Лидия Вертинская: «Я до сих пор перечитываю письма мужа
...Судьба этой женщины была полна невзгод и лишений, но жизнь подарила ей главное - любовь, какая редко встречается. Певец, музыкант, поэт Александр Вертинский не уставал признаваться жене в пылких чувствах, посвящал ей песни.
Как признается Лидия Владимировна, ее мысленный диалог с мужем продолжается и спустя более полувека после его смерти. Сегодня она уединенно живет на даче. Мы общались с ней, когда вышла книга с письмами Вертинского.
|
Знакомство
- Александр Николаевич часто писал письма мне, потом, когда росли дочки, и им тоже, - рассказала Лидия Владимировна. - Эти письма я берегла, перечитывала. Не думала, что их опубликуем, они очень личные. Но потом поняла, что тут остались его душа, его мысли. Они не должны принадлежать мне одной.
- Как вы познакомились?
- Это было в Шанхае в 1940-м. Я работала в солидной пароходной конторе. Мне было 17 лет. Вертинский уже был очень знаменит. Но из-за разницы в возрасте моя мама была против наших встреч. Она предвидела многое, в том числе и мое вдовство. Но любовь была сильнее всего.
Мечтал купить козу
После нескольких лет в Шанхае семья вернулась на Родину, Вертинский гастролировал, давал благотворительные концерты, общался с друзьями. И, как рассказывает Вертинская, его везде просили спеть. Он шутил: когда приглашают в гости зубного врача, его же не просят ставить пломбы!
Власть так и не признала певца.
- Самое душещипательное из папиных писем - я просто плачу, когда его читаю, - письмо к министру культуры, когда отец с обидой спрашивает, почему нет его афиш, не издают его пластинок, ведь он вернулся на любимую Родину! - рассказала «КП» дочь Марианна Вертинская.
«Мне много лет. Как дочки вырастут? Доживу ли я до этого? Как их обеспечить? Все это мучает меня», - писал он жене. Когда незадолго до смерти певец с трудом накопил на покупку козы, радовался как дитя, наивно полагая, что теперь семья не останется без молока. Кстати, его любимым блюдом были вареники с вишней. Позже их научилась готовить дочь Настя. И передала бабушкин рецепт в ресторан своего сына «Вертинский».
Последний концерт
Лидия Вертинская вспоминает:
«...Мы созвонились с Никулиными и пошли ужинать в ВТО. Играл оркестр, и мой муж пригласил меня танцевать. На следующий день он уехал в Ленинград. Это был последний наш танец и последний вечер, когда я видела Вертинского живым.
...Где-то после десятой или двенадцатой песни кто-то робко попросил: «Прощальный ужин»! Вертинский сделал вид, что не расслышал, и стал петь что-то другое. Просьба повторилась. Наконец... к Вертинскому с места обратился Царев и поставленным голосом сказал: «Прощальный ужин!» Лукаво взглянув на часы, Вертинский... серьезно ответил: «Есть на ночь вредно». Грянул хохот. Но догадливый Брохес - партнер Вертинского - уже взял первые аккорды. Так в последний раз был исполнен один из самых знаменитых романсов Вертинского...»
|
Строки любви
Пятница, 17 мая 1940 г.
Наконец утром мне подали Ваше письмо, и все мои ночные страхи развеялись, как дым... Да, совершенно ясно, что мое настроение находится в концах Ваших тонких пальцев... Помните, что сказал мне на грузинском балу один человек? «Вертинский, вы - Кавказский пленник!» А с пленниками надо хорошо обращаться! Все эти дни я нервничал из-за Вашего молчания и плохо себя вел. Пил много. Теперь я успокоился... Я Вас обожаю, моя маленькая грузинка!
Суббота, ночью
Любимая моя! Я думал о том, что если бы Вас не было, то не стоило бы мне жить на свете!
19-е, ночью, дома
...Не пугайте меня «загадочностью» Вашей натуры. Замками и старой мебелью... Где я Вам ее достану? Напрокат не дают. А купить не на что. Мы с вами устроим счастье и без этого, с завтрашнего дня начинаю откладывать деньги на замок и мебель.
Интересно, почем теперь замки?
Маленькая, любименькая, тоненькая, зелененькая, холодненькая. Я Вас ОБОЖАЮ! Несмотря на протест Грузинского Общества и ближайших родственников.
Ваш несчастный Сандро.
...Я вчера рассмотрел немного Ваше лицо. Оно, конечно, красивое, но самое главное, что эта красота духовная. Точно оно освещено изнутри каким-то мягким светом. Вы еще чем-то будете потому, что у Вас лицо артиста... Я бесконечно рад тому, что у Вас такое лицо, а не «бьюти-парлер». Вы похожи на маленького непокорного ангеленка, которого обидели и который никогда этого не простит.... И какое ужасное горе постигнет меня, если Вас у меня отнимут.
Р.S. Поклянитесь мне, что Вы меня никогда не променяете ни на кого и что будете ждать меня до конца!
...Все это слишком чудесно, чтобы быть правдой. ...Куда девать эту большую радость, это непостижимое и единственное счастье? Верить ли мне в него? Вы еще так молоды. Быть может, через неделю Вы забудете обо мне? И легким шагом, как сон, как мечта, в мою жизнь, спокойно и уверенно (тогда, в баре Ренессанса) вошла длинноногая, зеленоглазая девочка, и взяли меня за руку, и сказали: Вы мой! Я испугался, но поверил. И сразу все остальное стало ненужным и неинтересным. Правда ли это? Может быть, я проснусь, и все это окажется сном?
Подумайте об этом еще раз! Одно я знаю наверное - если бы когда-нибудь Вы стали моей женой - это было бы таким огромным счастьем, которого, вероятно, не выдержало бы мое усталое сердце...
|
Понедельник, 20 мая 1940 г.
...Для дальнейших Ваших «сомнений» во мне я рекомендую Вам те слова, которые я сказал Вам в машине вчера:
Сколько бы ни было в моей жизни «встреч» - счастья у меня никогда не было!
Счастье - это Вы. И только Вы!
Если Вы будете когда-нибудь моим счастьем!
...Зачем Вам думать о том, что было до Вас, когда до Вас ничего не было!..
Вы - моя первая любовь!
...Не спрашивайте ни о чем. Ничего не было. Ничего. До ужаса ничего. Был обман. Подделки. Фальшь. Суррогат. Пародия.
А теперь Вы. И только Вы - Лила.
Моя чудесная светлая девочка.
Моя невеста.
Моя любовь.
|
Баку, 9 августа 1944 г.
Моя маленькая дорогая Пекочка!*
Вчера был только первый концерт, и мне еще тут сидеть до 19-го, а я уже так соскучился по тебе и Бибоньке, что считаю дни и часы. Концерт прошел блестяще. Публика принимает меня как в Москве — восторженно. Летняя площадка чудесная, но без крыши, и пою я на эстраде прямо на воздухе. На¬роду уйма. Со сцены не дают уйти. Народный артист Азер¬байджана, самый знаменитый здесь тенор Бюль-Бюль при¬слал мне огромную корзину цветов. Из-за билетов чуть не до драки доходят. Голос у меня звучит как никогда хорошо и чи¬сто.
Номер в Интуристе у меня роскошный, апартамент из 2-х комнат с ванной и передней. Погода прохладная, окна выхо¬дят прямо на море, и дует чудесно. Как в Боржоме. Жары ни¬какой. Я жалею, что не взял тебя с собой, ты бы тут хорошо отдохнула. Кормят меня великолепно, как даже в «Метропо¬ле» не кормили. И все это по государственным ценам, очень дешево. Администратор очень солидный, скромный человек, и мне нравится.
У Мишки** тоже маленький, но прекрасный номер с ван¬ной. Отель люкс шикарней московских, чистота ослепитель¬ная. Одно плохо — знакомых нет, и мы с Мишкой скучаем ужасно, да еще мух миллион. Не дают жить. Карточки будут сегодня отоварены. Боюсь, что меня отсюда пошлют в Гроз¬ный. Был представитель и поехал в Тбилиси уговаривать Сулханишвили. Но я буду отбиваться изо всех сил. В день вы¬езда или раньше — дам тебе телеграмму — приезжай в Тби¬лиси. Сейчас звонил полпред Туркмении (Асхабад и другие города). Умоляет хоть на три концерта. Я его направил к Сул¬ханишвили. В общем, меня не хватает.
Ну, целую тебя крепко-крепко и Бибиньку мою любимую. Да хранит вас Господь. Скоро увидимся.
Твой муж и Бибин папа А. Вертинский
Р.S. Привет Лидии Павловне***.
|
* Почему Пека? В Харбине издавалось немало газет и журналов на русском языке, в том числе журнал под названием «Рубеж», выходивший еженедельно. Журнал был популярен, потому что прекрасно иллюстри¬ровался и в каждом номере на последней странице публиковались кари¬катуры талантливой художницы под псевдонимом «Вита». Серия рисунков шла из номера в номер под названием: «Лошадка Пека, которая не глупее человека». Эта лошадка Пека была умна, находчива и часто выру¬чала своего незадачливого хозяина из разных бед и неприятных, затруд¬нительных ситуаций. Харбинский читатель с удовольствием следил за похождениями Пеки. Вертинский шутливо считал, что моя смекалка та¬кая же выдающаяся, как сообразительность лошадки Пеки, и потому ча¬сто называл меня Пекой.
** Михаил Брохес, аккомпаниатор А.Н. Вертинского.
*** Лидия Павловна — моя мама.
Ростов, 21 сентября 1944 г. Моя маленькая Пека!
Я начинаю скучать по вас с Биби на следующий день отъезда. Вот уже второй день, как я не нахожу себе места и считаю дни, когда вернусь домой.
Поездка была малоприятной. Начать с того, что вагона Персона в Минводах не оказалось. Какая-то девица на стан¬ции забыла передать его депешу своему начальнику, поэтому мы мокли под дождем 2 часа на перроне, пока вагон отыски¬вали и прицепили. Мы ушли из Минвод с опозданием на 15 минут. Вагон оказался третьего класса, холодный. Без света, с разбитыми окнами... Мы согревались коньяком и заснули на твердых деревянных скамьях, дрожа от холода. Утром бы¬ло лучше, и стало вообще теплее. В 2 ч. дня мы были в Росто¬ве. Полгорода вообще уничтожено, в остальной половине очень приятные улицы и дома, и напоминают старый Ростов.
Концерт был вчера и прошел блестяще, пожалуй, лучше, чем во всех городах. Публика прямо ревела от восторга. Было все начальство и много больших железнодорожников. Д.М. говорит, что, может, ему удастся выхлопотать вагон от Росто¬ва до Москвы. Тогда мы сможем взять с собой продуктов на целую зиму.
Мишка спит все время, в пижаме с утра до вечера. Отдыха¬ет от отдыха.
Пел я в черном смокинге, но в закрытом театре мне было жарковато. В дороге ели чудесные дыни — такие, которых ты никогда не ела — ароматные, как ананас, и сладкие, как мед. Арбузы тоже.
Как моя Бибонька? О папе вспоминает? А я все время ду¬маю о вас, мои дорогие, и скучаю невероятно.
Напиши мне в Сочи по адресу: «Сочи. До востребования. Д.М. Персону для Вертинского».
Ну, целую тебя крепко, моя дорогая Пекуличка-женуличка, береги себя и Биби, чтобы она не упала на лестнице или не схватила электрическую печку. Скоро приеду.
Да хранит вас Господь Бог.
Ваш муж и папа А. Вертинский
|
29 сентября 1944 г.
Дорогая моя женуличка Пека!
Надоело мне жить без вас ужасно. Ну что это за жизнь? Ни Пеки! Ни Бибци! Скучно. Пошли бы сейчас гулять. Я бы взял Бибулю на шею... Тоска. Но уже, слава Богу, все заканчивает¬ся. Осталось три концерта, и мы уезжаем. 2-го утром я уже буду сидеть в поезде на Сочи. В Сочи пробудем только три дня, 4-е, 5-е и 6-е. Седьмого утром — выедем и 8-го будем в Кисловодске вечером. Часов в 5—7 веч. Дома целый месяц. А потом Персон хочет, чтобы я спел еще три города — Ма¬хачкала, Грозный и Орджоникидзе. Говорят, что нельзя их из¬бежать, потому что начнутся телеграммы в Москву и т. д.
После этого — в Москву. Концерты здесь проходят хоро¬шо. Аншлаги и овации. Даже цветы! Но тоска смертельная. Кормят нас хорошо. Хозяйка делает такой раковый суп, что я решил остановиться на обратном пути здесь, чтобы угостить Пеку этим супом.
Вчера приехали Флиеры (они едут в Москву) и с ними... Да¬вид Гутман. Он устроил свой театр на три месяца в Тбилиси и едет на 5 дней в Москву, а потом приедет к нам в Кисло¬водск, привезет твой пояс и мне сигарет и погостит у нас не¬сколько дней. Он поправился и помолодел. Милочка с ним, но я ее не видел — она осталась в вагоне. Он говорит, что Осипов нагло ведет себя и дурно говорит обо мне. Карточки лимита он отоварил, и Давид хотел их взять, чтобы привезти нам, но так и не мог добиться у него их. Он обещал их привез¬ти на вокзал и не привез. Наглец большой. Его надо гнать вон. Я даже на порог дома своего его не пущу. Грязный жулик!
В Сочи куплю фруктов. А здесь на базаре почти ничего нет. Карточки нам отоварили и вино дали, и коньяку, и папирос. Мои сигареты кончились, и я с отчаянием курю папиросы «Кремль», которые мне тут дали. Были два концерта — и все. Купил Биби куклу, но неважную. Паяца. Тебе купил помадки. И все. Рыбы тут тоже нет хорошей.
Ну, целую тебя, моя маленькая, крепко-крепко. Ты у меня любимая и дорогая женуличка. Бибиньку целую в мордочку и нового Беби мысленно. Скоро приеду. Привет Л.П.
Ваш папа и муж А. Вертинский
|
Москва, 20 декабря 1944 г.*
Дорогая Пекочка!
Как ты себя чувствуешь? Как выглядит доченька? Как моло¬ко? Сегодня звонил Тамаре начет кроватки для Настеньки **. Она обещает устроить.
Вчера пел концерт с огромным успехом. Это для раненых актеров ВГКО. Они были так благодарны мне за это и поднес¬ли корзину чудных фруктов с бутылкой шампанского от Ели¬сеева. Часть этих фруктов я через маму посылаю тебе. Кара¬мель тоже от меня. Бибинька вчера вечером звала все время маму. Она хорошо себя ведет и гуляла вчера два часа и сего¬дня няня ее повезла на улицу.
Мы все уже по тебе скучаем. Меня весь город поздравляет, целые дни звонки.
Напиши, если что-нибудь захочешь. Завтра приеду к тебе. Биби тебя целует.
Твой любящий муж, Бибин и Настенькин папа САШЕНЬКА
* Письмо в роддом, где я 19 декабря родила нашу вторую дочь Настеньку.
** Однажды, вспоминая свои детские годы, Александр Николаевич расска¬зал мне, что, будучи мальчиком, был влюблен в девочку, дочь станционного смотрителя, которую звали Настенькой, и о том, какая прелестная она была. Вот я и решила доставить моему мужу полную радость и на¬звать нашу вторую дочь Анастасией, Настенькой.
Харьков, 11 августа 1945 г. Лиличка дорогая!
Посылаю вам яблок, груш, помидоров, абрикосиков и зелено¬го перцу. Только что ходил на базар и вернулся красным как вареный рак. Стыдно сегодня с таким лицом петь концерт. Ну, тащились мы с этим поездом невыносимо долго. В Харь¬ков он пришел только в 5 утра. Мишка болен насморком, из него льет как из ведра, и он мнительный как все евреи — ставит себе в задницу градусник каждые пять минут. Я ему дал аспирину и вылечил его.
Вчера был первый концерт в опере. Принимали с треском, воем и воплями, которые этот театр никогда не слышал! Сло¬вом, на ура! Сегодня второй, а завтра — третий. После этого еще три. Потом лечу самолетом в Киев. Тут спокойные «Ду¬гласы» и езды 1 ч. 40 м. А поездом 26 часов. Но не исключена возможность, что я еще останусь здесь.
Переделанную песенку закончил и вчера попробовал на концерте. Никто не аплодировал. Не хотят ничего слушать о войне. Зато все остальные — на ура!
Эту корзинку берет дама, едущая в Москву. Там ее встретит Киселевский (администратор Украины) и позвонит Успен¬скому. А он доставит вам. Как мои писенята? Скучаю по вас всем ужасно.
Жара стоит страшная, а приехал в дождь, который лил от Москвы не переставая.
Адрес мой: Харьков, гостиница «Интурист», улица Сверд¬лова. Давай молнию. Дойдет. Если будешь в городе, конечно. В Киев пиши: Киев, Филармония, Вертинскому.
Целую вас крепко и нежно, мои дорогие. Привет маме, Милочке, Гутману и хозяевам.
Саша
(Из книги Л. Вертинской «Синяя птица любви»).
