18 ноября
Загрузить еще

Звезда сериала «Папины дочки» Филипп Бледный: «Ради любимой я готов шагнуть на карниз»

Звезда сериала «Папины дочки» Филипп Бледный: «Ради любимой я готов шагнуть на карниз»
Фото: Персонаж Филиппа гармонично вписался в компанию девчонок. Хотя и не сразу.

В сериале Филипп Бледный играет роль однокурсника одной из «папиных дочек» - Маши. Его герой Вениамин умен и отзывчив. Он помогает старшей Васнецовой освоиться в вузе, а Даше - подтянуть точные науки. И если поначалу парень кажется тихоней-ботаником, то вскоре под его обаяние попадают все девчонки.

«УЛЫБКА - ОДИН ИЗ ЖИЗНЕННЫХ ПРИНЦИПОВ»

- Филипп, в сериале «Папины дочки» у вас образ добродушного юноши. Насколько эта улыбка искренна по жизни?

- Думаю, процентов на тридцать. Это те проценты чистоты, света и искренности, которые остались у меня с одиннадцати лет. Потом, наверное, я стал портиться (улыбается).

Если серьезно, став старше, я просто начал развиваться быстрыми скачками, много читать, изучать философию и многое понял…

Знаете, у известного греческого миллиардера Аристотеля Онассиса было три принципа, как быть успешным. «Во-первых, - говорил он, - спите 4 часа в сутки. Тогда у ваших противников и врагов будет создаваться впечатление, что вы - вечный двигатель. Во-вторых, будьте загорелыми - враги будут в шоке. Ведь вы не спите, но при этом успеваете отдыхать. И, в-третьих, всегда улыбайтесь». Вот последнего принципа я и придерживаюсь. На вопрос «Как дела?» всегда с улыбкой отвечаю: «Замечательно!»...

- Что для вас любовь?

- Легенда гласит, что когда-то мужчина и женщина были одним целым, но потом Господь разделил их, и теперь они ищут друг друга… Конечно, звучит немножко по-детски, но я в это очень верю.

Мне сложно сказать, что такое любовь. Бывает такая дружба - верная, искренняя, крепкая, которая порой гораздо ярче и прочнее. Страстная любовь - «бабочки в животе», выброс эндорфинов, химический взрыв внутри организма, -  конечно, здорово, но проходит недели через три. А когда долго дружишь с человеком, однажды понимаешь, что просто не можешь без него жить, и все. Это и есть любовь…

- Что может вызвать у вас слезы?

- Не физическая боль. Предательство или горечь потери. Это единственное, из-за чего могут плакать мужчины. И живут, кстати, меньше, потому что сдерживают эмоции.

«ЕСЛИ БЫ СКАЗАЛИ: «ПОРЕЖЬ  ВЕНЫ» - Я БЫ ПОРЕЗАЛ»

- От любовных обид плакать приходилось?

- Все упирается в женщин, в любовь. Когда тебе долго не отвечают взаимностью, потом вдруг отвечают, ты веришь, а тебя снова посылают - ты плачешь искренне. И не подозреваешь, что так может быть, и не в состоянии понять, почему Господь не слышит твоих молитв. Почему ты с карниза готов шагнуть, а она смеется тебе в лицо. От этого можно заплакать.

- Про карниз - это метафора или вы реально способны на такие поступки?

- Раньше - да... Я был настолько влюблен, что человек мог сказать: «Прыгни в окно!» - и я бы встал и прыгнул. «Порежь вены!» - и я бы порезал… Это была очень сильная юношеская влюбленность.

- Вы уже задумывались о собственной семье?

- Да. Я хочу, чтобы сначала у меня родилась дочь - обязательно светловолосая и голубоглазая. Я назову ее Машей. Даже если сначала у меня родится 22 мальчика, все равно рано или поздно появится дочь. И обязательно будет сын как продолжатель рода. Думаю, из меня получится безумный папа, из разряда сумасшедших отцов. Но мои дети будут знать, что у них есть такая стенка, которую даже танковый снаряд не пробьет.

- Вы уже настолько созрели для рождения детей? Вам ведь всего 21 год!

- Разумеется, сначала хотелось бы покрепче встать на ноги. Как человек прагматичный, не хочу обрекать своих детей на неопределенность. Они должны знать, что у них есть что поесть, во что одеться и что у папы все в порядке с работой. Как говорит моя мама, дети даны нам Богом на время. У нас есть хрупкий шанс их воспитать, а потом они пойдут своей дорогой.

Родители - это ступенька для детей, и нужно, чтобы она была не из теста, а из гранита: теплого камня, на который дети могут опереться. Именно теплого: чтобы ноги не мерзли…

- Как у тебя сложились отношения с самой младшей «папиной дочкой» - Катей Старшовой?

- Мы проявляем тихую симпатию (улыбается). Просто улыбаемся друг другу и все понимаем. Хотя, может, я себе это надумал (улыбается). По крайней мере, мне кажется, что Катюша довольно благоприятно ко мне относится. Она - замечательный человечек в силу юности, обаяния. Такое светлое солнышко.

- Ты видел работы девочек в кино?

- Да, я смотрел фильм «Свои дети» с Лизой Арзамасовой в главной роли. На самом деле, Лизка - большой молодец, у нее прекрасный потенциал для развития. Причем как в комедийном, так и в драматическом варианте. Здорово, что к 14 годам она уже попробовала себя в таких разных жанрах. Всегда хорошо, когда имеешь возможность попробовать разное. И еще, несмотря на юный возраст, Лизка очень хороший чуткий партнер. Я всегда ее благодарю после съемок, с ней приятно работать, она на подхвате, просто молодец!

- А что успел ты к своим четырнадцати годам, помнишь?

- Я многое успел, потому что с четырех лет на сцене. У меня актерская семья, и к четырнадцати годам я отыграл около восьми спектаклей. Даже ездил на гастроли в Москву со спектаклем «Капитанская дочка»… Чем-то удивительным сцена мне никогда не казалась. Мой папа преподавал речь и мастерство актера в Оренбурге, я много общался со студентами, ходил на занятия, словом, варился в этом котле. Поэтому сейчас кухня «Папиных дочек» не кажется мне незнакомой: по сути, я знаю все это изнутри. Я играл с народными артистами на одной сцене, видел, как работают настоящие профессионалы, и многому у них научился.

- Курьезные случаи у тебя были на сцене?

- Да, еще когда учился в институте. Но здесь необходимо небольшое предисловие. Я являюсь мастером художественного слова. Это то, что пишется в дипломе после того, как ты сдаешь экзамен по предмету «художественное слово». Причем этот экзамен сдается на третьем курсе, и если тебе присуждают это звание, то уже на четвертом курсе ты читаешь свою программу в музеях, на конференциях, чтецких вечерах и т.д. Словом, везде, куда тебя направляет институт. У меня всегда была проза. И вот однажды я выхожу на сцену читать Толстого. Чтобы легче запоминалось, я всегда визуально делю объемный текст на куски. И вот прочел я один кусок, остановился и… понял, что абсолютно все забыл! Стою, молчу… Зал тоже молчит: они же не знают, что я не паузу выдерживаю, а просто не помню, что там дальше! Мой педагог уже поседел, потому что дальше я должен был разразиться объемным монологом. А я молчу… Спасло меня то, что в зале, где я читал, по краям стояли две колонны. И вот я поворачиваюсь в профиль и медленным шагом иду от одной колонны до другой. «Вспоминай!!! - думаю,  - ну же, вспоминай, Бледный!» Дохожу до колонны, разворачиваюсь, улыбаюсь и… иду обратно до другой! И ведь вспомнил, пока шел! Наверное, со стороны это смотрелось вполне органично, но у меня чуть внутри все не разорвалось! Во рту пересохло, все горело, еще бы чуть- чуть, и я бы сознание потерял! Потому что это действительно очень страшно. Но это еще цветочки…  Когда ты играешь в спектакле, где прозаический текст, даже если ты забыл слово или фразу, можно как-то подхватиться, переврать, или партнер может подсказать. А вот если ты забыл текст стихотворный – это все! Если забыл хоть слово, может переклинить так, что мало не покажется! Есть у нас спектакль в стихах по Виктору Гюго. И на репетициях такие курьезы с забыванием текста у меня были. К счастью, я человек, который пишет стихи, муза меня посещает временами, поэтому язык подвешен, и я не особо теряюсь в таких случаях. Иногда у меня вылетали такие перлы, что режиссер за мной записывал. Получалось очень смешно!