Марк Захаров: Я пришел в театр в выгодный момент...
Фото: Ольга Кучкина, обозреватель «КП».
Премьера «Женитьбы» в «Ленкоме». Яркий театральный праздник. Шквал аплодисментов. Он опять угадал место и время, этот непостижимый Марк Захаров. Угадал, что Россия Гоголя есть Россия наших дней, вечная Россия.
Он выходит на сцену без улыбки. Человек, чувствующий юмор как никто, чаще всего серьезен, если не мрачен. А тут еще две роковые истории - с Николаем Караченцовым и Александром Абдуловым. Как будто кто-то прицельно выбивает лучших...
- Прежде всего, Марк, как себя чувствуют Абдулов и Караченцов?
- С Караченцовым мои контакты, к сожалению, затруднены в связи со странным поведением супруги. Она очень вмешивается во все дела. Вот пишет в его книге отдельную главу с большими субъективными домыслами. На сборе труппы мы с Караченцовым долго обнимались, целовались, но, по моим наблюдениям, пока мало что улучшается, врачи мне сказали, что еще предстоят операции... У Абдулова получше голос, посвежел, он набрал несколько килограммов. Он был в Киргизии и сейчас медленно, мужественно идет на поправку...
- Как театр переносит это?
- Это, конечно, ужасно печально... Мы лишились Леонова, Пельтцер... В какой-то степени пришлось учесть ошибку великого Эфроса, который сосредоточил все свое внимание в Театре на Малой Бронной на одной актрисе - прекрасной, но одной. Репертуарный русский театр, я думаю, сегодня не должен строиться на одном человеке, он должен быть, как теперь говорят, многополярным. Должно быть несколько человек - и обязательно второе поколение, третье... У нас, в общем, так получается. Роль, которую блистательно сыграл Абдулов, сегодня играет Чонишвили. Так решили мы с Абдуловым, обсуждая в Тель-Авиве планы театра на период его отсутствия. Два спектакля («Варвар и еретик» и «Плач палача») мы решили с ним законсервировать. Ярмольник требовал, чтобы три. Но он большой, ему видней. Я не сравниваю Сергея Чонишвили с Абдуловым, потому что Абдулов - это явление уникальное, это великий актер русский...
|
- Не сразу ставший, между прочим, великим...
- Да, и я этот момент прозевал, как развал Советского Союза...
- А я нет, потому что он был - был этаким красавцем, а потом смотрю на одном спектакле: да он уже большой актер!
- Ну вот, а я без конца занимался его воспитанием, психотерапией, потому что он редко приходил вовремя на репетиции, с ним все время случались какие-то истории. Я уж подумал: раздолбай. Безнадежный талант. Но потом это прошло, и он стал близким, дорогим и надежным.
И был ангел-хранитель
- Скажи, к каким самым важным выводам о жизни ты пришел за жизнь?
- Когда-то я прочел слова одного умного человека, который сказал: нужно попробовать понять, что ты сделал сам и что с тобой случилось. Вот это ужасно трудный вопрос. И когда я отматываю жизнь назад, то и дело наталкиваюсь на какие-то случайности, и это меня огорчает...
- Тебе бы хотелось, чтобы жизнь была более однолинейной?
- Более целеустремленной, лишенной вариантов, ненужных зигзагов, и было бы какое-то прямое восхождение к главному делу, художественному руководству, к режиссеру, который сегодня ставит достаточно приличные спектакли. На самом деле это не так. Я, знаешь, вспоминаю один судьбоносный момент в своей жизни в городе Перми. Я поехал туда работать, потому что ни один московский театр меня не взял на работу после окончания ГИТИСа, я получил одно-единственное предложение - в «Цирк на сцене».
- А оканчивал как актер?
|
- В том-то и дело!.. И когда я приехал в Пермь, мне быстро прислали повестку в армию. Я сказал директору, директор говорит: ну, если хочешь, напишем письмо... Но как-то без энтузиазма. А у меня оставлена любимая женщина в Москве, не связанная со мной государственными узами, такой гражданский студенческий брак, да и не брак, а просто интимные отношения. Я пришел в военкомат, военком с неудовольствием взял у меня эту бумажку, и почему-то возникла пауза. И я понял, что это развилка, что если я иду в армию, то любимая женщина, профессия - все уходит в сторону, и жизнь идет по другому сценарию. Я помню, что проходил поезд, и почему-то военком смотрел в окно и думал о чем-то постороннем. И потом резко сказал: ладно, иди, будешь приходить на курсы. И я стал приобретать профессию химика-разведчика. Но без отрыва от актерского существования.
- В лице военкома судьба сделала такой жест...
- Конечно. Ангел-хранитель вмешался. Мы с Гришей Гориным ездили, когда он только что машину стал осваивать, а я не от большого ума с ним уселся... И вот мы едем в дождь на довольно большой скорости, навстречу мощный поток транспорта, его занесло, мы выехали на встречную полосу, крутанулись, но в это время был интервал в автомобилях. Я сказал: Гриша, вероятно, мой ангел-хранитель сказал твоему - сейчас твой дурак будет тормозить, ты сделай хоть какую-нибудь паузу в движении. Участвовали уже не мы, а высшие силы. Вот поэтому мы беседуем с тобой.
- И все же кто заведует, человек или обстоятельства?
- Мне отец рассказал: 1918 год, он в Воронеже, ему 16 лет, он кончает кадетский корпус, входит добровольческая армия Шкуро и объявляет призыв, и он, конечно, туда идет. Но без сапог хороших нельзя. Идут к сапожнику, заказывают хорошие сапоги, приходят через два дня, сапожник в запое и сшил сапоги на два размера меньше. Отец заплакал. Очень горько переживал. Сделали новый заказ, ожидая, когда тот выйдет из запоя. Но тут вошла конница Буденного, а туда принимали и босиком, и в каких угодно ботинках, и отец сразу же пошел сражаться за рабоче-крестьянскую Красную Армию. А так бы пошел за белую. И он никогда бы не встретился с моей матерью, и я бы не родился.
- И опять мы бы не сидели здесь.
И проснулся знаменитым
- А что ты сделал сам?
|
- Был важный момент, когда Валентин Николаевич Плучек пригласил меня в Театр сатиры в качестве актера и режиссера, что было очень лестно. Но внутренний голос подсказал мне отказаться от актерской профессии. И я отказался. Я понял, что, если буду сидеть с артистами в одной гримерке и мазать себе рожу гримом, а потом отдавать команды, режиссер из самодеятельного театра, меня никто никогда не будет слушать. Хотя какими-то лидерскими способностями я обладал, набрав их в Студенческом театре МГУ и еще в Перми. Плучек посмотрел мой спектакль «Дракон», который недолго шел, потому что Хрущев в это время разбушевался. И пришла комиссия партбюро смотреть спектакль. Главный режиссер Студенческого театра Сергей Юткевич дал мне первые уроки режиссерской демагогии. Он сказал: ну как к сказке можно относиться, если волк съел Красную Шапочку... Почему именно красную? И я понял, что это надо взять на вооружение и дальше, общаясь с цензурой, пытался тоже запутывать грозные комиссии. В Театре сатиры я репетировал плохую советскую пьесу, Плучеку стало меня жалко, и он сказал: давай что-нибудь поищем тебе из классики. Мне завлит подыскал «Горячее сердце» и «Доходное место» Островского. «Горячее сердце» я читал с отвращением, а «Доходное место» показалось занятным. И летом 1967 года мы выпустили этот спектакль.
- И был бум! В острой форме ярчайшая злободневность.
- И был бум. Плучек сказал: Марк, беги за шампанским, ты прорвался. Спектакль сорок раз прошел и был запрещен.
- Но ты уже стал знаменитым... Что тебе помогало профессионально?
- То, что я, во-первых, не сблизился с артистами. У меня было немного друзей из актерского цеха. Джигарханян, с которым мы и сейчас дружим домами, Александр Ширвиндт, Андрей Миронов. С остальными у меня такая хорошая, производственная, товарищеская, улыбчивая дистанция. Это мне очень помогало. Потому что, если сближаешься с человеком, начинаешь от него зависеть и эмоционально склоняешься на его сторону. Вероятно, поэтому мне удалось не взять жену в театр, хотя это был сложный момент...
- Но зато не удалось не взять дочку.
- Ты права. Это был совет Плучека: делай, что хочешь, но не бери жену в театр. Еще совет Плучека: с единомышленницами, которых появится много, встречайся только в репетиционном зале и на сцене...
- Тебе приходилось трудно в этом смысле?
- Умница, подсказала мне уклончивый ответ: приходилось очень трудно. И еще его завет: не бери деньги из кассы театра. Все свои беды он мне поведал, не обозначая их как собственные.
- Стоять одиноким утесом, чтобы не попасть в зависимость, удалось?
|
- Удалось. Я в выгодный момент пришел в театр. Театр был в плохом состоянии после ухода Эфроса, главрежи менялись постоянно. Зрители сюда не ходили. И на этом фоне, когда я поставил громкий, но довольно сумбурный спектакль «Автоград», все равно были очень рады. А потом появился «Тиль» - и зритель пошел. Гриша Горин подслушал разговор двух вахтерш: «Раньше у нас все в валенках, в валенках ходили, а теперь в болонье ходют, в болонье».
Суслов в галошах
- Был у меня один детективный сюжет. Он недавно мне стал известен окончательно уже со слов человека, который знает все в театральном мире, все мысли людей живущих и ушедших, - это Виталий Яковлевич Вульф. В Театре сатиры запретили мой второй спектакль «Банкет». И Андрей Александрович Гончаров мне протянул дружескую руку: предложил в его театре ставить «Разгром» по Фадееву. Мы сделали что-то музыкально-поэтическое, Джигарханян очень укрепил это дело, Левенталь - художник. В общем, для того времени получилось. Сейчас одна фраза «партизанские отряды занимали города» приводит меня в ужас. А тогда мне казалось это прекрасным. Посмотрели люди из горкома партии и решили, что это крупная ошибка, опять антисоветский спектакль, очень не понравилось, что партизанским отрядом командовал человек с фамилией Левинсон. Директор сказал, что спектакль будет снят. А что я впоследствии узнал - был разговор телефонный между подругами, актрисой Марией Бабановой и актрисой Ангелиной Степановой, это уже из архива Вульфа. Бабанова сказала: пришел к нам в театр способный такой мальчик, молодой режиссер, и поставил очень хороший спектакль по роману Саши, и его хотят запретить. Степанова - актриса МХАТа и вдова Фадеева: как это «Разгром» Фадеева - и вдруг запретить? Она по «вертушке» позвонила Суслову и сказала: хотят запретить Сашин спектакль. И в театр явился Суслов - «серый кардинал» ЦК партии. Меня насмешило, что он пришел в галошах, я не понимал, дурак, что решается моя судьба. Мне, конечно, сломали бы хребет, как Фоменко ломали, выбросив из Москвы... Суслов сидел в директорской ложе, по окончании встал, зааплодировал сдержанно. Но на следующий день в «Правде» появилась статья об огромной политической и художественной удаче. И я стал героем. Чтобы завершить рассказ о моих зрителях, скажу еще, что мы поехали за рубеж на гастроли, в том числе в Румынию, и на спектакль пришел Чаушеску, положил руку на плечо Джигарханяна и сказал: да, тяжело нам, командирам. После чего был вскоре расстрелян.
Энергетика
- Ты публичный человек, что означает большую прозрачность. Остается что-то существенное, интимное, человеческое, что есть ты или такого внутреннего человека уже нет?
- Это я не знаю. Наверное, есть подробности личной жизни, которые никому не известны, и тебе я говорить о них не буду.
- Я не имею в виду подробности личной жизни, скорее переживания, размышления, счет, который ты предъявляешь себе.
- Ужас в том, что, когда я ставлю спектакль, он мне нравится. Я понимаю его истинную ценность только через некоторое время, посмотрев его из 17-го ряда. Я один раз в жизни выпустил спектакль, которым мне хотелось угодить, чтобы меня не сняли, потому что несколько раз меня собирались убрать из театра, и это было достаточно серьезно. Произведение называлось «Люди и птицы», по материалам нашей поездки на БАМ вместе с Шатровым. Очень не понравилось отделу культуры МГК КПСС. И мне тоже не нравилось, но что было, то было.
- Чему-то это тебя научило?
- Научило. Ставить то, что хочется, то, что является продуктом твоего сознания, твоей режиссерской фантазии. Хотя со временем все стало сложнее.
- Но ты же хочешь, чтобы состоялось художественное событие...
- Я хочу, чтобы художественное, но у меня есть демократический принцип, и я его не меняю: я делаю для человека, который первый раз придет в театр, ему должен понравиться спектакль, но должен понравиться и тебе, Ольге Кучкиной, гурману, специалисту. Я с большим уважением отношусь к экспериментам на малой сцене, вот к фестивалю «Территория», где я дважды побывал, с интересом и с содроганием...
- А с содроганием почему?
- Ну вот коллективная мастурбация меня как-то... озадачила, что ли. Нет, там бывают и достижения. Но сам себя настроить на эти специально шокирующие формы не хочу. Я за театр демократический и обязательно за большой зал. И это прекрасно, когда постепенно, вот как на «Женитьбе» начинают сначала радоваться и смеяться на балконе, потом постепенно волна спускается вниз, в партер, и потом уже весь зрительный зал превращается в один фантастический организм... Когда 50, 60 зрителей - этого не происходит. Надо, чтобы было человек 600 - 700. Другая энергетика. Мне такой зал нравится. Слово «энергетика» у меня любимое, мне, правда, дома запретили его говорить, я очень надоел с ним жене...
Жена и дочь
- Выходит, все сложилось у тебя? А все сложилось?
- Слишком часто думаю о дочери.
- Но актриса она расцветшая!..
- С годами простые вещи приобретают значение. Чтобы не столько у тебя, сколько у твоих все было хорошо. Есть большой долг перед женой Ниной, которая себя чувствует временами неважно, и я понимаю, что тут есть и моя вина. Что она не раскрылась как актриса. В свое время приехала ко мне в город Пермь, как жена декабриста...
- Это же она и была, твоя студенческая любовь?
- Она. Мы расписывались в Перми. Она меня перетащила в Москву... Она все время была рядом и поддерживала меня. Я ей очень обязан.
- Сколько вы женаты? Золотая свадьба уже игралась?
- Да, но это один из сложных вопросов, потому что разный отсчет, сколько мы вместе. Когда первый поцелуй. Когда перед Богом. Когда поставили государство в известность. И прочее. В память о том событии, когда я первый раз поцеловал ее, я снял пожарный знак со стены кирпичного дома - и такой памятный знак над койкой у меня висит на Тверской.
- У тебя легкий или тяжелый характер?
- Я очень ценю комедийную ситуацию, юмор, самоиронию, но какое-то произвожу мрачное впечатление на людей, меня даже одно время называли Мрак Анатольевич. Наверное, характер непростой, был бы простой, я бы не сдюжил.
Коньяк с Алешковским и Ельциным
- В каком соотношении в тебе художественное и гражданское? Вот эта знаменитая сцена с публичным сожжением партийного билета...
- Жена мне сразу сказала: это твой самый безвкусный поступок. Я с ней согласился. Надо было по-другому как-то. Но называться умом, честью и совестью народа очень не хотелось, когда все секретари обкомов КПСС поддержали ГКЧП. Конечно, надо знать, что происходит в стране, знать боли твоего народа, твоего зрителя. Я понимаю, что несу ответственность за людей, которые со мной, поэтому не имею права на эффектные поступки...
- Как ты смотришь на то, что с нами случилось? Вон у тебя Горбачев висит...
- Это не Горбачев, это мой первый директор Экимян. Похож немного. Мудрый армянин был. Когда меня вызвали в горком партии к Гришину насчет репертуара комсомольского театра, я сначала был бодрым, а потом заглянул, а они все сидят за столом, и стало страшно. И директор это почувствовал. Подошел: смотри, это вор, это сволочь-лесбиянка, это вот совсем тварь самая ничтожная. Партийный человек! И снял стресс таким жестоким и неожиданным способом... А Горбачев - это какое-то космическое явление, очень нужное и полезное для России. Так же я воспринимаю Ельцина. Все равно у меня осталось к нему чувство, может быть, даже любви, а не только уважения и благодарности. Меня Арбузов учил, он говорил: а кто будет украшать у вас зал? И вот Ельцин. Я позвонил ему в тот момент, когда его убрали со всех командных постов. У него молчал телефон, поэтому он подошел сам. Я пригласил его в театр, он пришел, без охраны, без машины. Был расцвет антиалкогольной кампании, а в антракте пришел еще Юз Алешковский. И я сказал директору: нужен коньяк. Директор был напуган, но коньяк появился. И вот когда мы втроем распили коньяк - Ельцин, я и Юз, мне вдарило, что пришло новое время, окончательно и бесповоротно, если я пью у себя в кабинете с Юзом и Ельциным... У Путина очень многие поступки я считаю важнейшими для нашей страны. Например, объединение церквей - событие с далеко идущими последствиями. Учреждение Дня народного единства 4 ноября, по-моему, есть решительное размежевание с военным антиправительственным переворотом во главе с Л. Троцким 25 октября 1917 года. Даже сам прецедент, связанный с избранием нового президента, - все равно для России это уникальное решение. Пусть оно имеет еще отличия от американского, французского, варианта, но это - историческая акция.
БЛИЦ-ОПРОС
- Что значит красиво стареть?
- Не скрывать своих лет и сохранять опрятное лицо до самых последних мгновений.
- Как бы ты прожил жизнь, если бы не режиссерская карьера?
- Наверное, пописывал бы. У меня есть навык литературный. Не талант - а навык. Возможно, устроился бы журналистом. В «Комсомольскую правду».
- Какое у тебя главное свойство характера?
- Упрямство, иногда злость.
- А что нравится в других людях?
- Я очень не люблю жадных людей, я больше всего люблю щедрость. Когда расстаются с деньгами легко и весело, с удалью.
- Есть ли у тебя девиз или жизненное правило?
- Ответ из Данте: иди своей дорогой, и пусть люди говорят, что хотят.
Подписывайтесь на нас в соц. сетях
