В школе Познера били за то, что он «красный»
- Не знаю, обидит это вас или нет, но мне всегда казалось, что в вашем образе на ТВ есть что-то не наше, что-то заграничное… Вы специально такой имидж разработали?
- Я, наверное, специально вообще ничего не делаю. Только слежу за тем, чтобы не оскорблять людей, соблюдать то, что я считаю приличиями. Но это воспитание. И если это делает меня в чьих-то глазах «иностранцем»… Это жаль.
- Ваша «буржуазность» бросалась в глаза особенно во время перестроечного безумия.
- Не надо называть перестройку безумием. Я этому времени бесконечно благодарен. Только из-за нее я и вышел на телеэкран, до этого же меня туда не допускали. К этому времени я вышел из КПСС, разочаровался в советской системе, в которую очень сильно верил поначалу. Прозябал бы, наверное, жил за счет переводов. Но в журналистике я бы не смог осуществиться, и для меня это стало бы трагедией…
- Вы говорили о том, что разочаровались в советском строе… Но для этого надо в него верить?
- Да. Мой отец родился в Санкт-Петербурге, эмигрировал в 1922 году, ему было 14. Но он помнил романтику революции. И в Европу попал в момент Великой депрессии. Колоссальное неравноправие, и ему казалось, что такого нет только в СССР. Из оккупированной Франции мы бежали в Америку. В Нью-Йорке папа купил контурную карту Европы, повесил на стену и рисовал черным карандашом наступление немцев. И говорил: «Вова, запомни, они никогда не победят. Потому что социализм непобедим». Что еще нужно, чтобы сформировать убеждения? И в школе я считался «красным», и били меня за это. Я очень хотел быть русским, хотя по-русски не говорил…
- Не говорили?
- Даже до 17 лет, можно сказать. Отец хотел вернуться и вернулся. После окончания биофака, поработав у Самуила Яковлевича Маршака, я стал пропагандистом в Агентстве печати «Новости». И очень мощным пропагандистом. И я был опасен для американцев. Они приглашали меня на телевидение, они выставляли против меня сильных противников. И рейтинг у этих передач был сумасшедший. Он не как все русские! Он без велюровой шляпы! Так что убеждения были, но постепенно они подтачивались… Переломными для меня стали события в Чехословакии в 1968 году. Расставание с иллюзиями - очень тяжелый процесс.
- Вы ироничный человек с отличным чувством юмора, но ваша программа «Познер» - верх серьезности…
- Но я и человек серьезный. И с гостями говорю на полном серьезе, будь то Хазанов или Шойгу. Моя задача - раскрыть этих людей.
Хотя общий новостной фон у нас мрачный. Все начинается с убийств, катастроф… Наша журналистика не считает нужным обращать внимание и на вещи позитивные... Правда, это делает официоз, но, так сказать, по долгу службы и, следовательно, впустую. А оппозиционные СМИ... Ну вот пример. И ЦСКА, и «Зенит» вылетели из турнира Кубка УЕФА, так я читаю в одном журнале - российских клубов не осталось, зато (!) украинских сразу два! Это и есть оппозиционность, если все, что плохо, - хорошо и наоборот? Если все в одну сторону - так или иначе, не важно, это уже не журналистика, а пропаганда! Не понимаю, почему в так называемых оппозиционных изданиях нельзя написать про что-то позитивно, а в «государственных» - негативно… На государственном телевидении нельзя всерьез поговорить о том, что не так делает правительство… Поэтому я счастлив делать программу, где просто задаю вопросы. Объективно, спокойно. А, скажем, в программе «Времена» я не мог делать то, что я хотел. Я не мог приглашать туда людей, которые были бы категорическими оппонентами властей. Им нет места на ТВ сейчас.
- Что из сегодняшних телепроектов вас цепляет?
- Хорошее слово - цепляет. Вообще-то цепляет немногое. Есть блистательные шоу, например «Ледниковый период». Я могу посмотреть одну-две программы, но регулярно нет, не цепляет... Есть замечательная фраза в «Мастере и Маргарите» - Маргарита обожала мастерство. Так вот, я обожаю мастерство, а не художественную самодеятельность. Люблю смотреть спорт. Или такие программы, как «Прожекторперисхилтон» и «Большая разница». Сериалы некоторые. «Ликвидацию» смотрел не отрываясь.
- А почему в «Познере» ни разу не было гостей-женщин?
- Возможно, как раз из-за крупных планов. Одна дама, не буду называть фамилии, так и сказала: «Владимир Владимирович, я вас очень уважаю и ценю, но я к вам не приду. Из-за этих ваших крупных планов я не могу себе этого позволить». Женщина всегда думает о том, как она выглядит.
- А нужны эти крупные планы?
- Нужны. Там можно увидеть те эмоции, которых никак по-другому не показать.
- Вы серьезно относитесь к здоровью?
- Я хочу долго работать, я хочу нравиться внешне. Я хочу быть в порядке. И понимаю, что для этого я должен следить за собой. И тьфу-тьфу, вот видите, мне 75. Приличный возраст, но я его не чувствую. По крайней мере для меня - это не старость. Старость, это когда голова не так работает, плохо ходишь, нуждаешься в помощи… Этой старости я боюсь. И очень надеюсь, что у меня этой старости не будет. Просто конец наступит сразу, быстро, без мучений.
