"Барьер".
Хмельной маэстро по пути домой обнаруживает на заднем сиденье спящего женского ангела. Ангел любит ходить босиком, сворачиваться клубочком и летать по ночам, преодолевая барьер и приглашая к тому же рожденного ползать и размахивать палочкой. Параллельным курсом летит доктор Фрейд с лекцией о нездоровых старческих фантазиях.
Отчего-то (известно, отчего) на излете социализма состоятельные творцы полюбили молоденьких фей. Феи заливались хрустальным смехом, были моложе творца лет эдак на сорок и освещали нездешним светом его холостяцкую берлогу: к моменту приземления иноприродных существ творцы поголовно были вдовцы или счастливо (т. е. без потери жилплощади) разведены. Стоило озорным сквознякам и улыбкам летней ночи наполнить их жилище, туда тотчас задувало фею. Или музу. Или девочку-колокольчик. Чем творец с феей занимались в многокомнатной, положенной ему по рангу квартире-лабиринте, сказать было неловко, поэтому считалось, что они летали. В фильме по рассказу Валентина Распутина "Рудольфио" журналист летал с феей Ио. В фильме по пьесе Алексея Арбузова "Сказки... сказки... сказки старого Арбата" кукольных дел мастер летал с феей Виктошей. В фильме Романа Балаяна "Райские птицы" писатель-диссидент летал с феей Катенькой. В рассказе Вениамина Каверина "Сын стекольщика" хрустальным сердцем обладала дочь архитектора, дико ревнуя папу к воцарившейся в доме злой волшебнице Ольоль.
А вот в фильме по повести Героя Соцтруда Болгарии, ветерана их писательской спилки Павла Вежинова "Барьер" композитор летал с феей Доротеей. В этих крылатых качелях было столько узнаваемого ребяческого фрейдизма, что на Западе подобных сюжетов элементарно стеснялись. Тамошних кукольных, скрипичных и нотных дел мастера если и спали со своими студентками, то не делились стариковским счастьем с широкой общественностью. А кто и делился (как Вуди Аллен в "Манхэттене") - не изображал себя добрым волшебником, а подругу случайно приземлившимся мотыльком. О "Последнем танго в Париже" и речи нет, там фею... ладно, оставим.
У нас с болгарами все было иначе (у нас - потому что странноприимного титана играл приглашенный И. М. Смоктуновский пятидесяти пяти лет от роду). Титан учил Дорофею нотной грамоте, и та начинала слышать музыку при одном касании клавира. Для пущей легкости сближения была она чуть с прибабахом, носила хиповский батничек с талисманчиком и наблюдалась в психлечебнице.
В СССР фильм полюбили: имя актрисы Вани Цветковой выучила вся страна - радовало, что девочку зовут Ваней; разве что подрезали сцену ее нагого купания в пруду. Фото в ночнушке вынесли на четвертую обложку журнала для состоятельных творцов "Искусство кино". Конечно, смущала некоторая томная безвкусица и мастер-и-маргаритица - но чего еще, скажите, было ждать от режиссера с фамилией Христов.