СЛУШАТЬ АУДИОВЕРСИЮ ИНТЕРВЬЮ>>
25 ноября у народной артистки СССР Нонны Мордюковой день рождения. На днях великую актрису проведали наши корреспонденты, которые живут с ней по соседству. Поговорили за жизнь (а Нонна Викторовна сейчас газетчикам интервью вообще не дает), принесли в редакцию два десятка уникальных фотографий...
«Не заглядывайте в кастрюли с супом»
- Нонна Викторовна, нам известно, что весь нынешний год вы писали свою вторую автобиографическую книгу.
- Да. «Казачка» номер два. Закончила, отдала уже в издательство.
- Ждем с нетерпением!
- Неизвестно еще, может быть, для профессионала моя книжка слишком наивна по линии мастерства. Но она новая. Там я рассказываю то, чего не было в первой книге. А теперь отобрали эту бумагу, и я прямо маюсь - нечем заниматься.
- Ну давали бы почаще интервью...
- В основном с телевидения приходят, снимают, но редко. Да я сама не очень... Тяжелое очень дело.
Потом - желтая пресса: все-таки пролезли...
- Как вы определяете, что это именно желтая пресса?
- А кто же, если по закоулкам и кастрюлькам заглядывают: какой суп там кипит? Наташа (сестра Нонны Мордюковой. - Авт.) увидела, как оператор - маленький такой - сгорбатился, в спальню залез и снимает. Наташа возмутилась: «Вы что тут делаете?» Он молча вышел - видно, сделал все, что ему надо.
- Вы сильно обижаетесь на них?
- Очень. Им бы глубже залезть в лифчик женщине или подсмотреть что-то такое, совсем их не касающееся. Они это снимают - аж слюну глотают от счастья.
|
«У меня в сундуках много сюжетов»
- Старые друзья вас навещают?
- Как-то Александр Аскольдов (режиссер знаменитой картины «Комиссар». - Авт.) приходил... Давненько уже. Так, поговорили, чаю попили. Вообще-то он давно живет в Германии. Как бывает в Москве, навещает меня.
- А Никита Михалков вам часто звонит?
- Нет. Мы дружим с ним, любим друг друга, как говорится, на расстоянии. Он очень занятой человек. И кино снимает, и на телевидении выступает.
- Вы за ним следите?
- Я ни за кем не собираюсь следить! Газеты читаю, телевизор смотрю - Михалковы всегда на виду.
- Вы как-то нам сказали, что хотели бы сняться в фильме и сыграть современницу. Но не сказали, кого именно.
- Ну как это кого? Надо сценарий иметь. Напишите сценарий. Я же не смогу написать - я другой профессии.
- Ну пенсионерку вы бы хотели сыграть или продавца какого-нибудь?..
- Такого выбора не существует. Самое главное не то, кто она - пенсионерка или трактористка. Главное - сама вязь сюжета. А так - какую шляпку надеть: ХVIII века или, наоборот, фартук дворничихи - не имеет значения.
- И что, разве нет сюжетов?
- Сюжетов уйма! Но ведь не каждый мне подойдет. Я ж не буду играть в фильме про бандитов. Мне другое нужно.
- Например?
|
- Ну вот один сюжет. Живут эти, как их, олигархи. А их домработницы - из деревень окрестных. И они создали свой мирок в жизни. Вплоть до того, что скинулись и соорудили себе мазанку такую и собираются в свободное время. Там они и разговоры ведут, и на балалайке играют, и песни поют... Тянет их к той жизни, где молодость прошла. Когда жили все вместе, одними интересами. Верили: да здравствует, да здравствует! - и все будет хорошо...
- Что, действительно есть такое?
- Да, говорят. Рассказали добрые люди. Но когда это не написано, то все это - воздушный шар. На самом деле в жизни изобилие тем, но то, что предлагает сейчас кино и телевидение, - не мое. Не по моим убеждениям, может, не по моим природным данным. В запасниках много образов, руки чешутся написать - прямо хоть за третью книгу берись.
- Образы из жизни или плоды фантазии?
- Да вот пошла как-то к подруге, а у них в подъезде лифтерша - такая странная старушка: лифт пустит - и бегом в свою каморку, то за кровать, то за кресло спрячется. От людей скрывается. У нее кисет в руке, и она оттуда что-то достает и грызет. Хрум, хрум, хрум. Ни на кого не смотрит. Меня прямо с ума сводила.
И наконец-то однажды подруга ее окликнула: «Дуся!» Она: «Га?» Я говорю: «Чего все время грызете вы? Фасоль, что ли?» «Какая фасоль? Это кофе. Зерна». Какая старушка! Какое надо сердце иметь, чтоб грызть все время кофейные зерна. Спрашиваю: «Что ж вы бегаете все время от людей? Все шныряете и шныряете?» Она говорит: «Да мне как-то неловко». «А чего неловко-то?» - «Дык все живу да живу, живу да живу!» Разве это не образ? Она стесняется того, что ей 95 лет, слишком долго живет! Ну разве это не гениально?
Это я говорю к тому, что материала столько в себе, что неизвестно, в какой сундук руку запускать. И где это те охочие, которые хотели бы видеть меня в какой-нибудь роли? Это сейчас очень сложно... Но я на это трагически не смотрю...
- Вы снимались у потрясающих режиссеров - Михалков, Бондарчук, Аскольдов... А были такие, с кем очень хотелось бы поработать, а не получилось?
- Я хотела бы сняться у режиссера Андрона Кончаловского. Да-а! Он всегда был для меня желанной загадкой. Как режиссер.
«...И тратила на съемках душу»
- А чем объяснить, что столько фильмов с вашим участием показывают по телевидению?
- А я скажу. Не сочтите за хвастовство, но я просто уже научно понимаю, что не зря тратила свою душу на съемках. Я была очень-очень органичной, старательной, реальной женщиной на экране. Может, если б мне дали Анну Каренину, я была бы смешна. И поэтому я от нее и отлынивала - мне предлагали сыграть в учебной постановке. А там, где идет разговор о вот таких бабках, дедках да тетках, там-то я сильна! И там уже лучше меня никто не сыграет.
А из кого народ наш состоит - из таких работяг. У меня в книжке описана девочка - в школе на последней парте сидела, худенькая такая, голодненькая, как все. Из бедной-бедной многодетной семьи. Колхоз, немцы только что ушли, школу открыли. У нее вместо портфеля торбочка холщовая, а на ней пучок калины булавкой пристегнут. Она выходит к доске, подняла головенку свою, читает стихотворение Некрасова. Помню только последнюю строчку: «Как на соху налегая рукою, пахарь задумчиво брел полосою...» И так она слово выделила, протянула: «...заду-у-умчиво». Потому что тяжко крестьянину: опять поздно весна пришла, опять неурожай будет. У девочки слезы на глаза навернулись. А учительнице не понравилось, что она именно на этом слове акцент сделала.
- И что это за девочка?
- Ну-у... Это я была. Приписала все другой - а то хвастовство выходит. Но это не вранье - мы все такие были. Вот такие люди - как крестьянин из стихотворения, как такие девочки - меня задевали.
- Так, может, прав был Аскольдов, когда, вспоминая о съемках «Комиссара», сказал: «Мордюкова - самородок, не надо было ее мучить режиссерскими задумками, а надо было снимать такой, какая она есть»?
- Да нет, меня тогда совсем не мучили. Но это не значит, что в картине я ничего не играю, а изображаю саму себя. Я фильм «Комиссар» по-другому представляла. Революция - это ж можно как сильно сделать! А приехали в экспедицию, нет и нет пафоса. Все какие-то мы то в грязи, то в песке. И все никак у меня не получается - чтоб была как настоящий комиссар! И картина какая-то не революционная. Думаю: а где же все, чему нас приучили в школе, к чему мама приучала? И только теперь мы понимаем, какой был провидец Аскольдов. Он снимал фильм о несовершенной революции, об изнанке, несозидательной ее стороне.
- А почему-то всегда казалось, что вы, наоборот, революционерка. Что вы по натуре за советскую власть.
- Нет. В картине я такую и играю - революционерку, только мне нужны были определенные краски. Их все не было и не было. И так я зачуханная и иду в конце картины с рваным мокрым знаменем. В этом и есть гениальность Аскольдова: в жизни все не так, как люди потом представляют.
|
«Меньшикова нашла я»
- А есть какая-то роль, которую хотелось бы сыграть заново - по другому, лучше?
- Нет. Я со своими ролями справилась. Другое бы что-нибудь сыграть. Камера тянет. И подумать, поразмыслить. Что-то от своей руки написать. У меня же все роли оснащены моей литературой.
- Это как?
- Ну, например, картина «Журавушка». Алексеев - известный писатель, казалось бы. Так он одну роль написал тонко выточенным карандашиком - героиню, которую играет Чурсина. А Глафиру Огрехову, которую я должна была играть, - так себе. Просто ворует яйца на птицеферме, целиком глотает и дом построила на ворованное. А снимал мой приятель, Николай Москаленко, это была первая его картина... «Ты меня лишишь профессии, если откажешься». Я так рыдала, так не хотела эту роль!.. Уже были под Горьким (ныне Нижний Новгород. - Авт.), выбирали натуру. А я лежу, телогрейкой накрылась - рыдаю! Говорю: «Коля, ну не хочу я эту заразу играть!» А он говорит: «А ты сделай из нее не заразу! Ты же умеешь!» Я всхлипнула последний раз, взяла - и к чертовой матери все переписала. Так она чуть не самой любимой ролью в жизни стала.
- А еще какую роль сами доделали?
- Все.
Сестра Наталья Мордюкова:
- Я свидетель - она на полях сценария всегда что-то подписывала себе. И результат получался отличный. Даже если сценарий был слабый. Кстати, бывало, что актеры только из-за Нонны соглашались сниматься. Например, Меньшиков - в «Маме». Так и сказал. Они хохотали все время, пока шли съемки...
- Вы же с ним вместе уже снимались до этого - у Михалкова в «Родне»?
- Так я и заметила его тогда и, можно сказать, притащила в фильм. Мы готовились к съемкам, исполнители на все роли были утверждены. Не было только парня на роль старшего сына бывшего мужа героини, которого она упрекает в том, что бросил спивающегося отца.
И вот пересматриваю фотопробы... и вдруг попадает маленькая фотография - такая, на паспорт, с беленьким уголком. Что-то меня зацепило. Спрашиваю у Никиты: «Этого парнишку видел?» Он - Тасе, помощнице: «Это кто?» Она: «Студент театрального училища». - «Завтра приводи на фотопробы».
- А вот последний эпизод в той же «Журавушке» с вашим персонажем - с чернобуркой. Откуда, из какого сундука достаете такие яркие штрихи?
- Отовсюду! В жизни материала уйма! Ну вот случай с Риммой Марковой. Снимали фильм «Родня». Чего-то у меня день не заладился, ничего не получалось, настроение отвратительное. Эпизод не досняли, я ушла к Римме. А она с занятий по карате идет.
Это у нас в Театре киноактера придумали: чтобы те, кто, несчастный, работы не имеет, не плакали, пригласили лучшего каратиста Москвы. И все бабы - тетки и молодежь - занимаются этим карате. И они худеют, румяные стали такие, хорошие!
Римма приходит - такая тоненькая, - кладет свою амуницию, села: «Ну что?» Я говорю: «Не клеится». А она мне: «Ходи на карате!» Я Никите назавтра сказала: «Вот закончу сниматься - пойду на карате». Он так хохотал!
«Моя зона - это праздник»
- Нонна Викторовна, многие люди, в том числе и артисты, бывает, сетуют на тяжелую жизнь. Причем и бедные, и богатые. Почему Мордюкова никогда не жалуется?
- А черт его знает! Я не жалуюсь. Я констатирую.
- И не констатируете никогда, что вам плохо. Как ни спросим вас, как живете, всегда отвечаете: «Нормально».
- Так нормально! Жаловаться... А какой смысл? Ну ладно, будет одноразовый какой-нибудь укол, может, пшена принесут или еще что-нибудь... Мне и так ни с того ни с сего 100 тысяч прислали из Союза кинематографистов. Потом 4 тысячи прислал как-то Юрий Михалыч Лужков. Я им благодарна за внимание. Правда, все улетает быстро.
- Кстати, вашу первую книжку, кажется, недавно переиздали?
- Да, три тысячи экземпляров отпечатали.
- Гонорар хоть хороший получили?
- По пять рублей с экземпляра.
- Вот цены опять подпрыгнули. Вас это задевает?
- А как же, конечно. Мы так же недовольны повышениями цен. И так же пугаемся: что дальше будет? Но не выносим это за ворота. У нашего народа всегда так: кто бедный - кому не хватает от пенсии до пенсии - они молчаливо себя ведут: они не знают, что делать. Они в растерянности. А кто не бедный, тот на эти скачки не реагирует, для них это мелочи.
- И все же что бы вы посоветовали людям: что делать, как не поддаваться унынию?
- Да как не унывать? И так все ясно. И вам ясно, и им ясно. Что переживаем очередное горе. Не хотела бы я говорить лозунгами - мол, давайте, товарищи, держаться. Они - советуй-не советуй - будут унывать все равно, но молча.
- Нередко простые люди обращаются к знаменитостям с просьбами о помощи, о поддержке. А вы играли сильных женщин, да и по жизни - стойкий человек. Вам бывают такие звонки?
- А вы знаете, чаще всего не звонят, они пишут. Что видели меня по телевизору, в газете, в кино. Как по улице шла. Люди все - начиная от генерала и кончая простой-простой киоскершей, бабушкой старенькой, - считают, что моя зона - не для жалоб. Что актеры - это носители праздника. Не важно, я это или другая артистка. Мы несем в себе какое-то такое оптимистическое настроение. Мы как будто бы предназначены для оптимизма. Для того чтоб выдержка была, чтоб пережить любые трудности.