• Главная
• Шоу-биз

Фото: Зинаида с двумя детьми поэта - Костей и Таней.

В Москве, в кафе "Стойло Пегаса", Сергей и Зинаида отмечают день рожденья дочери. Тане ровно год. Они поднимают бокалы с вином, она смотрит в его синие, он - в ее темно-вишневые, и прежний холод одиночества вдвоем растворяется в полузабытой любовной лихорадке, которая внезапно охватывает обоих. Неверный, сбивчивый в эмоциях, легко переходящий из одного состояния в другое, расчетливый и искренний, он как малый ребенок, и она любит его как еще одного своего ребенка, а он пользуется этой любовью, нуждаясь в ней. Пусть на время. Эти временные времена питают его и его поэзию.

На книге стихотворений "Преображение" он сделает надпись: "Милой Зинон от Сергуньки. Май 19.1919. В кафе поэт".

- Зинон!..

- Сергунька!..

Ровно через месяц он отправляет письмо в Орел: "Зина! я послал тебе вчера 2000 рублей. Как получишь, приезжай в Москву".

Качели, на которых они раскачиваются до головокружения, - образ их любви.

На качелях любви спустя несколько лет будет раскачиваться с лихим Петром (артист Иван Коваль-Самборский) лихая Аксюша (артистка Зинаида Райх) в спектакле Мейерхольда "Лес". Сейчас это ей и в голову не может прийти!

Кого же любил Есенин, снова и снова задавался вопросом [ближайший друг поэта] Анатолий Мариенгоф и отвечал парадоксом: "Больше всех он ненавидел З. Н. Райх. Вот ее, эту женщину… которую он ненавидел больше всех в жизни, ее - единственную - он и любил".

Красавец и любимец публики разбил не одно женское сердце.

Но и Райх принадлежит как будто парадоксальное: "о самом главном и о самом страшном в моей жизни - Сергее"...

В парадоксах содержится соль, какой присыпается пресное содержание обыденной жизни. Иногда - с большим пересолом.

Ушла в последний раз

С осени 1919 года Райх с маленькой Танечкой - в Москве. С 15 ноября она - консультант по искусству в подотделе народных домов и клубов внешкольного отдела.

И уже пять месяцев, как снова беременна.

Он не хочет этого ребенка.

Она хочет.

Думает ли этим привязать его, отвязывающегося все решительнее?

Она ходит из угла в угол, как всегда это делает, когда сильно взволнована, и твердит свое. Он - свое.

Зашедшей родственнице он выпаливает:

- Вот Зина хочет родить ребенка, у нас же есть Танечка, зачем нам сейчас другой ребенок, скажи ты ей, если она меня не слушает…

Зина с досадой роняет:

- Сережа, к кому ты обращаешься, ведь она сама еще ребенок!..

Может ли третий разрешить проблему, которая целиком и полностью располагается в пространстве между двумя?

В один из дней он избивает ее. Беременную. И она уходит от него.

В который раз? В последний.

Она перебирается в Дом матери и ребенка на Остоженке. Там 20 марта 1920 года она произведет на свет темноволосого, не похожего на отца, мальчика Костю. Как и при родах первенца, девочки Тани, отец при сем не присутствовал, и не собирался. Но она все же позвонила ему по телефону, спросила, как он хочет назвать мальчика. Долго думал. Тщеславный, не хотел, чтоб имя сына повторяло чье-то писательское. Костя - так, насколько помнится, никого не звали. И промахнулся. Когда пришло на ум, что так зовут Бальмонта, было поздно, имя уже записали в бумагах.

В Доме матери и ребенка Райх оставалась долго. К Есенину она больше никогда не вернулась. Но и записываться в вечные плакальщицы она не собиралась.

"Зиночка! Что же я с тобой сделал?"

На вокзале в Ростове остановились два поезда. Первый шел в Москву. Второй - из Москвы. Первым ехали Есенин с Мариенгофом. Вторым - Райх с грудным Костей.

Она уже работала в Москве, в Наркомпросе, куда в августе 1920-го ее взяла Крупская, и не на рядовую должность. Райх - инспектор подотдела народных домов, музеев и клубов, за ней закреплен, подумать только, транспорт в виде пары гнедых. Нынче у нее отпуск и она едет с малышом в Кисловодск в международном вагоне.

Пассажиры того и другого поезда выходят поразмяться. Внезапно Райх сталкивается нос к носу с Мариенгофом. Отставший Есенин издали видит жену и, крутнувшись на каблуках, поворачивает в обратную сторону. Мариенгоф не считает нужным скрывать, что Есенин здесь. Райх стойко воспринимает известие. Внешне невозмутимо она просит позвать его, чтобы зашел в купе взглянуть на сына, которого никогда не видел, а она, чтобы не смущать еще законного мужа, может остаться постоять на платформе. Мариенгоф догоняет Есенина и сообщает ему, что в двух шагах от него маленький сын. Есенину очень не хочется делать эти два шага. Звенит первый звонок. Райх входит в тамбур вагона. Есенин с Мариенгофом нагоняют ее в коридоре. В купе Райх раскрывает одеяльце, в которое завернуто дитя. Пузан болтает ножками и гугукает. Есенин, сморщившись, бросает:

- Фу, черный! Есенины черными не бывают…

Райх поворачивается лицом к окну, тело ее сотрясает крупная дрожь.

Раздается второй звонок.

Ростовский вокзал вместе с двумя фигурами, Есенина и Мариенгофа, уплывает за стеклом.

Фраза Есенина о "черном" застревает в ушах Райх. Она забыть не может, как в самый первый раз скромный "белобрысенький" оскорбил ее из ревности, бросив в лицо матерное ругательство. Она вернула ему ругательство. Он был ошеломлен, это отрезвило его:

- Зиночка, моя тургеневская девушка! Что же я с тобой сделал!..

Тогда, разбежавшись по разным углам в гневе и отчаянии, в гневе и отчаянии выкинув обручальные кольца в окно, они с надеждой и верой ринулись в черноту ночи искать их. Искать прежнего безмятежного согласия. Напрасно. 

Теория стакана воды

Вот и пойди тут разберись, чья ревность, причинная и беспричинная, чьи измены, реальные и виртуальные, подточили этот брак.

Мариенгоф объясняет, что началось все по вине Райх, что Есенин начал бить Райх, потому что не мог простить обмана: якобы она сказала ему, что он у нее первый, а оказалось, что не первый. Проверить правдивость слов всех троих невозможно. Да и будь они правдой, заключалось ли в ней оправдание Есенина, позволявшего себе побои женщины?

В их стане царили свободные нравы. В моде - теория стакана воды. Так обозначали половую близость, осуществить которую ничего не стоило, все равно что выпить стакан воды. Мужик, которого лелеял в себе Есенин, не принимал женской свободы - исключительно мужскую. Он мог встречаться с кем угодно и сколько угодно, не только до женитьбы, но и после, - почему же она обязана предстать пред ним невинной?

Произнесенное им при виде сына словечко "черный" означало отказ от сына. Не его, не от него сынишка - вот что он хотел этим сказать.

Оставаясь мужем и женой формально - и неформально тоже, - она вынуждена была дать ему полную свободу, сделавшись свободной сама. А уж ведя свободный образ жизни, каждый вел его так, как считал возможным и допустимым. Есенин подозревал Райх в неверности, будучи сам давным-давно неверен ей. Или то была просто игра. Он был игрок. Отчего-то ему нужно было еще и так обыграть Райх. Черноволосую Райх, на которую так походил маленький Костя, ставший похожим на отца, когда вырос.