Олег БАСИЛАШВИЛИ: «Я видел товарища Сталина в гробу»

Один из немногих оставшихся классиков БДТ – народный артист СССР Олег Басилашвили. Артист – художник, артист – гражданин. Это почти уже и не встречается…

 

Пить или не пить

- Начну не с театра, а с кино. В ваших знаменитых «Осеннем марафоне» и «Вокзале для двоих» вы создали советский мужской характер, со всеми отсюда вытекающими и втекающими. Был такой симпатичный тип интеллигента, в чем-то слабого, милого, который не мог как следует самореализоваться, и была выпивка, и была любовь. А что такое постсоветский мужской характер? Удалось ли вам создать столь же яркий образ на современном материале?

- Нет. Просто не было такой роли в современном российском сценарии или пьесе. Я нашел очень хорошего автора, нашего ленинградского, по фамилии Носов. Одна его пьеса была у нас поставлена, «Берендеи», о русских эмигрантах. Некто, когда-то профессор, эмигрировал, ему дали политическое убежище, потому что он сказал, что по национальности берендей, а берендеев унижают в Советском Союзе…

- Вы там играете?

- Нет. Я не для себя пьесу принес.

- А в чем, на ваш взгляд, разница между советским и постсоветским человеком?

- Трудно сказать. Ну вот человеку 40 лет, он жил в Советском Союзе, в одночасье Советский Союз рухнул, и началась Россия. И что? Человек сразу изменился, что ли? Он остался тем же, кем был. Но с пониманием того, что в новых условиях надо как-то к ним приспособиться, работать.

- У меня приятель, киношник, пил со страшной силой. Началась новая жизнь, он бросил пить и начал заниматься со страшной силой делами.

- Значит, человек пил оттого, что не был востребован. Пьянство – имитация удовлетворения от какого бы то ни было творчества. Уход от жизни.

-Что переменилось по существу?

- Я себе часто задавал этот вопрос… Говорили: дружба народов, русский с китайцем братья навек, с грузинами – навек, русские и татары, татары и евреи, евреи и монголы, на базарах продавали семечки, все были вместе. И вдруг в один прекрасный день все друг друга возненавидели? Прибалты, оккупированные Советским Союзом, – отдельная статья. Но что, и грузины с русскими стали вдруг враждебно относиться друг к другу?

- Власти – враждебно. Обычные люди, интеллигенты остались близки.

- Да. Но что-то надломилось. Трещина какая-то…

- Мне кажется, речь о манипуляциях...

- Мы не маленькие дети, чтобы нами манипулировать.

- О-о! Манипуляции, льющиеся с экрана… Драматург Розов рассказывал историю, как в первом классе проводили психологический эксперимент, с двумя бумажками, черной и белой. Стали детей путать, говоря на черное белое и наоборот. Один мальчик держался до последнего, но и он в конце указал на черное как на белое.

- Хорошо, я вам задам другой вопрос. Вспомните стояние вокруг Белого дома в период ГКЧП. Вспомните лица людей – богатых, бедных, кооператоров, воров в законе, честных. Как они стояли, взявшись за руки, и говорили: пусть нас убьют. Я вспоминаю Ростроповича в стеклянных дверях с автоматом вместо виолончели. Если б кто-то из омоновцев ударил, стена бы рухнула и похоронила под собой великого музыканта. Ему говорят: уйдите отсюда, вас убьют, если будет штурм. Он отвечает: если они победят, я не хочу жить. Прошло время – я спрашиваю: где эти люди?

- Они те же самые, только…

- Только что? Разуверились в идеалах? Нет. Их привело чистое чувство, потребность в осуществлении этого чувства, несмотря на все ошибки Бориса Николаевича, естественные при таком повороте событий. Но все верили, что этот человек хочет изменить жизнь, что он искренен, желает добра не себе, не какому-то клану, а стране в целом. Верили Гайдару. Что же сейчас, они поменяли свои мнения в результате телевизионной пропаганды? Какая-то часть, может, поддалась. А где остальные? Дома сидят. А чего они сидят дома?

- Другой виток истории…

- Мне кажется, большинство народа делало политический заказ вот на что. Вспомните, при Брежневе и при Горбачеве – отсутствие каких-либо товаров в магазинах. Суповые наборы из костей, лежавшие на голых грязных прилавках, и за ними стояла очередь. Вспомните эти знакомства с директорами магазинов, чтобы пять-шесть апельсинов для больной дочери принести. Люди сказали: мы так больше не можем жить, мы хотим жить по-человечески. Я хочу купить землю и построить себе домик! Нельзя! Почему?! Вот нельзя и все! Дайте нам возможность строить, ездить за границу, смотреть, как живет Америка, как живет Новая Зеландия, мы не хотим стоять в очередях … Благодаря Гайдару, Ельцину все произошло. Магазины насытились товарами, никакого дефицита, за границу – пожалуйста, нужны доллары – вот тебе доллары. И на этом реформы прекратились. Почему? А потому что дальше народ не настаивал. Людям показалось, что этого достаточно. Наша революция привела к тому, что все есть. А чего там говорят демократы: надо судебную реформу, реформу милиции, ФСБ – в конце концов, не так важно. Люди не поняли, что это необходимо. Что без этого не будет развиваться частная собственность, не развернется антимонопольная деятельность, будет увеличиваться пропасть между бедными и богатыми. Но теперь, мне кажется, в людях рождается понимание, что вместо целого алфавита реформ, коснулось только первых букв, А,Б,В, а остальные двадцать семь мы еще не произносили!..

 

- У вас всегда был такой гражданский темперамент или в молодости вы были другим человеком?

- В молодости у меня и моих товарищей была ирония по отношению к власть предержащим. Я застал Иосифа Виссарионовича Сталина. Видел его неоднократно на Мавзолее, в белом мундире с золотыми пуговицами. Обаятельнейший человек. Махал нам рукой. А мы проходили и кричали: Сталин! Задерживались, но солдаты проталкивали, чтобы проходили, проходили. После этого я видел товарища Сталина в гробу в Колонном зале Дома Союзов. А потом я видел Никиту Сергеевича Хрущева в Вахтанговском театре, где у нас были гастроли, и он пришел на спектакль «Иркутская история», и вышел Пашка Луспекаев, а ложа, где Хрущев сидел, почти на сцене, и Пашка растерялся и заорал: здрасьте, Никита Сергеевич! А потом уже стал говорить слова роли … Я видел многих: Брежнева, Андропова, Горбачева… И Бориса Николаевича Ельцина, к которому я испытываю чувство искреннего уважения. Ему говорили: вот эти мэнээсы в розовых штанишках... А он в ответ: да, мэнээсы, но мне нужно окружение моложе, чем я, и умнее, чем я, и они будут работать. Такую фразу «умнее, чем я», никто из руководителей никогда у нас не произносил.

Нравственный императив

- От кого вы брали, когда играли, скажем, в володинском «Осеннем марафоне» - от Володина?

- От себя. Не от коллизии, которой у меня не было. А от своего характера. И играл я то, что мне было ближе всего. А ближе мне была не любовная история, связанная с артисткой Нееловой и артисткой Гундаревой, двумя замечательными женщинами, а желание моего героя сесть за письменный стол, положить Брокгауза и Ефрона, словарь литературного русского языка, обложиться бумагами и сидеть в этом Бёрнсе и делать Бёрнса лучше, чем он есть. Тут Бузыкин гений, это он умеет, это он чувствует. А вся коллизия не дает ему возможности сесть за стол. И в результате его любимые вещи передают бездарной переводчице, пользующейся плодами чужого труда, которую играла замечательная артистка Волчек. А он, стараясь сделать хорошо и одной женщине, которую любит, и другой, которую любит, и, не зная, как это сделать, чувствует себя все время виноватым и сам себя теряет…

- Вы не скучаете по этому человеческому типу?

- Я – нет.

- Я почему рассказала про знакомого киношника – потому что дело заставило людей перестать быть мальчишками, а стать мужчинами, но...

- Тут важно «но». Мне кажется, задача современного искусства – сделать так, чтобы, зарабатывая деньги, строя дом, покупая вещи, люди не забывали о том, что есть душа.

Людей выпустили из тюрьмы, и они бросились – свобода! Чего это он, мясо ест? Дай мне. Задушил его и сам съел. В первый раз это мясо увидел и задушил соседа… Нельзя давать людям забывать о том чувстве, что называется нравственным императивом. Может, это глупо с моей стороны, но я думаю, руководители государства должны понимать, что можно добиться громадных высот в зарабатывании прибыли, однако если нет главного, того, что заставляло Третьякова передать все свое богатство городу, или Савву Морозова вбить все деньги в Художественный театр, или Елисеева, который строил ночлежки и церкви, если это будет забыто, страна погибнет. Потому что ее не будут связывать многочисленные нити, которые можно назвать чувством духовного родства, основанного на чувстве добра, понимания друг друга. К сожалению, благодаря раздробленности, каждый, как и ваш товарищ, занимается своим делом, обрубая все связи…

- Может, это временно?

- А, может, нет. Если нет – будет голое поле, по которому станут бегать закаленные люди-быки, а страны не будет.

Счастье

- В вас всегда было сильно комедийное начало, публике могло показаться странным ваше преображение в серьезного общественного деятеля...

- Понимаете, Георгий Александрович Товстоногов, который никогда, ни при каких условиях не выражал вслух своей гражданской позиции, был насквозь пропитан гражданским чувством. Его спектакли не были прямым политизированным актом, как у Любимова, но все были продиктованы желанием через художественную ткань сказать о свободе, о справедливости, о добре. Когда я увидел его спектакль «Пять вечеров» в БДТ, у меня будто глаза открылись. Ведь я выпускник студии МХАТ, и для меня образцом были «Враги», «Анна Каренина», «Кремлевские куранты» во МХАТе, «Порт-Артур» в Малом. И вдруг я вижу на сцене обычную коммунальную квартиру, тот же запах, те же испарения нечистот из подвалов, корыто висит на стене комнаты. И заурядная женщина, работница какой-то фабрики, член профкома – Зина Шарко. И какой-то заурядный приходит мужчина, то ли уезжал, то ли был посажен – Ефим Копелян. И вдруг на сцене происходит, оказывается, самое главное, что есть в жизни – любовь. И эти два человека становятся прекрасны и неповторимы. И ты понимаешь, что они и являются центром Вселенной. Не «кремлевские куранты», не «порт-Артур», а эта коммунальная квартира и ее обитатели. Я вышел на улицу – новый мир открылся. Я понял, что эти люди, которые по парадным, с авоськами, в очередях, это и есть соль земли.

- В то время вы были женаты на Тане Дорониной и переживали близкие чувства, как я понимаю…

- Какие?

- Любовь.

- А, да, мы были мужем и женой. Но, прожив семь лет, разошлись, нам было трудно друг с другом.

- Разошлись с драмой?

- Я – с гигантским облегчением. Думаю, она тоже.

- А что вы приобрели с вашей второй возлюбленной?

 

- Я благодарен судьбе, что я ее встретил, и что она, Галя Мшанская, журналистка, меня встретила. Я приобрел знание того, что женщина может быть предана до последней капли крови. Я Бога за это благодарю, это редкость, это счастье. Между мужем и женой всегда бывают какие-то ссоры, какие-то недоразумения. Ромео и Джульетта, если бы поженились, тоже имели бы свои маленькие неприятности. Но я понимал, что, если понадобится, этот человек, как Матросов, бросится на амбразуру. Такая верность и самопожертвование. У меня масса недостатков. У нее тоже есть. Но это не главное. Главное, что человек может отдать другому человеку свою жизнь.

- У вас две дочери…

- Оля работает на канале «Культура. Петербург», там же, где мать, Ксения – на радио «Эхо Москвы», родила нам внучку. Вот это счастье.

Русская беда

- Я хочу еще сказать о Товстоногове. Он спрашивал: в чем наша русская беда?.. Во МХАТе Борис Николаевич Ливанов, замечательно игравший в «Трех сестрах» Соленого, будучи один на сцене, говорил, что убьет Тузенбаха, и уходил. А потом выходил Андрей Прозоров и произносил свой монолог: куда ушло мое прошлое… Но Товстоногов вывел меня-Андрея на сцену с коляской, и Кирилл Лавров-Соленый говорил мне в лицо, что он убьет сейчас Тузенбаха, подстрелит, как вальдшнепа. Я говорю: Георгий Александрович, я не могу это играть. Почему? Ну, если я слышу от дуэлянта Соленого, что он будет стрелять в беспомощного Тузенбаха, конечно, он его убьет, значит я должен бежать к Вершинину, в полицию, не знаю, куда, караул кричать, а я что, философию развожу?..Вот, в этом наша беда, говорит Товстоногов, мы вместо того, чтобы действовать, начинаем философствовать, в этом беда России, вам говорят, что сейчас убьют вашего лучшего друга, а вы начинаете: убьют его, убьют меня, погибнет вся Россия… и остаетесь на месте, результат – Тузенбах убит.

- Театру 90 лет, возраст весьма почтенный, люди в этом возрасте умирают. Ваш театр умирает, только честно?

- Нет. Конечно, очень много людей ушло в мир иной, к великому горю нашему. Георгий Александрович, Дина Шварц… Театр изменился, но он живой, Чхеидзе как художественный руководитель ведет его очень глубоко, тонко и твердо. И, на мой взгляд, создает спектакли, которыми был бы доволен Товстоногов.

Люди как люди

- Одно из самых значительных ваших достижений – роль Воланда в сериале «Мастер и Маргарита». Это то, что соответствует вашему сегодняшнему знанию о человеке и человечестве?

- Человек этот, Воланд, прожил не одну тысячу лет. Я не считаю это существо дьяволом или сатаной. Да, его можно принять за сатану, но он не сатана. Сатана – искуситель. Сатана искусил Адама и Еву. Сатана искушал Иисуса в пустыне, на что Иисус не поддался. Этот никого не искушает.

- А платьями, костюмами, надев которые, все остаются голыми?

- Это проверка. Он же потом объясняет несчастному буфетчику: я просто хотел посмотреть, что из себя представляет народ в массе. Спровоцировав эту массу на деньги, на платья, он говорит: люди как люди, не изменились, ну одеты как-то иначе, ну квартирный вопрос их немного испортил, а так то же самое. Этот человек, будем говорить так, из того министерства, что карает зло. Смотрите, что совершил Воланд? Первое – отрезал голову главному атеисту, после того, как сказал: имейте в виду, что Иисус существовал, просто существовал, и больше ничего. Второе – Бездомного, писателя талантливого, но абсолютно необразованного, превратил в профессора философии, который задумался над смыслом жизни. Третье – мерзавцу- буфетчику предсказал скорую смерть. Не сам его убил, просто предсказал. Четвертое – казнил стукача Майгеля. Увидел в Мастере и Маргарите двух гениальных людей. Одного, который угадал все, что было с Иешуа, и талантливо это описал. И второго, Маргариту, которая любит так, что готова умереть во имя любимого. И помог им: дал им покой. Так что это отнюдь не противник Иешуа, а, наоборот, в какой-то степени союзник. Я так себе нафантазировал, что был некогда спор между Воландом и Создателем. Воланд говорил: для чего ты людей выгнал из рая, надкусили яблоко – Боже мой, какой грех! Бог в ответ: я хочу, чтобы они посредством эволюции превратили себя в хомо сапиенсов. А Воланд на это: никогда они не превратят, они будут точно такими же, только одежды будут другие и дома другие, а они останутся такими, какими ты их создал. И вот он прилетает иногда посмотреть, что тут творится. Ага, страна атеистов, отрицают Бога, интересно, может, в этом что-то есть. Прилетел. Все понял. И покарал… Да, мне близок его взгляд на людей, хотя это и грустный взгляд. Он же бесконечно одинок, этот Воланд.

- Олег Басилашвили на рассвете и Олег Басилашвили в зените – один и тот же человек?

- Конечно, это разные люди, кости, кожа поменялись, но в общем, то же самое. Я очень скучаю по детству, по маме, отцу, бабушке, по Покровским воротам, где я родился и прожил двадцать лет. Но я вспоминаю себя приветственно машущим Иосифу Виссарионовичу. И вспоминаю себя на даче в Пушкино, когда мы с товарищем шли и ели мороженое с вафельками, а там стояли составы товарные с зарешеченными окнами, и возле часовые, и из этих душегубок руки какие-то бледные, и оттуда нам пытаются что-то сказать, а мы идем и спокойно едим эти вафельки. Я мог бы еще понять, если бы во мне шевельнулся справедливый гнев против врагов народа или воров, которых посадили. Ничего. Абсолютно. Это в нас было вбито, понимаете? И это долго длилось. И уже под влиянием Андрея Дмитриевича Сахарова, этой его фигуры нелепой, которая пыталась что-то сказать с трибуны, во мне проснулось то, что проснулось. Я понял, что мало сцены, на которой ты играешь, что можно и нужно говорить что-то прямым текстом вслух.



Блиц-опрос

- Что значит красиво стареть?

- Стараться утром не смотреть на себя в зеркало.

- Кем бы вы стали, если бы не стали артистом?

- Лесником или художником.

- Какая черта вам нравится в себе?

- Не могу найти в себе такой черты.

- А в других?

- Целеустремленность и порядочность.

- Есть ли у вас какой-либо девиз?

- Делай, что должно, а там будь, что будет.