Борис Акунин: "За нами наблюдает внеземная цивилизация. Может быть, даже не одна"
Писатель Григорий Чхартишвили (он же Борис Акунин, он же Анатолий Брусникин, он же Анна Борисова) выпустил роман "Аристономия" - первый, по его словам, серьезный за всю карьеру. Это книга о русском юноше, которому не повезло родиться в конце XIX века; не повезло - потому что он стал свидетелем чудовищных зверств времен красного террора и Гражданской войны. О войне, терроре, жизни и судьбе (а также о Боге и инопланетянах) мы с ним и поговорили.
"ИНТЕЛЛИГЕНТАМ СВОЙСТВЕННО ИСКАТЬ НЕ ПРАВДУ, А СЕБЯ"
- В "Аристономии" есть очень симпатичный эпизод, где герою-интеллигенту кажется, что он неловким вопросом оскорбил своего собеседника "из простых". Это вообще очень часто возникающая у вас тема. Почему?
- Да я вырос на этом фоне. В детстве наблюдал, как мать мучительно договаривается с жэковским сантехником или стесняется торговаться с тетками на рынке. Интеллигентская склонность к рефлексии, когда она зашкаливает, становится ужасно комичной. "Как бы не заговорить с малообразованным человеком так, чтобы он, упаси боже, не подумал, будто я к нему отношусь свысока из-за того, что он не читал раннего Пастернака?" Я думаю, это рудименты интеллигентских комплексов XIX столетия. Но тогда для этого чувства вины имелись объективные причины: порядочному человеку было стыдно, что он живет сыто и чисто, когда "народ страдает". А советской-то училке, какой была моя мать, с чего было смущаться алкаша, который заколачивал вдвое или втрое больше? Мистическая вещь.
- Мне кажется, что метания Антона в "Аристономии" временами превращают роман в сатиру на российскую интеллигенцию - примерно такую же, как сорокинская "Тридцатая любовь Марины". Ищет человек правду, а в результате носится между противоборствующими силами и в итоге часто выглядит несчастным и комичным. Нет?
- Интеллигенту свойственно искать не правду, а самого себя. И смешными эти метания мне не кажутся. Потому что ничего более значительного, чем поиск себя и своего пути, на свете, по-моему, не бывает. Рохлей мой герой мне тоже не кажется. Он в романе совершает некоторые поступки, на которые у меня, может быть, недостало бы мужества. А впрочем, это тоже был один из вопросов, которые я перед собой ставил, когда писал книгу.
- Вы сами аристоном? Ну то есть вы описываете некий идеал человека - но насколько вы сами к нему близки?
- Не очень. Но хотел бы стать. Работаю над этим.
"ЕСЛИ БОГА НЕТ, ТО НЕ ВСЕ ПОЗВОЛЕНО"
- Вы считаете "Аристономию" своим первым серьезным романом. Что для вас эталон серьезного романа - "Доктор Живаго", "Тихий Дон", "Война и мир", "В поисках утраченного времени", "Великий Гэтсби"? И кстати, почему, например, тогда выходит, что роман "Времена года" (который тоже про жизнь и трагическую судьбу) был "несерьезной" книгой?
- Серьезный роман для меня - это роман, написанный не для развлечения и не ради гонорара. Это роман, который пишется не для публики, а для того, чтобы самому себе ответить на какие-то важные вопросы. То есть я имею в виду серьезность авторского намерения, а не читательского восприятия. Кто-то, может, уверен, что написал очень серьезный роман, а читатели прочитали и животики надорвали. А кто-то захотел вырваться на финансовую свободу из преподавательской лямки и написал "Лолиту". Мне кажется, что из перечисленного ряда четыре романа замышлялись как серьезные. А вот насчет Скотта Фицджеральда не уверен. Этот писатель был слишком заворожен деньгами и славой, он все время хотел написать бестселлер. Мои (то есть Анны Борисовой) "Vremena goda" - книга серьезная, но несерьезная, потому что беллетристика. Там все-таки главное фабула и тайна.
- Вы называете себя нерелигиозным человеком - но при этом совершенно очевидно, что мысли о загробной жизни для вас важны. В "Аристономии", как у шекспировского Просперо, каждая третья мысль - о могиле. Но вообще-то загробная жизнь и религиозность в сознании большинства людей неразрывно связаны. Если "каждому воздастся по вере его", то должна быть некая высшая сила, которая установила именно этот закон?
- По-моему, это не особенно важно - есть высшая сила или ее нет. Если есть - отлично, я очень рад. Пусть каждому воздастся по делам его, пусть будет загробный мир и прочее и прочее. Ура-ура. Но я думаю, что жить нужно так, как будто нет никакого высшего разума и никто тебе не поможет, никто тебя не спасет. Если Бога нет, то не все позволено. Позволено то, что ты считаешь для себя позволительным. За все отвечаешь только ты. И самый худший вид непрощения - это когда сам себя за что-то не прощаешь. Хочешь прожить свиньей - твой выбор. Просто знай, что закончишь свою жизнь в свинарнике и другие свиньи займут твое место у корыта.
- Вы описываете жестокости времен красного террора и Гражданской войны (в этом смысле "Аристономия" очень жуткая книга) и, несомненно, изучили массу материалов по этой теме. Когда-то вы говорили, что в процессе работы над "Писателем и самоубийством" вас потрясла история Николая Успенского, который просил у приятеля бритву, чтоб зарезаться, а тот ответил: "Зарежешься и ножиком". Что вас больше всего поразило сейчас - примеры зверства или благородства?
- Самое удручающее зверство - это зверство, которое себя таковым не сознает. Жестокость, ставшая обыденностью. Одна из лучших книг о Гражданской войне - автобиографическая "Походы и кони", написанная бывшим поручиком Мамонтовым, - вся об этом: как нормальные люди превращаются в терминаторов. У него там на третий год войны после боя ездовые, нормальные такие ребята, его подчиненные, катят на повозке по полю, заваленному убитыми, и стараются проехать так, чтобы под колесами трещали черепа мертвецов. Развлекаются. А казачий офицер демонстрирует на пленном, как с одного удара срубить голову. Чтобы пленный стоял смирно, его в это время отвлекают благодушным разговором.
Благородства и героизма, конечно, тоже было много. Потому что в черно-белые времена люди или чернеют дочерна, или белеют добела. Мой любимый герой Гражданской войны - старый писатель Короленко, который приходил в ЧК спасать белых, а в белую контрразведку - спасать красных.
- Эраст Петрович - он ведь тоже погибнет именно в ту эпоху?
- Как вам не стыдно спрашивать про живого человека, когда он погибнет? С героями "Аристономии" он пересечься в любом случае не мог бы. Он существует в параллельном мире беллетристики, где все красиво и мило.
- Кстати, об изучении материалов. Сколько языков вы знаете? Ну, разумеется, японский, английский, а еще? Французский?
- Могу еще читать по-немецки и по-украински. Насчет украинского не шутка. Действительно прочитал довольно много текстов про Львов и Львовщину, когда работал над "Аристономией".
"ВООБРАЖЕНИЕ СТИМУЛИРУЕТ ГНЕТ ВНЕШНИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ"
Недавно Акунин предложил читателям своего блога (borisakunin.livejournal.com) выбрать одну историческую загадку, про которую можно было бы написать рассказ. Подавляющее большинство выбрало историю про группу Дятлова - студентов, погибших при загадочных обстоятельствах на Урале в конце 50-х. Акунин написал рассказ в несколько приемов - причем каждый раз читателям предлагалось выбрать путь, по которому будет двигаться повествование. В итоге у него получился текст, в котором группу Дятлова убил американский шпион. Сейчас же Акунин собирается написать про студентов книгу, явно вдохновленную борхесовским "Садом расходящихся тропок" - там должны быть описаны все версии трагедии и будет несколько финалов.
- Как вы объясните огромный интерес к этой теме? Сейчас вдруг три фильма начали снимать про группу Дятлова...
- Ну тут-то никакой тайны нет. Это загадка России, а мы все патриоты. Англоязычный фильм, по-моему, продюсирует Александр Роднянский, тоже наш человек.
- Почему, как вам кажется, большинство выбрало шпионскую версию (на мой взгляд, неправдоподобную)?
- У меня там по маршруту развития сюжета были расставлены не вполне очевидные вешки, которые соответствовали определенным стереотипам сознания. И оказалось, что большинство читателей квеста подсознательно хотели, чтобы загадка получила именно такую развязку.
- Вам понравился этот эксперимент - повиноваться выбору толпы?
- Это интересная задача. Ничто так не стимулирует воображение, как гнет внешних обстоятельств: навязанный поворот сюжета, работающий секундомер. Разумеется, серьезную литературу по таким лекалам не напишешь, а игровую - запросто. Думаю, как-нибудь под настроение позанимаюсь этой гимнастикой снова.
- Перед тем как написать про Дятлова, вы предложили читателям ЖЖ шесть сюжетов на выбор. Мне показалось, что вас больше всего волнует происхождение жизни на Земле...
- Я вообще-то полагаю, что за нами постоянно ведет наблюдение какая-то внеземная цивилизация, и, может быть, даже не одна. Не вмешиваются, а просто ждут, пока мы доэволюционируем до уровня, когда с нами можно будет вступить в контакт. Но про инопланетян скажу то же, что про Бога: если они и есть, для нас с вами это не имеет никакого значения. Человечество пока находится на такой низкой стадии развития, что при нашей жизни и при жизни наших детей никакого контакта не будет.
