаю ночью и придерживаю рукой дверь, чтобы не ударила и не разбудила его... Знаете, Оля, что со мной случилось? Я разбирала кассеты и нашла одну, на которой написано: «Скрябин». Захотела послушать, поставила и вдруг вижу, что на ней фильм «Дирижер» 1978 года. Он там молодой, красивый до ужаса. И со мной что-то произошло. Как будто я провалилась во времени и стала опять молодой, когда встретила его....
- Расскажите...
«Я влюбилась страшно»
|
- Вы испытывали счастье?
- Муку. Тяжелейшую. Все было безысходно. Изредка я звонила, просила сказать несколько слов по какому-нибудь поводу, я работала в «Последних известиях», две-три минуты - весь формат. Он говорил. Я уходила. Никаких объяснений, естественно. Близился его день рождения, и я пришла к своему начальнику попросить дать мне возможность сделать очерк о нем как о композиторе. Я знала, что он страдает от недооценки этой стороны его творчества. Начальник говорит: это не от меня зависит. В итоге я попала к тому, от кого зависело, и сделала передачу. Была большая почта, я ее послала Светланову со своей приписочкой. Все письма Лариса Ивановна ему отдала, а мою приписочку нет. Ну нет, так нет. Было лето, я уехала в Крым, а вернувшись, узнала, что он лежит в больнице, врачи сказали, что либо умрет, либо, если выздоровеет, больше не сможет дирижировать. Конечно, я не могла там появиться, но я все узнавала... А однажды прихожу по делу в филармонию и вижу: навстречу Светланов в каком-то элегантном костюме, и глаза как-то особенно
блестят. Я не знала, что они так блестят, когда он выпьет... И вдруг он предлагает: а не хотите вместе поужинать?
блестят. Я не знала, что они так блестят, когда он выпьет... И вдруг он предлагает: а не хотите вместе поужинать?
- Что с вами было?
- Радость такая внутри!.. А раньше между нами вот что произошло. Во время одного интервью зашел разговор о рыбалке, он же был страстный рыбак, а я тоже рыбачка, и довольно серьезная, и он пошел, вытащил откуда-то японскую удочку дивной красы и подарил мне. Когда я вернулась на работу с этой удочкой, мужики обступили: продай да продай. Знали бы... В общем, мы договорились встретиться после моей работы. Я шла и не верила, что увижу его. Думаю: или не сможет, или забудет, не придет. Он пришел. Мы поехали в «Минск», но там ресторан оказался закрыт, я предложила поехать в маленький ресторанчик напротив дома, где жила моя мама, я слышала, там хорошо готовят. Тоже не центр. Я понимала, что Светланову нужно такое место, где его никто не увидит, но все равно кто-то увидел, закричал: «Евгений Федорович, а вы что тут делаете?..» Мы, правда, вкусно поели, разговаривали умные разговоры, нашли много общего. А на следующий день он приехал ко мне домой в Давыдково, где я жила в пятиэтажке без лифта, и остался на всю ночь. Но п
ервое, что сказал, что так устал, что не может любить. Мне было все равно, настолько я его любила, и хотела, и знала, что и мертвого подниму. Утром он встал передо мной на колени и сказал: что бы дальше ни было, я этого никогда не забуду... И вот гастроль в Югославии, и он оттуда звонит и говорит со мной каким-то странным тоном. Из Югославии он уже ко мне не приехал, и больше, как говорится, ни звонка, ни записочки.
ервое, что сказал, что так устал, что не может любить. Мне было все равно, настолько я его любила, и хотела, и знала, что и мертвого подниму. Утром он встал передо мной на колени и сказал: что бы дальше ни было, я этого никогда не забуду... И вот гастроль в Югославии, и он оттуда звонит и говорит со мной каким-то странным тоном. Из Югославии он уже ко мне не приехал, и больше, как говорится, ни звонка, ни записочки.
- Как же вы?..
- Я жить не могла. Пошла на репетицию, где он дирижировал. Спросила: что случилось? Он нервно перебирает какие-то бумажки на столе и говорит, что они помирились с Ларисой Ивановной. Я поняла, что все кончено. Вышла, села где-то на приступочке, плакать не могу, чтобы никто не увидел, и идти не могу. Дома выпила целую бутылку коньяка. Было ужасно. Так продолжалось год и три месяца. А через год и три месяца - звонок. Он. Говорит: ты не удивлена, что я позвонил? Говорю: нет. Он говорит: а что, если я к тебе приеду? Я говорю: приезжай. Он говорит: сейчас поздно, я завтра приеду. Я говорю: приезжай завтра. А уже на выходе - новый звонок. Он говорит: нечего ждать завтра, я сейчас приеду. Я схватила такси, еле успела что-то прибрать, он приехал - и больше уже никогда не уехал... А дальше эти двадцать пять лет, когда я ему была всем: женой, любовницей, другом, мамкой, нянькой, администратором, медсестрой. А он был всем для меня... И ничего больше неинтересно в этом мире.
- У вас есть обязанность - вы должны заниматься его наследием...
Нина Александровна сделала все и даже больше. Есть зал имени Светланова в Доме музыки, есть конкурс имени Светланова, продолжаются концерты памяти великого дирижера...
ИЗ ДОСЬЕ «КП»
Был женат дважды. Вторая жена - Нина, журналист, музыковед, - посвятила ему всю свою жизнь.
|
Подписывайтесь на нас в соц. сетях
