Эти ребята совершили подвиг, который можно приравнять к взятию Рейхстага

Очевидцы трагедии вспоминают героическое прошлое и размышляют о непростом настоящем.

Личный архив Бориса Нестерова

"Я подал в суд на Пенсионный фонд"

Валерий Махров до аварии на ЧАЭС работал инженером-механиком совхоза "Мирный" в селе Трофимовка Ивановского района Херсонской области. Выполнял работы на третьем энергоблоке Чернобыльской АЭС по зачистке крыши энергоблока от радио­активных элементов. Сейчас на пенсии, живет в Херсонской области.

- Как мне живется? Диабет, гипертония, ноги болят очень сильно, - рассказывает Валерий Алексеевич. - Вот внук подсказывает: "Это Чернобыль". Знаете, я жив благодаря своей жене - Валентине Тимофеевне. Она все сделала для того, чтобы не помер. С того времени, как вернулся из Чернобыля, не вылазил из больниц. Супруга все вынесла на своих плечах. Тогда - все благодаря ей, сейчас - внуку, он меня лечит, подает мне таблетки. Уже школьник - шесть лет. Опять подсказывает: "Дед, ты выжил и спас своего друга". 

- А что это за история? Расскажите, пожалуйста.

- В Чернобыле задача перед нами стояла сложная: очистить крышу третьего реактора от реактивных обломков. Крыша - площадью 1500 квадратных метров - сплошь была завалена раскиданными кусками бетона, конструкций, расплавленным битумом. Сначала на таких участках работали роботы, но от высокой радиации они почти сразу же вышли из строя. И тогда начали привлекать людей. 

Я был старшим группы из восьми человек. За всем, что происходило на крыше, наблюдал по телевизионной системе генерал. Телевизор находился несколькими этажами ниже. Генерал подвел меня к своему телевизору и показал: вот находится на крыше труба, которую надо сбросить вниз. Мы поднялись, выдолбили эту трубу, а снять не смогли, потому что завыла сирена, а это значит, надо срочно спускаться. Уровень радиации на крыше был таким высоким, что работать разрешалось очень ограниченное время. 

Генерал на нас накричал: "Почему не сбросили? Давайте еще раз!" Я отрезал: "Хотите - лезьте сами, я больше не полезу! Мы сделали все, что смогли". Он меня опять отвел к своему телевизору: "Прошли уже четыре группы и не сбросили. Я тебе дам людей столько, сколько скажешь". Поставил меня перед строем. И говорит: "Кто желает с ним пойти на крышу?" Те ребята, которые были со мной, вышли, кроме одного парня. И еще два добровольца. А генерал вытолкнул еще пацанов из строя. 

С горем пополам сбросили ту трубу. Когда возвращались обратно, мой товарищ Ваня Каневский упал, я хотел его поднять, но кроме его веса еще и свинцовой защиты на нем было несколько десятков килограммов. Пришлось тянуть его за ноги… 

Когда добрались в комнату, даже сил не было снять с себя защиту. И тогда наш генерал как расходился на офицеров: "Что вы стоите, наблюдаете? Помогите им!" Потом построили два полка, которые работали на крыше, и генерал сказал, показывая на нас: "Вот эти ребята совершили подвиг, который можно приравнять к взятию Рейхстага. Сбросив радиоактивный стержень, они увеличили время пребывания на крыше с 40 секунд до пяти минут". 

Потом нас отвели в баню, а потом - в часть. И там уже как начало рвать… Забрали в госпиталь. По типичным признакам у всех была лучевая болезнь.

- Вам было страшно? Понимали, насколько это опасно?

- Нет, не понимали. Как мы попали в Чернобыль? Я жил в Херсонской области, работал в совхозе. 24 сентября вызвали в военкомат, зачитали приказ: едете выполнять особо важное задание. И все поехали. Из всех тех моих товарищей почти никого уже нет в живых... 

Но что меня больше всего обижает и поражает - отношение к нам. У меня лично такая война была с Пенсионным фондом! После Чернобыля нам никто не дал льготных удостоверений, сказали: дома выдадут. Приехал, пошел в райисполком, показываю статью о себе в газете и записи в военном билете,   слышу в ответ: "Это ты все купил за бутылку водки". Обидно было, не передать! Сколько наших парней, в том числе и из-за такого равнодушия, перепортили себе жизнь. Тот с восьмого этажа выбросился, тот - повесился, еще один мой товарищ отравился. Психика не выдерживала… 

- Так, а что в итоге с пенсией?

- Когда пришло время ее оформлять, та же песня: "Это вы все купили…" Когда начислили выплаты, ужаснулся: за что так несправедливо? И я подал в суд. На суде представитель Пенсионного фонда говорил: "Вы не верьте ему, это все куплено". Слушал и думал: как такое может быть? Суд я выиграл, но они все равно отказывались делать перерасчет. Говорили: "Обычный водитель хочет максимальную пенсию? Никогда в жизни не получишь!" Ходил-ходил по инстанциям - безрезультатно. И тогда с товарищами решили взять документы и ехать в Киев. 

Я все распланировал: "По­йдем сразу к Азарову, он нас, конечно, не примет, но мы зарегистрируемся, и наше обращение обязаны будут рассмотреть. От него выйдем, пойдем к Януковичу. Он нас тоже не примет, но мы зарегистрируемся. А потом станем напротив Кабмина, разложим все документы, наши награды (у меня к тому времени было их несколько, одну даже вручал Кучма в Мариинском дворце), чтобы люди шли и видели, как нас обижают". 

Взяли билеты на поезд. Напоследок нашему председателю позвонил, предупредил: "Едем в Киев!"  Он сначала: "Молодцы, все правильно!" Но потом вдруг перезванивает: "Алексеевич, не надо ехать! Янукович не будет разбираться, а просто выгонит нашего губернатора". Я говорю: "Нет, все уже решено, меня жена домой не пустит". 

Добрались до вокзала - летит он: "Валерий Алексеевич, не надо ехать! Губернатор собрал совещание, вам будет начислена пенсия, которую заслуживаете". Я не соглашаюсь: "У нас билеты". Он выхватил их у меня из рук. Я возмущенно: "Мы деньги за это платили". Он побежал куда-то, вернулся с деньгами. 

Посоветовались мы и решили поверить ему на слово. А на утро следующего дня позвонили из Пенсионного фонда. Оформили-таки мою пенсию. 

- Вы внуку рассказываете истории из своей жизни?

- Да, он все знает. У нас дома есть книга, где все описано о Чернобыльской трагедии, есть там и про меня. Мама ему много читает. Она преподаватель, а сын мой - начальник РОВД. Он всегда хорошо учился. Школу закончил с золотой медалью, вуз - с красным дипломом. Мать строго его воспитывала, могла и подзатыльников надавать за плохие оценки. Я был против таких методов, и она как-то сказала: тогда сам воспитывай! 

Решил действовать по-другому: приучил сына к охоте. Но ехал он в выходные в лес с условием: "Только тройка или запись в дневнике, на охоту не беру". Вот он как тройку получит, идет огородами и плачет. Жене жалко, говорит: ну возьми его с собой! А я - нет, договор есть договор. Мы, мужики, договорились, должно быть по-честному. А теперь на охоту только так: посадят в машину, привезут, посижу в компании. Радует, что еще один охотник подрастает - мой внук.

Валерий Махров рассказывает внуку правду об аварии на Чернобыльской АЭС. Фото: Личный архив Валерия Махрова

"Мне давали не больше пяти лет жизни"

Алексей Москаленко до аварии на ЧАЭС служил старшим инспектором отделения вневедомственной охраны Припятского ГОВД. До 2015 года работал в Чернобыле заместителем начальника службы оперативного управления и по обеспечению контрольно-пропускного режима Зоны отчуждения. Сейчас на пенсии, живет в Славутиче.

- Когда случился взрыв, я находился в отделении милиции буквально в семистах метрах от реактора, - рассказывает Алексей Тимофеевич. - Выбежал на улицу, не понял, что произошло. А со стороны станции паровое облако летит. И уже утром 26 апреля мы с коллегами писали объяснительные республиканскому КГБ о том, что мы видели при взрыве 4-го энергоблока. 

Тем временем город Припять жил обычной жизнью. Люди гуляли по улицам, ходили в магазины. 26 апреля работали все пять школ, детей отпустили только с третьего урока. По городу ездили поливочные машины и заливали асфальт водой с сорбентом. Вода собиралась в радиоактивные лужи, а по ним бегала радостная детвора…

- А что потом?

- 27 апреля объявили по местному радио, что людям надо уехать из города максимум на три дня. Взять с собой вещей разрешалось по минимуму. Люди приходили в пункты сбора, собравшись, как на какую-то прогулку - в спортивных костюмах, халатах, тапочках. С небольшими пакетами в руках. Многие оставили в квартирах животных. Почти за два часа город опустел. Было вывезено 58 тысяч человек, это не считая тех людей, которые выехали раньше сами. Остались лишь милиция и дежурные службы. 

Милиционерам ничего не говорили о радиации. У нас не было дозиметров, как у ликвидаторов на ЧАЭС. Конечно, мы понимали, что все это небезопасно, но работали и молчали. А 5 мая я попал в госпиталь - получил радиоактивный ожог лица. 

После лечения отправили нести службу в Припять. Когда в июне поступила команда заняться изъятием денежных средств и документации всех госпредприятий города и организаций вокруг ЧАЭС, стало понятно, что это уже все: в свой родной город мы жить не вернемся. А надеялись до последнего: когда в госпитале по телевизору смотрели, как химвойска чистят наш город от радиации, думали: первого сентября дети пойдут в школу. 

Практически за два часа город опустел. Таким он остается и сейчас. Фото: Личный архив Алексея Москаленко

- Удалось ли вам попасть еще в свою квартиру? 

- Первый раз - спустя несколько дней после трагедии забежал домой переодеться. Потом - в июле, когда жителям Припяти разрешили приехать, чтобы забрать документы, фотографии и ценные вещи. Уже не раз об этом рассказывал, но спустя годы картина того визита так и стоит перед глазами. Я в то время увлекался выращиванием кактусов, и было их у меня до трех десятков видов. Когда зашел в квартиру, был поражен - они все зацвели! И радостное, и очень горькое зрелище… 

Знаю истории, когда люди приезжали проведать свои квартиры, но, подходя к подъездам и видя разбитые окна, не находили в себе сил за­йти в жилье. Говорили: хотим, чтобы в памяти все осталось ухоженным, как мы оставили. 

К слову, одно время, уже будучи на пенсии, я работал экскурсоводом в 30-километровой зоне. Во время этих экскурсий особенно иностранцы все время поражались: как это так, что территорию так запустили? Столько лет прошло - может просто рухнуть.

- Пользовались вы льготами, которые вам полагались? Были ли вы хоть раз в санатории?

- Ни разу! Поначалу врачи говорили: "Это вам вредно!" А потом я уже и не спрашивал. 

Ну какие еще льготы? Меньше платим за коммунальные услуги, а больше ничего. Обижает, что немало людей получили чернобыльские удостоверения, не будучи ликвидаторами. У меня есть хороший друг из Житомирской области, который опубликовал не одну статью о таких "чернобыльцах". Но что им грозит? 

Ладно, не будем об этом! Я по жизни оптимист.  Когда первый раз попал в госпиталь, медики "давали" мне не больше пяти лет, но, как видите, жив. А через полтора года после аварии на ЧАЭС у нас с женой родилась еще одна дочка.

Алексей Москаленко получил радиоактивный ожог лица. Фото: Личный архив Алексея Москаленко

"Родина нам плюнула в лицо"

Борис Нестеров, генерал-майор авиации в отставке, дважды кавалер ордена Красной Звезды - один из тех, кто руководил ликвидацией последствий аварии. Сейчас на пенсии, живет в Херсоне.

- В то время я служил в Киеве заместителем командующего по армейской авиации. До того, как нас направили ликвидировать аварию, об атомной энергии не знал почти ничего, - вспоминает Борис Александрович. - Нам сказали, что случился обычный пожар и его уже потушили. Мол, все спокойно. 

Я прилетел в Чернобыль рано утром 27 апреля. В шесть утра произвели первую радиационную разведку. Из защиты на мне был только респиратор. Потом ребятам, которые сбрасывали песок в реактор, выдали резиновые комбинезоны, сапоги и противогазы, а под этим всем была обычная солдатская форма. Защита - примитивная. 

Экипажи задействовали со всего Советского Союза. Мне довелось возглавить почти 150 вертолетных групп. Смесь из песка, свинца, бора и доломита весом от трех до семи тонн сбрасывали около недели практически бесперебойно. Мы свое сделали… 

- Государство о вас еще помнит?

- Скажу, как думаю: и раньше, и сейчас государство не сильно жалует чернобыльцев. Это отношение хорошо характеризуется словами одного поэта: "Их встречает плевком в лицо потерявшая совесть Родина". Грубовато, но очень правильно. Люди жизнь, здоровье отдали, а власть не ценит. 

- А как вам лично живется сейчас?

- У меня две дочери, которые очень ко мне привязаны, особенно младшая. Я всегда жене говорю: "Ты одарила меня таким богатством!" У меня четверо внуков и два правнука. 

Жена больше времени проводит в нашей херсонской квартире, я - на даче. У меня тут немецкая овчарка и десяток кур. Мой сосед недавно продал свою дачу. До этого лет пять назад он предпринимал попытки залезть на мою территорию. Но мы решили конфликт по-дружески: походили-померили. И вроде мирно разошлись. 

Но вот на соседнем участке появилась новая хозяйка - собственница сети гостиниц и ресторанов. Мы познакомились. А на следующий же день ко мне от них наведались какие-то молодые люди: "У нас к вам вопросы". Подошел, они что-то измеряют геодезическими аппаратами. Хозяйка заявляет: "Вы захватили часть нашей территории на полтора метра". Говорю: "Не может такого быть! У меня есть все документы на землю". А они в ответ: у нас другие документы. Но мне их никто не показал. В выходные я уехал на несколько часов в город, возвращаюсь - уже на моей территории бетонируют столбики для соседского забора. Вызвал охрану, приехали: "Мы ничего сделать не можем". Набрал полицию - тот же результат. Я понял, что это безнадежно. 

Обратился за помощью к замгубернатора. Он сначала: "Разберемся! Как это так? Ты и так достаточно настрадался". А потом перестал брать трубку. Что будет, не знаю… 

Мне чужого не надо, но почему должен отдавать свое? Мне здесь очень хорошо - и для души, и для здоровья. Мне 85 лет, пережил пять непростых операций (несколько онкологических), но Бог милостив - живу. 

Борис Нестеров возглавлял почти 150 вертолетных групп. Фото: Личный архив Бориса Нестерова

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Во сколько обошлась Украине авария на Чернобыльской АЭС