Борису Возницкому даже на королевских кроватях снятся сны о работе
Ради «бухтов» не испугался бомбежки
Договориться о встрече с будущим юбиляром оказалось непросто. «Да не люблю я этих парадов-демонстраций. Я уже письмо в управление культуры написал, что отказываюсь от этого юбилея. Вот бы взять и сбежать от всей этой шумихи», - пожаловался Борис Григорьевич, когда мы его таки поймали. А бегает он, поверьте на слово, хорошо. Если берется вести экскурсию по замку, то пока доберется от подножья замковой горы до оборонных стен, его гость уже десять раз запыхается. А Борис Григорьевич даже и не заметит, как пройдет эти несколько километров вверх.
Кажется, он всю жизнь был таким непоседой.
- Борис Григорьевич, а вы помните, что такое вкусное готовила для вас мама?
- Помню… Я очень мало жил дома. Родился в селе. Но уже в пятом классе меня отправили учиться в город. И с тех пор я приезжал домой только на лето, а то и вовсе не приезжал. Но мама всегда что-то вкусненькое для меня готовила. Очень любил чешские блюда: бигус, кнедлики и бухты. Бухты - это такие пирожки. Помню, однажды, немцы наступают, по железной дороге что-то движется, что-то взрывается. А я знаю, что мама напекла бухты, а я был на другом конце села. И я тихонько, между теми взрывами и выстрелами, пробирался с другого конца села, чтобы поесть этих бухт.
- Вы много учились?
- Сначала пошел учиться в польскую школу в Дубне, там окончил пятый, шестой и седьмой классы. Потом поступил в польскую гимназию. Потом началась война, мама приехала и забрала меня домой. Потом была Советская власть, и я снова поступил в среднюю школу в Ривном. Потом пришли немцы. Дед решил, что я должен учиться дальше, и я поступаю в немецкий строительный техникум в Ривном. Там я проучился два года. А потом пришлось сбежать. Дело в том, что в Ривном я жил на квартире у одной очень красивой польки. И за ней ухаживал немецкий офицер. И однажды вечером он пришел и поздравил меня с тем, что наш техникум будут отправлять в Германию. Он считал, что это большая радость. Несмотря на то, что это был уже вечер, в городе - комендантский час, я выскочил из дому, сообщил своим друзьям. И к утру мы все разбежались, кто куда.
Две похоронки с фронта
- А за что вас отправили служить в штрафроту?
- Я не служил в штрафроте. То есть служил, но не как осужденный. Когда я был на фронте, мама получила две похоронки на меня. Первый раз - это было почти мистически. Мы тогда как раз отступали. Немцы тогда сильно наступали в Прибалтике. Вот мы идем, усталые, и каждые четыре километра нам командуют: привал вправо! От усталости не обращаешь внимания ни на что - снег ли, дождь ли - услышал слово «привал», и тут же падаешь и спишь. Вот так и я упал и сплю. А тем временем мимо проходила другая часть. И солдатик уснул на ходу и пошел прямо на меня. Споткнулся об меня, упал - я и проснулся. Вижу спросонья - люди идут. Ну, и я за ними. А мои-то еще спали. А потом оказалось, что нашу часть утром разбомбили. Все погибли. Ну, и на меня тоже выписали похоронку.
Вторую похоронку маме прислали именно со штрафной роты. Когда мы наступали на Клайпеду, то в нашей роте осталось только трое из ста человек: командир взвода - старший лейтенант, старшина и я. И, чтобы сформировать полноценную роту, нам прислали штрафников. Прислали два взвода «уркаганов» и один взвод - об этом еще никто никогда не говорил - это белогвардейские офицеры. Эти офицеры сидели до этого в рудниках и сами вызвались пойти на фронт. У них было очень плохое зрение, днем они что-то видели, но ночью - нет, ноги у них не сгибались, так что они ходили вприпрыжку. Они даже не видели, куда стрелять. Ну, а я остался в этой роте. И вот был бой около Клайпеды, на горе. На нас бросили немецкие танки и морскую пехоту. Все «уркаганы» тут же подняли руки вверх. Может, они надеялись, что их возьмут в плен. А немцы подходили и всех расстреливали в упор. А остальные во взводе, когда увидели такое, побежали в другую сторону. Но там стояли заградотряды, которые их всех постреляли. Со мной осталось только два или три человека. Но рота-то погибла. А на меня снова выписали похоронку.
- А как мама пережила эти похоронки?
- А она не поверила, что я мог погибнуть. Но встретились мы уже после войны в 1948 году.
Первую любовь звали Любовью
- Расскажите о своей первой любви.
- Ох, трудно сейчас определить, что было любовью. Первая, наверное, это еще когда я учился в начальной школе в селе. Ее звали Вера. И я думал, что это - на всю жизнь. А когда я служил в Курске, то там была девушка, на которой я бы мог жениться. Ее звали Люба. Когда нас летом отправляли в лагеря, то я каждое утро пробегал 16 километров к ней, поздоровался и - обратно 16 километров.
- Не сложилось?
- Когда меня демобилизовали, мне было уже 24 года. Я не знал, куда пойду, чем буду заниматься. Ведь жену нужно куда-то привезти, чем-то на хлеб зарабатывать. Я думал, что буду шофером работать или пойду в железнодорожную милицию. А когда приехал домой, то мама сказала: ты хорошо рисуешь. А я в последние годы службы в армии начал рисовать - срисовывал открытки, рисовал портреты, маму, бабушку нарисовал. Вот мама отправила отца во Львов узнать, есть ли здесь какое-нибудь художественное училище. Так я поступил в 1950 году прямо на второй семестр. Я уже взрослый, а вокруг дети после седьмого класса. И когда я начал учиться, то понял, что моя любовь «пролетела».
- А вы какие-то глупости по любви делали?
- Я не помню. Может, и делал, но не вспомню сейчас... Да вы вообще такие вопросы задаете, какие мне еще никто никогда не задавал.
|
Отдайте мою лопату!
- Говорят, вы владеете старинными кольцами?
- Мы нашли на территории замков разные вещи. В том числе и кольца. Одно из них принадлежит семье Богдана Хмельницкого. Оно серебряное, небольшого размера. Вы же знаете, что Богдан Хмельницкий родился в Жовкве. А в 1605 году семья Хмельницких переселилась в Олесько, отец Богдана стал управляющим. Когда мы разбивали парк на месте, где стоял дом управляющего, то нашли этот перстень. А еще один интересный перстень нашли перед воротами Подгорецкого замка. В XVIII веке Подгорцы принадлежали Жевуцким - Станиславу, его сыну Вацлаву, гетману польскому. И был там внук Северин, который при Австрии уже закончил Венскую школу, а затем уехал на Восток. Он там открывал школы, больницы, занимался разведением коней. Слухами о нем полнилась земля, так что даже английская королева поехала к нему познакомиться. Он вернулся в Подгорцы и исчез. Одни говорят, что его убил казак из-за девушки, другие - что погиб в битве под Кизовым, третьи - что уехал на Восток. Но, когда мы наводили порядок перед воротами, то нашли большой серебряный перстень, на котором написано «Аллах Акбар» и вычеканенные различные восточные святыни. Это точно его перстень.
- Вы часто принимали участие в раскопках?
- Я археологическими раскопками мало занимаюсь. Вот когда я еще работал в школе в Винниках, то вел краеведческий кружок. Тогда в Звенигороде тракторы копали яму под силос. И раскопали древнее поселение времен Киевской Руси. Это были мои первые и последние раскопки. Сейчас больше занимаюсь парками и клумбами.
- А сейчас вы только руководите? Вам уже лопату в руки не дают?
- Пускай только попробуют не дать! Я сам копать умею. Мне уже Союз художников подарил лопату, на которой написали: таким инструментом запрещено работать директору Львовской картинной галереи и подпись: Министерство здравоохранения. А я все равно работаю, потому что руководить труднее, чем физически работать. Пока я буду объяснять: там не копай, копай здесь, я лучше возьму лопату и сам сделаю.
С привидениями не знаком
- А правду говорят, что с вами привидения за руку здороваются?
- Нет. Я привидений никогда не видел. А когда меня начинают спрашивать, то я отвечаю: я сегодня с ними не виделся. Иногда я так шучу: когда я сплю, то они садятся на мою кровать и рассказывают истории. Но на самом деле этого никогда не было.
- А вы часто ночуете в замках? У вас там есть королевская кровать?
- Почти в каждом замке у меня есть своя комната. Ну только в Подгорцах еще нет, потому что холодно. Кровать у меня самая обыкновенная. Конечно, в замках есть и королевские кровати - на два метра. Но туда я укладываю разве что очень важных гостей. Там довольно удобно спать. Кровати старинные, но матрасы уже современные.
- А какие сны снятся в замках?
- Мне все время рабочие. Снятся какие-то планы, парки, что-то переношу, что-то делаю. Ничего мистического или необыкновенного.
В тему
Египетская мумия в подвале
Мало кто знает, что в подвале Львовской картинной галереи лежит настоящая египетская мумия. Почему и как она оказалась во Львове, нам рассказал Борис Григорьевич:
- В советское время в Киево-Печерской лавре был музей атеизма. И чтобы показать, что мумифицированные мощи в пещерах не святые, было решено разместить там же египетские мумии. После Независимости музей закрыли, и за экспонатами никто не ухаживал. Мумии начали портиться. Сотрудники музея решили спрятать их подальше, тем более, что испугались то ли болезней, которые могут быть «законсервированы» в мумиях, то ли же всем известного «проклятия Тутанхамона». А я договорился с Министерством культуры Польши о том, что археологический музей в Кракове отреставрирует мумии, а Художественная академия в Кракове – саркофаги. Поэтому Киев отдал нам их на временное сохранение. Но нет ничего более постоянного, чем временное явление. И, когда мы их отреставрируем, мы покажем их в Золочеве в Китайском дворце, в египетском зале. Мы готовимся их отвезти со дня на день.
Досье «КП»
Борис Григорович Возницкий родился 16 апреля 1926 года в селе Ульбарив на Волыни. Закончил Ленинградскую Академию искусств. С 1962 года – директор Львовской картинной галереи. Герой Украины. Имеет дочь и внука.
