«…И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга, я знаю, с тобой не расстанемся мы…» Об Анне Герман люди говорят, притушив голос или полушепотом… Те, кто работал с ней, называют ее Ангелом. Все знали, что эта хрупкая женщина смертельно больна и выступает вопреки запретам врачей, переживая страшные моральные и физические страдания. До последнего, пока еще оставались силы, она пела вживую. Мужественно и самозабвенно. На сцене падала в обморок, а пережив эту «маленькую смерть», вновь выходила на сцену - петь… И вновь - на грани. Словно смерть и жизнь спорили рядом, пока она ПЕЛА, разрывая душу. В ее песнях остались кровоточащая, живая боль, мучение, отчаяние, тревога, горькая надежда, светлая доброта…
Кто-то верил, как и она сама, в ее чудесное исцеление, кто-то… тихо отводил глаза. Но все понимали, что светлая душа Герман навсегда останется с нами в ее песнях. Певица действительно оставила после себя невероятно чистую и светлую память. Скоро в Москве будет издана книга ее биографа Ивана Ильичева «Неизвестная Анна Герман». Автор впервые предоставил для публикации в «КП» еще никогда не публиковавшиеся письма Герман к московской подруге и ее редкие фотографии.
|
ПАМЯТЬ ВОССТАНАВЛИВАЛА ПО ПЕСНЯМ
Творческий путь Анны Герман полон страданий. После страшной аварии в 1969 году в Италии она 14 дней провела в коме, потом полгода - в гипсе. Вся левая часть тела не работала, приходилось заново учиться ходить. Полностью потеряла память, так что ей объясняли, что она певица, включали ей записи ее песен. Герман слушала их и пыталась все вспомнить. После аварии голос потерял былую силу, но обрел новое, проникновенное звучание. Поменялся репертуар, в который добавилось много лирических, грустных песен... Вопреки запретам врачей Герман родила сына от любимого мужа. И в ее жизни - личной и творческой - начался стремительный взлет...
|
На пике популярности в начале 1980-х Анну настигло очередное потрясение - доктора обнаружили рак. Анна чувствовала себя плохо, но продолжала гастролировать. После последних гастролей в Австралию легла в больницу, где ей сделали три операции. По признанию ее родных, к концу жизни певица крестилась. Писала музыку к молитвам. Последним ее желанием в жизни было: если она выздоровеет, больше не выходить на сцену, а петь в церкви для Бога... Незадолго до смерти ее терзали страшные боли. Но, как только приходила в сознание, просила поставить записи ее песен... «В своей книге я собрал письма Анны и рассказы очевидцев о ее последних гастролях в Союзе, она давала огромное количество концертов (по два в день), и так 2 месяца, - рассказывает Иван Ильичев, автор книги «Неизвестная Анна Герман». - Ей нужно было купить себе дом в Варшаве. Ценой собственного здоровья она приобрела жилье, в котором успела пожить всего несколько лет».
...Герман всю жизнь дружила и переписывалась с московской подругой Анной Николаевной Качалиной, музыкальным редактором студии грамзаписи «Мелодия». Качалина передала письма Герман для книги о «белом ангеле польской эстрады». Мы решили опубликовать фрагменты писем разных лет.
|
«Я СЧАСТЛИВА, КОГДА РАБОТАЮ»
«Дорогая Аничка! Ах, как я вчера обрадовалась Твоему письму! Значит, покупают нашу новую пластинку и не отдают обратно с рекламацией?!. Эх, если бы у нас с Тобой время было, то мы бы не то еще сделали, правда? Я, Аничка, ежедневно вспоминаю Тебя. Все, все связано с Тобой. Ведь каждое письмо (а их много приходит) из СССР - это благодарность за песни. А если бы не Ты, их бы не было... Для одних в жизни это только «приложение», а для меня это самое главное - радость и смысл моей жизни. Вот говорят, теперь ребенок все изменит. Не думаю. Я буду все делать, чтобы он был здоровый и счастливый, но никто ведь от меня не требует, чтобы я перестала делать то в жизни, что дает и мне счастье и удовлетворение, правда?»
22 ноября 1975 года.
«Дорогая Анюточка!
Чем дальше от Тебя и наших дел - тем больше я скучаю за Тобой и всей московской атмосферой. Знаешь, я сама не разберусь - почему все-таки так… Здесь есть все, что может человеку облегчить жизнь. Но вот встречаюсь с моими знакомыми, смотрю им в глаза и говорю, и шучу - и они тоже, - а все-таки между нами стена какая-то, у них другие проблемы, совершенно не понять друг друга. Какие-то невидимые нитки-паутинки тянут человека (сильно) туда, где земля родная. Концерты идут уже 10 дней, проходят хорошо, много ездим на нашем автобусе. По дороге мне очень нравятся маленькие городишки - очень красивые домики, все в цветах и деревьях, разноцветных кустиках, каждый дом другой, как в сказке - кустики, трава, всё пострижено, ухожено, - даже ходить жалко! Красиво!»
3 мая 1976 года, Бостон.
«Аничка моя дорогая, здравствуй!
Сегодня Збышек (сын. - Прим. ред.) делал писю-писю. Это значит (нет, нет - не то) - именно писАть. Конечно, на бумаге он писал недолго. Сразу перешел на стол и потом на свою рубашку и ножки... Я была так неосторожна, что нарисовала Ему машину. Потом я битый час рисовала машины до «обалдения»! А когда он засыпает (я с ним, пока он не уснет), он теперь говорит: байка - значит сказка. Ну и я начинаю: жила-была, нет, лучше жил-был громадный старый трактор... И мой сыночек, восторженно улыбаясь, бормочет, засыпая: «Дым… трр-рр… колёса… дырка…» Ни королей, ни принцесс - ничего не надо. Лишь бы заржавелая дырка, бензин и колёса. Вот так… Говорят, что это нормально».
Июль 1977 года, Варшава.
«Я в Донецке с группой - 400 человек. Здесь проходят Дни дружбы молодежи польской и советской. Мои земляки-режиссеры, которые слышали, что я здесь популярна (поэтому пригласили), кажется, понятия не имели, что это слово значит. Каждый поет в программе одну вещь, а я с трудом ухожу со сцены после четырех песен, и то извиняясь и обещая приехать на сольный концерт. Как мне приятно, Аничка!!! Ты знаешь, я счастлива действительно, только когда я работаю, работаю до «потери сознания». Мы действительно для этого созданы. Когда спокойно, тишина, никто никуда не торопит - чувствуешь, как минуты уходят куда-то навсегда… Это очень неприятно - лучше уж работать, чем… спать!!!»
Октябрь 1977 года, Донецк.
|
«НАДО НАДЕЯТЬСЯ НА ХОРОШЕЕ»
«…Здравствуй, моя дорогая Аничка! Ну и дела… Как доктора добрались до меня... то прямо хотели меня сразу оперировать. Но пока я не согласилась… Еще чего! Это легче и быстрее всего - «всё отрезать…» Пришла болезнь, и я должна все бросить. Значит, совсем не так я сильна, как мне все кажется, что я все могу. Жалко, все до осени отложено. В Союз тоже раньше, чем в ноябре, не приеду. Все идет по плану судьбы, и еще не пора… Аничка, давай опять надеяться на что-нибудь хорошее в ноябре. Я иначе жить не смогу».
Май 1980 года.
«Дорогая моя Аничка!
Ну вот… уже целую неделю я сижу в больнице… Не сижу, конечно, а лежу - и только раз в день позволяют мне встать и с костылями пройтись туда-сюда... Дело хуже, чем думали. Воспаление внутренних вен. Тут и операция невозможна. Дают мне блокады, пилюли, компрессы, пенициллин, стрептомицин, разные другие цин…
Все так ужасно больно, что я, по-моему, теперь могу спокойно погрешить, - я уже за все «оттерпела».
Конечно, немного нога стала худее. Обещают меня подержать долго - 2 - 3 месяца, и потом совсем другой режим жизненный. Главное - не стоять! Сидеть - только по-американски, т. е. с ногами на столе. Что же получается, что петь я буду лежа, что ли? Вот такие весточки пока. Мальчики мои (сын и муж. - Прим. ред.) бегают голодные и грязные... Целую тебя и твоих родных и так хочу к тебе - селедочки поесть, так хочу… Твоя Аня».
23 июня 1980 года.
«Анюточка, дорогая моя, ну просто какой-то кошмарный сон наяву! Никто и ничего не помогает. Больница мне скорее повредила, пока все говорят: ничего не поделаешь - так уж будет до конца.
А я не могу поверить - всё кажется, завтра проснусь, и все это будет только плохим сном.
Да, год получился не очень счастливый. Теперь как раз за окном деревья шумят уже по-осеннему и довольно прохладно. А я совсем не согрелась еще ни разу…»
13 августа 1980 года (еще до последних гастролей в Австралию. - Прим. авт.).
«Дорогая Аничка!
Мои дела неважные. С ногой все хуже, и, кажется, начало было не с ноги, а с лимфатической железы - там, где нога начинается, - теперь уже и вторая железа болит, хотя такой опухоли еще нет. Подозревают (вернее, один врач) самое невеселое, и, правду говоря, все так выглядит... Я думала, что это связано со сквозняками за кулисами и т. д. Ну ничего, одно ясно, что я так скоро петь не буду...
Всем привет передай, Анюточка, а я уж ТОЛЬКО ТЕБЕ пока писать буду, как что-нибудь выяснится, ладно?»
1 декабря 1980 года (после последних гастролей в Австралии).
|
«Аничка, доброе утро!
Я уже с 6 утра сижу и жду медсестру - опять анализ крови надо сделать. Я еще дома, хотя уже целый месяц почти меня ждут в больнице, чтобы оперировать. Сделали все анализы и даже такие слоевые снимки внутренностей в такой американской машине-компьютере - их только две в Польше. Там, как в кино, все видно, что у нас там, в середине. Оказалось, внутри вся левая сторона у меня тоже сильно повреждена от Италии (из-за аварии. - Прим. ред.)... Лечить можем, только когда откроем живот и точно узнаем, что это. Так сказали профессора... Это значит, что мне половину «мешка» вырежут. И вот это мне пока не нравится. Может быть, все притихнет хоть. Ведь жила же я с этим «башмаком-почкой» с 67-го года, может, и дальше как-то пойдет. Малокровие сильное, и вообще силушки нету. Ну посмотрю еще немножко - ТУДА успею всегда».
3 февраля 1981 года.
|
«Дорогая моя Аничка!
Все последние анализы я сделала, и в последний визит в онкологический институт профессор сказал мне (они теперь все в глаза…), что вся левая сторона больна - в Италии была повреждена левая, и часто от сильных ударов с годами образуется рак в этих местах. Хотели уже месяц назад все вырезать и выжечь кобальтовыми лучами. Я не согласилась, т. к. рак не «любит» ножа и света.
Тем более что сам профессор мне не давал шансов. Даже сказал: «А вообще… мы ведь все идем туда же. Немножко раньше или позже - не такая уж разница…» Поэтому нет смысла причинить себе еще страшную боль «даром». Аничка, я страшно устала от боли, даже не плачу, а хочется очень лежать и спокойствия. Даже песен не жалко… потому что больно. Все стало неважным. Но, как только приходит день, когда мне чуть легче, хочется петь. Твоя Аня».
27 февраля 1981 года.
|
...Здоровье Анны ухудшалось, вскоре она уже не могла сама писать - медсестры иногда писали под ее диктовку. Но светлых периодов становилось все меньше... В августе 1982 года Анну перевезли в военный госпиталь в Варшаве. 25 августа ночью во сне она тихо ушла. Успела только сказать мужу: «Мне нетрудно уйти!» Этой фразой она попрощалась...