Во дворе Института Склифосовского необычно оживленно и пахнет жареным. Возле вагончика толпятся молодые здоровые парни и девчата без видимых признаков патологий. Шутят, смеются, пьют горячий чай, едят бутерброды. Это съемочная группа.
Объясню сразу: автор сценария - сын Владимира Высоцкого Никита Высоцкий. Фильм рассказывает о самом трудном периоде жизни поэта. В 1979 году в Ташкенте он пережил клиническую смерть.
САНИТАР ПРИШЕЛ
- Вы санитар? - спрашивает меня девушка, критически оглядев с головы до ног.
- Да, - тихо ответил я, оглянувшись по сторонам. Нас никто не слышал. Все были заняты своими делами.
- Санитар пришел, - доложила девушка по рации. - Пойдемте, переоденемся! (Это уже мне.)
Я покорно последовал за ней в вагончик. Переодеться с такой девушкой для меня всегда большая честь. В вагончике две женщины, смерив меня опытным взглядом, выдали потертые серые брюки 46-го размера, туфли-лодочки, модные в 70-х годах, мятый медицинский халат и шапочку. Мой бородатый коллега Сергей Бубнов, в миру - актер театра «Сатирикон», сидит в наряде санитара, уже готовый возить мертвецов. Приходит режиссер Петр Буслов («Бумер», «Бумер. Фильм второй»). В пуховике, капюшон надвинут на глаза. Взглядом критического реалиста оглядел нас.
- Вам, Александр, лучше побриться, - говорит он. - И придайте им усталости. (Это уже гримерам.) Они с ночной смены!
В самом деле, мы были неприлично свежи как огурчики, а я со своей седой щетиной более похож на спившегося инженера-неудачника, а не на интеллигентного санитара периода развитого социализма. Я послушно побрился в вагончике, гримеры придали мне усталости, добавили круги под глазами. Теперь из зеркала на меня глядел пожилой, мудрый, изнуренный санитар морга, всю жизнь проработавший в Склифе, философ, повидавший немало смертей на своем веку. Я для себя назвал его Григорич. Григорич с Серегой пошли к месту съемки. Навстречу нам торопливо прошел Высоцкий в красном байковом больничном халате. Я вздрогнул от пугающего сходства и от растерянности приветливо кивнул ему, как наверняка сделал бы в жизни. Он, углубленный в себя, не ответил на приветствие.
- Это Хабенский? - спросила меня женщина в больничном халате, заметив, что я поздоровался с Высоцким.
- Это Высоцкий, - ответил я.
- Я понимаю. Но играет-то Хабенский?
- Сама ты Хабенский! У Хабенского уши поболе будут. Это Миронов, - уверенно сказала ее подруга. - Я его сразу узнала.
- А мне кажется, Страхов, - сказала третья больная. Я не стал разубеждать их и спустился в морг.
ГДЕ ХОДИТ ТРУП?
- Ребята! Где труп? - услышал я вопрошающий голос Тани, ассистента режиссера. - Вы не видели труп?
- Нет, - честно ответил я. Я и на самом деле пока еще не видел труп.
- Я видела его направляющимся к автобусу, - ответила гример Маша.
- Кто увидит его, скажите, пусть идет в морг - скоро будем снимать.
Вскоре пришел «труп» - веселый мужчина тридцати лет по имени Алексей. Мы с Сергеем, сидя на диване возле лифта, добросовестно учили наши роли. Труп ничего не учил, разделся до трусов, улегся на носилки и накрылся простыней. Одни ноги торчат.
- Добавьте ногам синевы! - сказал оператор Игорь Гринякин («Адмиралъ», «Олимпус Инферно»).
Гримеры поработали на славу: добавили ногам правдивой синевы, аж мне, старику Григоричу, стало не по себе. Повесили на палец табличку с надписью: «Иванов И. И. 1939 - 1979». Бедный Иванов! На репетиции мы прогнали нашу сцену раз эдак пять, шесть, добиваясь жизненной правды. Ко мне и к трупу замечаний не было. Немного не получалось уловить изюминку характера своего героя, балагура, бретера и весельчака, Сереже Бубнову.
ПОЭТ ИДЕТ НАВСТРЕЧУ КАТАЛКЕ
Наконец режиссер произносит долгожданную восхитительную фразу:
- Приготовиться!
Ассистент, кряхтя от натуги, водружает огромную кинокамеру на плечи оператора Гринякина. Именно такой архаичной кинокамерой снимались лучшие фильмы советского периода. Ее с большим трудом специально разыскали в частной коллекции, чтобы создать эффект кинематографа 70-х. Снимается эпизод, когда поэт тайно сбегает из Института Склифосовского.
По пустынному зловещему коридору морга стремительно идет Высоцкий. Мельком читает таблички на дверях. Навстречу ему везут на дребезжащей коляске свежий труп два утомленных смертью санитара.
- Ты куда? - спрашивает строго молодой санитар Серега заблудившегося пациента, демонстрируя тому, кто в доме хозяин. Затем, признав пациента, спохватывается и, чтобы сгладить неловкость, шутит:
- Тебе туда еще рано!
- А где выход? - спрашивает Высоцкий.
- Да во-о-он! Ты его уже прошел! - кивает на дверь мудрый санитар Григорич. Съемки этой крошечной, но такой значимой для нас, кинематографистов, сцены шли около двух часов. Отсняли пятнадцать или шестнадцать дублей. Ах, друзья, если бы вы видели восхитительную, безупречную игру Алексея! Мы с Сергеем, войдя в роль, порой небрежно разворачивали каталку, с превышением скорости, словно болид на повороте. «Труп» швыряло из стороны в сторону, как мешок с отрубями, но он все это время убедительно лежал, не шелохнувшись, не почесавшись, не оправившись.
- Вы впервые играете труп? - восхищенно спросил я его после съемок.
- Нет! - ответил живо Алексей. - Очень часто играю эту роль. Я уже и не вспомню все фильмы, где его играл!
То-то я смотрю, насколько он профессионален. У него же специализация!
P.S. Домой я вернулся за полночь. На вопрос: «Где шлялся?» - ответил в рифму: «В кино с Высоцким снимался!» И ведь не врал!
Фото Марины ВОЛОСЕВИЧ.