Владимир НАБОКОВ - Вере СЛОНИМ: «Я люблю тебя, я хочу тебя… Ни в коем случае не приезжай»
Последняя и самая, пожалуй, личная книга Владимира Набокова «Письма к Вере» выйдет в начале 2011 года. Но не в России, а в Америке - и на английском языке. Это письма русского классика к его жене Вере Слоним. Датированы они с 1923 по 1975 год и охватывают более полувека их совместной жизни.
Их единственный сын Дмитрий собрал в архивах отца триста маленьких набоковских шедевров - изумительных, нежных, тающих на языке, уменьшительно-ласкательных признаний в любви, пересыпанных милыми деталями уже недоступной нам жизни.
У «Комсомолки» есть эксклюзивная возможность впервые опубликовать эти письма на русском языке, то есть в оригинале (имейте в виду: в тексте сохранены орфография и пунктуация автора). Подборка из «Писем к Вере» есть также на сайте «Сноб.ру» (в ограниченном доступе) .
Итак, подборка из «Писем к Вере» - специально для читателей «КП»:
***
8.XI.23. Из Берлина в Берлин.
Как мне объяснить тебе, мое счастье, мое золотое, изумительное счастье, насколько я весь твой - со всеми моими воспоминаниями, стихами, порывами, внутренними вихрями?.. И я знаю: не умею я сказать тебе словами ничего - а когда по телефону - так совсем скверно выходит. Потому-что с тобой нужно говорить - дивно, как говорят например, с людьми которых больше нет давно… я просто хочу тебе сказать, что без тебя мне жизнь как-то не представляется - несмотря на то что думаешь что мне «весело» два дня не видеть тебя. И знаешь, оказывается, что вовсе не Edison выдумал телефон, а какой-то другой американец - тихий человечек - фамилию которого никто не помнит. Так ему и надо. Слушай, мое счастье, - ты больше не будешь говорить, что я мучу тебя? Как мне хочется тебя увести куда нибудь с собой - знаешь, как делали этакие старинные разбойники: широкая шляпа, черная маска и мушкет с раструбом. Я люблю тебя, я хочу тебя, ты мне невыносимо нужна… Глаза твои, голос твой, губы, плечи твои - такие легкие, солнечные… Все это я пишу лежа в постели... Я люблю тебя. Буду ждать тебя завтра в 11 ч. вечера - а не то позвони мне после 9 часов. В.
***
7.VI.26. Из Берлина в санаторий Ст. Блазиен в Шварцвальде, на юге Германии.
Мой обезьянысч, вчера около девяти я вышел пройтись чувствуя во всем теле то грозовое напряженье, которое является предвестником стихов. Вернувшись к десяти домой я как-бы уполз в себя, пошарил, помучился и вылез ни с чем... ... Погодя, я опять зажег свет, прошлепал в клозетик. Там вода долго хлюпает и свиристит после того, как потянешь... До ужина читал газеты (от мамы получил письмо; им живется тесно но неплохо) потом ел картофель с кусочками мяса и много швейцарского сыра. ... Кажется не столько воздух, сколько «семейные дела» гонят тебя из S. B.?.. Нет, обезьяныш, не возвращайся - будешь сунут в самый старенький, самый гаденький чемоданчик и отослан обратно... Люблю тебя, обезьянысч. В.
***
6.VII.26. Из Берлина в Шварцвальд.
... Милая моя жизнь, отчего это ты мне ничего не пишешь о твоем новом знакомом «из Москвы»? А? Мне очень любопытно... Он молодой, красивый? А?
… Читал нынче «Крейцерову Сонату»: пошловатая брошюрка, - а когда-то она мне казалась очень «сильной». В.
***
17.V.30. Из Праги в Берлин.
Здраствуйте, моя радость,
... Только что был Федоров, о котором я вам писал, мое счастье. Он очень советует ехать в Варну, там чрезвычайно дешево и много бабок. Дорога отсюда стоит 20 марок, всего - от Берлина, - значит 40, на две персоны или зверя - 80, туда и обратно 160, а комнату можно за 20 (для двух животных), в месяц, и пища стоит на двух в день 1 марку, - и того нам нужно с тобой на месяц жизни и путешествие марок 250 (широко). Мы поедем, я думаю, в первых числах июня. Змей там нет, а Нем. Данченко в два счета устроит визу...
... Были-ли вы у Миш, моя красавица, что вы поделываете, вообще?.. Как только получишь деньги пришли мне что-нибудь, скажем десять-пятнадцать марок, кроме путевых 20. Веду сейчас переговоры с одним чешским издательством насчет «Машеньки»... Милое мое, я вас целую. Как ваше здоровьице? Да, я тебя люблю, я тебя бесконечно люблю.
***
3.II.36. Из Парижа...
Господи, я побывал у Калашниковых - и больше к ним ни ногой... Калашников рыдал, много говорил о своих и чужих половых органах, о богатстве (Татьяна разбогатела), о трепанации черепа, которой он дважды подвергался, и советовал мне читать Claude Farrere’a. Завтракал я - вчера - у Кянджунцевых, оттуда поехал к Ходасевичу: у него пальцы перевязаны, - фурункулы, и лицо желтое, как сегодня Сена, и ядовито загибается тонкая красная губа (а темный, чистенький, узенький костюм так лоснится, что скользко глазам), а жена с красивыми, любящими глазами и вообще до поясницы (сверху вниз) недурна, но дальше вдруг бурно расцветают бедра, которые она виновато прячет в перемещающихся плоскостях походки, как пакет с грязным бельем... Бешено хочется курить, но, кажется, все-таки сохраню невинность... Любовь моя!
***
12.II.37. Из Парижа в Берлин.
Счастье мое, душенька моя дорогая, вчерашнее matinОe было удачнейшим из моих выступлений (хотя народу было не больше 150 человек, - и толпы местных венгерцев возвращали в кассу билеты)... Был, между прочим, Джойс; мы с ним очень мило поговорили. Он крупнее ростом чем я думал, с ужасным свинцовым взглядом: одним глазом уже не видит вовсе, а зрачок другого (который он наставляет на тебя особенным манером, так как не может им вращать) заменен дыркой, причем эту операцию делали шесть раз, пока не удалось пробуравить зрачок, не вызывая кровотечения...
|
***
20.IV.37. Из Парижа в Берлин.
... Те-же слухи дошли и до меня - и я не сомневался что они доползут до Берлина: Морды скользкие набить их распространителям! От старца слышал другую версию: что у меня роман с Берберовой. У Кокошкиных действительно бываю довольно часто - и они обе милейшие - подчеркиваю «обе». Каждое мое действие, высказывание, жест, выражение лица подробно и недоброжелательно комментируется в здешних литературных и полулитературных кругах... Мне в конце концов наплевать на гадости которые с удовольствием говорятся обо мне и думаю что и тебе следует наплевать. А с тобой я считаюсь и буду считаться. Целую твои руки, твои милые губы, твой голубой височек. В.
***
10.V.37. Из Парижа в Прагу.
... А главное я хочу поскорее приехать к тебе, моя любовь… Как я счастлив, что мы разделались наконец с Германией. Никогда, никогда, никогда я туда не вернусь. Будь она проклята - вся эта холодная сволочь. Никогда... «Наношу» прощальные визиты. Обедал с Буниными. Какой он хам!.. Зато Вера Николаевна хотя придурковата и еще все жаждет молодой любви... А Иван с ней разговаривает как какой-нибудь хамский самодур в поддёвке, мыча и передразнивая со злобой ее интонации, - жуткий, жалкий, мешки под глазами, черепашья шея, вечно под хмельком. Но Ильюша ошибается: он вовсе не моей литературе завидует, а тому «успеху у женщин», которым меня награждает пошловатая молва.
***
6.VI.44. Из Кэмбриджа в Нью-Йорк.
Дорогая моя душенька, вчера был день необыкновенных приключений... Около часа дня... здоровый и бодрый, позавтракал в Вурстхаузе, съев Virginia ham со шпинатом и выпив кофе... Ровно в 2.30. почувствовал вдруг позыв к рвоте, едва успел выбежать на улицу - и тут началось: совершенно гомерическая рвота, кровавый понос, спазмы, слабость. Не знаю как добрался домой, где ползал по полу и изливался в мусорную корзину. Каким-то образом нашел силы позвонить Т. Н. которая вызвала автомобиль скорой помощи, он повез меня в действительно жуткий, госпиталь... Совершенно беспомощный брюнет пытался выкачать мой желудок через нос - лучше не вспоминать, - словом я попросил, корчась от колик и блюя, чтобы меня скорее увезли в другое место. Т. Н. сообразив что там врач повезла меня к ним. Я был уже в состоянии полного колляпса... Там меня поместили в палату с ужасно и хрипло умирающим стариком, - из-за этих хрипов я не мог заснуть. В жилы мне влили бутыль соляного раствора - и сегодня, хотя еще понос утром продолжается, чувствую себя отлично, страшно голоден - и курить хочется, - а дают только воду... ... Только-что дали в первый раз есть (5.30) - причем довольно странно (но ты это знаешь) ризото, бэкон, грушевые консервы. Бэкон я не ел. ...Обедал я в очень приятной открытой галлерее куда меня выкатили и где я выкурил первую папиросу. Доктор говорит что это был кровавый колит на почве отравления... Ни в коем случае не приезжай: я поправился.
Как поживает мой мальчик? Мой дорогой! Люблю вас обоих. В.
