Борис Акунин, писатель: Настоящая писательница
- Почему я считаю настоящей, стопроцентной, архетипической писательницей женщину, которая не оставила такого уж яркого следа в литературе, объясню в конце. Сначала просто расскажу о моей любимице. Итак, Мари-Жанна Ролан де ля Платьер (1754 - 1793). Обычно ее называют просто "мадам Ролан".Она была умна, энциклопедически образованна, превосходно разбиралась в людях и обладала незаурядными лидерскими качествами. Но в эпоху, когда общество относилось к сильным женщинам с предубеждением, Мари-Жанна действовала, оставаясь в тени своего мужа.
Мсье Ролан был на двадцать лет старше, подкаблучник, безропотный обожатель своей супруги, которая вывела мужа в большие люди и спасла от эшафота.
Дело было так. С началом революции господин Ролан, живший в Лионе, начал публиковать блестящие статьи. Под ними стояла его подпись, но автором была Мари-Жанна. Благодаря этому Ролан прославился, стал депутатом, перебрался в Париж. Там вокруг него (а на самом деле вокруг его жены) возник политический кружок, превратившийся в жирондистскую партию. Ролан стал министром внутренних дел. Он произносил в Конвенте вдохновенные речи, текст которых готовила супруга.
Но умеренные жирондисты проиграли борьбу за власть кровожадным якобинцам, и чета Роланов угодила в ennemis du peuple (фр. - враги народа. - Прим. ред.).
Мари-Жанна помогла мужу бежать из Парижа, а сама осталась, ибо не признавала поражений - и в конце концов оказалась в тюрьме.
Именно там, во время пятимесячного заключения, она и написала "Обращение к беспристрастным потомкам", свое единственное произведение, обнаружив незаурядный литературный талант. Если б не гильотина, из мадам Ролан, несомненно, получилась бы выдающаяся писательница. Книга написана легко, энергично, пружинисто - без обычной для восемнадцатого столетия вязкости.
Последний день ее жизни весь расфасован на цитаты, ставшие знаменитыми. В 1793 году "врагам народа" рубили головы на площади Революции (нынешняя площадь Согласия), перед гипсовой статуей Свободы. Приблизившись к эшафоту, Мари-Жанна поклонилась истукану и воскликнула: "Ах, Свобода! Сколько преступлений свершается твоим именем!"
Плачущему дворянину, которого должны были казнить вместе с ней, Мари-Жанна сказала: "Идите первым, сударь. Вам будет не под силу смотреть, как я умираю".
Но я люблю мадам Ролан не за ее восхитительное мужество. Она покорила мое сердце другим поступком, не столь пафосным и менее известным. Когда ее посадили в позорную колесницу, она попросила бумаги и чернил - чтоб записать мысли и впечатления на пути от тюрьмы к площади Революции.
Вот что такое настоящая писательница! (И пусть горят в аду те, кто не исполнил ее последней просьбы...) А мсье Ролана от эшафота она спасала зря. Узнав о смерти жены, он, находившийся далеко от Парижа, в безопасности, закололся шпагой, пережив Мари-Жанну на два дня. Имя у него было зеркальное: Жан-Мари.
