Сергей ЮРСКИЙ: «Я не захотел быть апостолом Павлом и сыграл Сталина»
ОДЕССКИЕ ДРУЗЬЯ
- Сергей Юрьевич, однажды вы сказали, что у вас в Одессе есть друзья. Что вас связывает с этим городом?
- Впервые в Одессу я попал на съемках фильма «Золотой теленок». Это было... сорок три года назад! С этим городом меня прежде всего связывает литература. Одесские литераторы на меня фундаментально повлияли. Первым был Валентин Катаев и его «Белеет парус одинокий» - произведение моего детства, которое брало за душу, я знал его наизусть. Затем Ильф и Петров и моя роль Остапа Бендера. Это тоже громадная часть моей жизни. Это и Исаак Бабель, и Владимир Жаботинский. Великие сегодняшние одесситы - мои друзья, например Миша Жванецкий. Когда-то мы необыкновенно тесно с ним общались, сейчас, правда, общение стало редким.
ПОКАЗАЛ СТАЛИНА КАК ЖЕРТВУ СТАЛИНИЗМА
- Как у вас возникло желание сыграть вождя народов в спектакле «Ужин у товарища Сталина»?
- Желание возникло не у меня, а у автора пьесы Иона Друцэ, молдавского русскоязычного писателя. Эта его идея меня огорошила. Правда, сначала он предложил мне сыграть апостола Павла в его одноименной пьесе. Она показалась мне благородной, но скорее проповедью с кафедры, чем драматическим произведением. После Друцэ предложил мне пьесу, посвященную Сталину. Но я несколько изменил ее. (Все, что в пьесе есть абсурдистского, - это от меня). И автор, будучи человеком принципиальным, долго не соглашался с изменениями. Однако когда Друцэ согласился, то сказал, что я буду отвечать сам за внесенные изменения.
- Как вы все-таки решились на эту роль?
- «Слюнявая» интеллигентская позиция, которая есть у многих моих знакомых: «Ты себя, Сережа, погубишь, если свяжешься с этой фигурой, его нужно забыть, вычеркнуть. Он упырь, дьявол...» - для меня не приемлема и кажется очень опасной. Это так же, как иметь на теле нарыв, но, стыдясь его показать или боясь операции, закрывать и замазывать сверху. С другой же стороны - вылезающее сегодняшнее сталинистское направление мысли даже не у отдельных групп людей, а в целом обществе так же вызывает у меня ощущение ужаса. Потому что из сталинизма может вырасти новый русский фашизм. То, что я хотел развить в этом спектакле: сталинизм и Сталин - это сходные явления, но абсолютно разные. Сталинизм - это то, что в обществе растворено, а вот с каких пор - с момента, как Сталин стал первым секретарем, с 1917 года или со времен Ивана Грозного - вот этот вопрос меня чрезвычайно занимает. Человек, который мог приказывать миллионам людей, в результате оказался бессильным. Это и есть драматическая абсурдистская история. Он хотел просто поужинать, съесть кусок мяса, выпить вина хорошего, певицу послушать. Но у него ничего не получилось: отравленный вечер, несостоявшийся концерт, в комической форме все начинает рушиться. И в результате он говорит: «Тогда давайте мне списки врагов народа!» Я хотел показать Сталина как жертву сталинизма...
- Говорят, перед этой ролью фотохудожник Екатерина Рождественская сделала ваш портрет в образе Сталина?
- Мы уже начали работать над спектаклем, но я все сомневался, как мне играть Сталина. А тут Рождественская предложила сделать портрет. Она согласилась на вариант в образе вождя, предложенный мной. Нашли портрет, сделали грим, очень хороший парик. Мне этот образ понравился...
«МОЙ ПУТЬ К АБСУРДУ НАЧАЛСЯ ДАВНО»
- Как-то вы сказали, что «театр абсурда» помогает пробить глухоту и слепоту зрителей. Поэтому так много работаете с этим жанром?
- Мой путь к абсурду начался очень давно. Эжен Ионеско, основоположник абсурдизма, меня поразил. Я перевел его пьесы. А потом начал работать с этим жанром и на сцене: первыми работами были «Крокодил» и «Игрок» Достоевского, затем были «Стулья» Ионеско. А дальше я поставил пьесы «Провокация» и «Предбанник» нового автора Игоря Вацетиса (псевдоним Сергея Юрского, под которым он публикует свои пьесы. - Авт.). Также я снял фильм «По поводу Лысой певицы» по Ионеско и так далее. И фактически все, что я делал, в том числе и «Ужин у товарища Сталина», - это, конечно, все инструмент, который является частью меня или я частью его.
Фото автора.
