В работе Александра Невзорова - «Манежное лошадиное чтение» - кровь льется, руки отрубают, женщин пытают. А еще там есть читающая лошадь. И не просто так читающая, а на латыни.
Действие первое: приматы похотливы, а лошади разумны
- Александр Глебович, недавно вы в одном интервью назвали человека «агрессивным, похотливым, замешанным на собственных интересах приматом». За что такая нелюбовь к людям?
- Я не отношу себя к человеконенавистникам, хотя не могу сказать, что людей особо люблю. Я с ними в загс не ходил, не расписывался, любить не обязан.
- После вашего нового фильма вообще возникает ощущение, что люди поголовно ужасны, а вот лошади - разумные и прекрасные.
- Я бы не сказал, что фильм про то, что люди ужасны. Да, они обладают определенными видовыми особенностями - повышенной агрессивностью, похотью, способностью к совершению очень сложных и немотивированных действий. Но я нигде не говорю, что люди плохие, а лошади хороши.
- Но картинки очень явные: есть спокойная прекрасная лошадь, и есть отвратительные свирепые люди, которые постоянно отрубают от кого-то куски.
- Но там же есть великий Везалиус, который не лошадь. Там есть его дочки. Есть масса замечательных людей, но есть и нечисть.
- Вы весь фильм показываете зрителю, что лошадь способна вас понять. Но у меня не возникло ощущения, что вы пробовали узнать, что хочет собственно лошадь. Почему она не написала вам, к примеру: «Давайте-ка закончим это упражнение, и я пойду перекусить»?
- Я не собирался заниматься чревовещательством. От ее лица можно многое напридумывать. Но для того, чтобы с ней можно было вступать в диалог, у нее должен быть очень большой словарный запас. С моей точки зрения, было важно доказательство разума. Я ведь не говорю, что лошадь умна или что она лучше человека. Я просто объясняю, что при наличии такого анатомического строения мозга нет причин считать лошадь неразумной. Это, кстати, касается почти всех крупных млекопитающих животных. И я показываю: ребят, разум - это не наша прерогатива.
- Если речь идет о крупных млекопитающих вообще, то почему тогда читать учат только лошадей?
- Потому что на протяжении двух тысяч лет человек стремился найти с лошадью контакт. Стремился, потому что это было продиктовано необходимостью. В том числе и утилитарной. А бык или олень всегда были чем-то, что надо побыстрее убить, чтобы сожрать. Ведь откуда вообще взялась практика манежного чтения? Она зародилась в XVII веке по очень смешной причине: человеку надо было объяснить лошади, что ОН разумен. Лошадь ведь не считает нас разумными существами. Она относится к нам примерно так же, как мы бы относились к огромному спятившему муравью. Более того, опасному муравью, который заставляет ее делать что-то непонятное и ненужное. Вот поэтому и была изобретена система.
- Но ведь лошадь и без этой системы подчинилась и позволила себя использовать?
- Лошадь не подчинилась. Ее подчинили с помощью предельно жестоких, очень примитивных, но эффективных мер. Но фильм-то вообще не о лошади. Он о человеческом интеллекте. Когда меня спрашивают, о чем фильм, я говорю, что это - экранизация одной цитаты Альберта Эйнштейна. О том, что разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
- И как именно раздвигаются границы после вашего фильма?
- У нас есть выбор: либо дальше оставаться ненавидимыми всеми на этой Земле со всеми ее видами, либо признать, что мы не одиноки. Ведь смотрите, мы же можем только убивать и есть, мы ничего другого больше не делаем! Это - фашизм в самой полной мере. Мы себя утешаем: те, кого мы сгоняем в концлагеря, с кем забавляемся убийственным для них способом, они неразумны, они бессмысленны. Ну есть лошадь. Она ж все равно - колбаса. Ну есть у нее какая-то предколбасная ипостась, когда ее можно попользовать живую… А нам нужно отобрать у себя эту «отмазу»: будто бы мы уничтожаем мир без чувств и разума, предназначенный исключительно для нашего удобства.
- А что делать?
- В смысле?
- Все равно все хотят есть.
- А я не собираюсь отвечать на подобные вопросы, и будущее человечества меня беспокоит, мягко говоря, мало. Человек очень переоценивает значение собственной цивилизации, не понимая, что его цивилизация - это мгновение. Мы очень много придумываем про себя всяких сказок, но мы должны понимать свое действительное место. Просто потому, что это развивает границы разума.
- Зачем лошади латынь? Вы не могли с ней договориться по-русски?
- Есть традиция, которую я не вправе нарушать. Я понимаю, что лошадь можно научить хоть голландскому. Но так получилось, что это латынь. И так получилось, что у меня с латынью достаточно короткие отношения. К тому же не забывайте, что это не я придумал методику, и начинал я именно на латыни. А потом было уже достаточно странно что-то менять: у лошади сложился словарный запас.
- А она не мучается, слыша от вас вопросы на одном языке и отвечая на другом?
- Иногда я спрашиваю на латыни, иногда - по-русски. Но в данном случае меня просили не перегружать латынью фильм. Можно сказать, что лошадь знает два языка.
Антракт. Поход в буфет
Неожиданно телефонный разговор с московской стороны прерывается детским криком: «Мама, где ты?» Журналистка отчетливо краснеет на фоне телефонной трубки, Невзоров с нежностью вспоминает:
- А мой ребенок недавно попал пирожком в люстру. Пирожок зацепился, все содержимое стало вываливаться, подбежала няня, и горячая начинка попала ей за шиворот. Теперь няня лечит ожог.
Действие второе: ест ли Невзоров гальку?
- Меня смущает, что по сути-то вы ничего не спросили, - переходит в атаку Невзоров.
- А в чем, по-вашему, суть? Каких вы ждали вопросов?
- Ну, например, делал ли я клеточный анализ коры головного мозга лошади? Отличаются ли извилины мозга лошади и человека? Потому что на самом деле принципиально это. Я понимаю, что я показываю читающую лошадь, и это уже поднимает определенные вопросы. Мы видим перед собой абсолютно способное к восприятию нашего языка и владению нашим языком существо. Но ситуация заключается в том, что разум - это анатомическое понятие. И если есть анатомическое соответствие тому генератору разума, который мы привыкли считать эталонным, то есть человеческому, то нет причины не верить в способность лошади мыслить.
(Далее следует непечатная смесь латинских терминов, в коих невежественная журналистка иногда опознает междометия.)
- Александр Глебович, пощадите! Скажите, а вы сами давно узнали все эти слова?
- В течение двух лет я занимаюсь нейроанатомией. Когда я столкнулся с «Манежным чтением», начал это пробовать, я понял с удивлением, что получается. А потом задал себе вопрос: почему? Когда-то Кралль, один из героев моего фильма, искал для себя ответы в масонских тайнах. А я прошел через бесконечное изучение мозгов. Вскрытие, препарирование...
Например, мышь. У нее соотношение массы мозга к массе тела превышает человеческое, но мозг ее, к сожалению, гладкий и без извилин. Ох, запугал я вас!
- Не запугали. Но я вот вспоминаю французское блюдо - «tete de veau», «голову теленка». И понимаю, что это варварство, но это безумно вкусно. Это тоже фашизм?
- Вы ждете от меня подтверждения? Да, фашизм. Хотя все это личное дело каждого.
- А вы совсем-совсем не едите мяса?
- Этот вопрос так же не обсуждаем, как и вопрос, ем ли я гальку. Или резину с колес. Есть правило: нельзя, и все. Хотя я понимаю тех людей, которые этого не придерживаются, потому что отдаю себе отчет в нашей зоологической сущности.
Если вы когда-нибудь посмотрите на свои зубы, вы обнаружите, что они устроены не для того, чтобы ими было удобно удерживать, захватывать добычу и перемалывать на куски мясо. И, если вы пораскинете мозгами, вы поймете, что человек на протяжении первых миллионов лет своего существования, будучи униженным существом, просто не имел доступа ни к какому мясу.
- Ну на мамонтов-то охотились…
- Мамонты - это 40 тысяч лет назад. Это недавно. Тогда человек уже был вполне социально сложившимся. А я говорю о том человеке, когда он формировался как организм.
- А теория Дарвина приемлема для вас?
- Не только приемлема - это пока единственная объясняющая хоть что-то теория. Естественно, она не может ответить на все вопросы, потому что совершенствуется наука.
- И, естественно, при такой теории нет места для Бога?
- Когда меня спрашивают о Боге, я всегда говорю, что это вопрос не только не принципиальный, но даже не любопытный. Это технический, строго профессиональный вопрос для астрофизиков. Вероятно, что при возникновении всего того количества планет, звезд, черных дыр был какой-то сознательный детонатор. Но наличие или отсутствие Бога на нашу с вами жизнь никак влиять не может. Всякая вера в Бога имеет строго биологическое происхождение. Мозг потребляет огромное количество кислорода. И любое самостоятельное проецирование, поиск ответов на вопросы, поиск нестандартных решений очень затратны. А организм нуждается в экономии ресурсов. И, когда есть система, предлагающая готовый ответ на самые сложные вопросы, происходит такая экономия. Для этого и существует религия.
Эпилог: это зоология…
- И все-таки: зачем вы сняли этот фильм?
- Ну уж не для того, чтобы нечто доказать. Я никому ничего не доказываю. Я и в начале фильма написал: воспринимайте все, как кино.
- А «чувства добрые лирой» пробуждать?
- А у меня не было никакого интереса пробуждать добрые чувства. Я слишком хорошо знаю зоологию, чтобы верить, что это возможно.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Невзоров Александр Глебович родился 3 августа 1958 года. Учился в Литературном институте Санкт-Петебурга.
Был грузчиком, каскадером, репортером, сценаристом, солдатом, депутатом Госдумы и послушником в монастыре.
Прославился в качестве автора и ведущего программы «600 секунд» - самой жесткой на постперестроечном телевидении.
В последнее время отдает свое внимание «Высшей школе воспитания лошади», основанной им в Санкт-Петербурге. Главный принцип работы школы - обучение лошади без использования средств принуждения.
КСТАТИ
«Манежное лошадиное чтение» - методика обучения лошади грамоте. В фильме Александра Невзорова рассказывается, как в XVII веке во Франции человек по фамилии Арнольфини научил лошадей складывать из табличек-литер фразы на латыни. Теперь, в XXI веке, Невзоров на примере своих лошадей доказывает, что «Манежное лошадиное чтение» - это не легенда. Задавая вопросы, Невзоров перед телекамерой добивается внятного и логичного ответа от того существа, которое мы, люди, считаем неразумным.