Загрузить еще

Ключ к миру на Кавказе лежит в горах Карабаха ВИДЕО

Карабах - первая из непризнанных кавказских республик, потребовавшая для себя независимости. Когда СССР еще был жив. 

Абхазия, Южная Осетия - все это было уже потом. Все - по проторенной дорожке Нагорного Карабаха. 

Именно тут был первый крупный конфликт на межнациональной почве в бывшем СССР. Который и стал краеугольным камнем, вытащенным из основания советской империи. 20 лет назад целый регион в составе Азербайджанской ССР потребовал для себя суверенитета. Независимости хотели армяне, проживавшие на территории Карабаха и составлявшие большинство его населения. 

Карабахские армяне обвинили азербайджанцев в геноциде. Тогда, в конце 80-х, «Голос Америки» сквозь отчаянные глушилки ежедневно и с придыханием вещал о конфликте.  

Карабахская война длилась почти 6 лет... И в итоге Карабах сегодня - последний из непризнанных кавказских республик, кто признания так и не получил. 

Но после пятидневной войны в Южной Осетии очень многим стало понятно, что дальше конфликт в Карабахе держать замороженным уже не получится. Да и нельзя держать, чтобы не получить в будущем еще одно кавказское побоище.  

Оторванные от мира

Законно избранный президент непризнанного Нагорного Карабаха Бако Саакян кажется немного расстроенным. Во время традиционных Дней русского слова в Армении на встрече с российскими писателями и журналистами он грустно размышляет о том, что культурных связей с Москвой почти не осталось. И что люди, оторванные от мира, здесь, в столице его республики Степанакерте, устали от пустых слов и обещаний…

Двадцать лет изоляции - срок все-таки. Он выглядит очень трогательным, этот Бако Саакян, который совсем еще мальчишкой от и до прошел армяно-азербайджанскую войну. Редкое это качество для политика - публичная искренность. 

«У нас в Национальном собрании Нагорно-Карабахской Республики (НКР) сейчас идут дебаты о том, чтобы тоже признать Абхазию и Южную Осетию», - говорит Саакян. Парадокс в том, что саму НКР за компанию не признала даже родственная Армения.

Хотим к России!

Степанакерт лежит между гор. Из Еревана на вертушке час двадцать пути. По-европейски красивый город, с широкими улицами, новенькими разметками на дорогах, магазинами, иномарками… Карабахцы не стали после войны восстанавливать остальные свои города. Но столицу Степанакерт постарались отстроить на зависть.

В нем нет аристократической запущенности Сухума и военной нищеты Цхинвала. Ему есть что терять. И, возможно, поэтому за последнее время в политическом плане он так ничего и не приобрел.

Возле гостиницы - стайка туристов, разговаривающих на французском. Люди держат в руках символ Карабаха, каменные фигурки мужчины и женщины. Женщина в виде горы. Мужчина в виде солдата.  

«О да, мы армяне из Парижа, - говорит путешественница Сесиль, прижимая сувенир к сердцу. - Война здесь объединила армян из разных стран, много лет мы помогаем исторической родине, в том числе и финансово».


Архиепископ Паргев воевал с Библией в руках.

Но главный сувенир из Карабаха - все-таки не каменные изваяния. Водка из шелковицы, древний напиток, что дарует, согласно легенде, здоровье и силу ее пьющему. «Говорят, и у нас в Москве можно купить. Сто граммов стоят 500 рублей (около $20. Прим. ред.)», - признается подполковник Российской армии Арам Хачатрян, военный журналист.  

На степанакертском рынке тутовку продают лишь на разлив, как и совсем уж экзотический самогон из черешневых хвостиков. Ну как, скажите, разливную тутовку довезешь до Москвы? 

- Давайте завернем на секундочку в магазин? - умоляли журналисты шофера, пожилого усатого карабахца.  

Шофер сомневается. У него конкретное задание: довезти представителей российских СМИ до званого обеда. «Но мы же много купим - пополним бюджет вашей республики». 

И вот уже несемся на всех парах в поисках магазина. А за нами, пронзительно сигналя, милицейская машина.

- Приказано вас вернуть!

- А, дорогие, как в Москву поедем без тутовки? 

Милиционеры тут же выключили мигалку и, встав впереди процессии, повезли нас в самый лучший магазин города. 

- У меня племянник в России на заработках, - говорит, разом подобрев, шофер. - Так он всегда тутовку к вам везет для здоровья. Хорошая у вас страна. Нам бы всем такую. Как раньше…

Пост без единого выстрела

«Катя, ты говоришь, тебя зовут? Была у меня любимая девушка Катя. 18 лет мне только сравнялось, я тогда в Сочи единственный раз в жизни отдыхал, и она - в соседнем корпусе. Красивая такая, коса золотая до пояса, голубые глаза… Так я к ней и не подошел. Кто она, а кто я? Потом война в Карабахе началась. И не видел я больше свою русскую Катю».

38-летний Армен - перегонщик машин. Транспортирует их по горам из Ирана и Арабских Эмиратов. 40 000 драм стоит один такой пробег, около 150 долларов. Драм - валюта армянская. Но свободно обращается в Нагорном Карабахе и название свое оправдывает сполна. Обменный курс драма - сплошная драма. 

 Спуститься с высоты две тысячи метров в темноте, это как на поле боя - можно домой и не вернуться. Но что еще остается Армену? Ехать, как многие, на заработки в Россию? 

Мы встретились на горном перевале, где Армен в честь дружбы и братства наших народов угостил меня коньяком.

«Э, дарагая, разве это жизнь? - пожаловался он после первой же рюмки. - Жену Гаяне кормлю, дом строю, о детях забочусь. Четверо их у меня. Двое в войну умерли. Двое осталось. Младшенькая, вот смотри фото на мобильном, - похожа? Счастливый человек Армен, все говорят».


Карабахская армия невелика, но считается одной из самых боеспособных в Закавказье.

Женился 18-летний Армен перед тем, как уйти на карабахский фронт. «Увидел я первый раз Гаяне, она из Сумгаита, беженкой была. Помнишь погромы в Сумгаите? Вроде понравилась она мне. Один раз гулять вместе вышли. Ну я и поспорил с ней в шутку, что от родителей тайно увезу. Гаяне смеется, нет, побоишься. А я и пришел с друзьями и с автоматами под ее балкон, пальбу устроил. Вытащил красавицу, в машину забросил - поминай как звали. Мать кричит, отец кричит… Только Гаяне молчала от ужаса. Полный тогда творился беспредел... 

Отвез я Гаяне к сестре в село. Даже пальцем не тронул, утром, когда рюкзак на фронт собирал, честно ей сказал: возвращайся к родителям, не до тебя сейчас». За полгода три раза приходила родным похоронка на Армена. Знакомые сообщали, что точно видели - геройски погиб он в бою.

«Почему жив остался? Скольких сам убил? Не помню, не считал, - продолжает Армен. - Только один раз руки на себя хотел наложить. Из соседнего окопа встал парень - на меня «калаш» навел. Выстрелил я первым. Мелькнуло в голове - что-то рожа знакомая. Вечером, когда покойников подсчитывали, понял - товарищ детства это, Рашид. На каникулах вместе отдыхали, с одного куста рвали шелковицу… Выходит, я лучшего друга убил. Но если бы не я его, то он бы меня? И только потому, что я армянин, а он - азербайджанец?..

И вот бывает же, направили меня командиром на новый блок-пост. Напротив азербайджанцы стояли. И у них командир - брат Рашида. Как мне с ним встретиться удалось - военная тайна. Пусть убьет, думаю, заслужил. Сказал ему: «Виноват я, Мустафа, погубил Рашида». А он просто ответил и очень правильно: «Ну так что же - война, брат». 

  И договорились мы, что не будем воевать. Устроим неделю без единого выстрела. Командование нас по полной за самодеятельность эту вздрючило. Что такое, кругом бои, а мы семь дней не стреляли?..»

Армен ставит на стол пустой стакан. Идет заводить машину. До утра ему надо спуститься с гор. «Подожди, а как же украденная Гаяне?» - кричу вслед.

«Что Гаяне? Через полгода дали мне отпуск. Приехал я к сестре, где меня оплакали давно. А навстречу - Гаяне, вся в черном. «Милый, единственный! Я знала, что ты вернешься!» - и целоваться лезет. 

Что тут поделаешь? Чудной народ - женщины. Это тебе не на войне, тут здравый смысл не работает, пришлось жениться».  


Если кто-то знает девушку с этой фотографии - позвоните нам, мы поможем встретиться двум Галинам - матери и невесте.

Платье невесты

От Степанакерта, вверх по трассе, город Шуши, древняя столица Карабаха. В 88-м в этих местах стояла азербайджанская армия, обстреливая из гаубиц столицу нынешнюю. Сверху вниз. До сих пор Шуши встречает гостей пустыми глазницами зданий.  

«Но кто владел Шуши, то владел Карабахом», - задумчиво произносит Зорий Балаян, писатель, публицист, один из основателей подпольного движения за свободу республики. На горе - старая православная церковь. В войну в ней хранили патроны и оружие. 

Солнечный свет идет через окна храма в форме креста, прихожане зажигают свечки и ставят их на подносы, полные воды. Чтобы сами свечки, как догорят, о воду же и гасли.

«Когда был штурм Шуши, ко мне шли солдатики и просили - дайте кресты. Не понимал я, зачем им всем так срочно? А это они, чтобы отличать своих от чужих, такие знаки отличия надевали. И так совпало, что штурм города мы начали в светлый праздник Явления Креста в Иерусалиме», - к нам подходит бородатый священник, архиепископ Паргев Мартиросян, глава карабахской паствы и тоже бывший солдат. Только воевал святой отец не с автоматом, а с Библией.

Паргев рассказывает, что, если спуститься в церковное подземелье, стать в центре подвала, то, подав голос, можно услышать свою душу и свое сердце:

- В этом святом месте можно просить о чем-нибудь давно загаданном.  

Становимся в центре каменного зала. И все желают, желают… Нет, чтобы попросить мира во всем мире. Каждый о сугубо индивидуальном. Все-таки люди страшные эгоисты. Нам нет дела до войн, близких и далеких, если только они не коснулись нас лично.

У жительницы Степанакерта Галины Арустамян сын погиб в 21 год. Теперь ее окружают старые фотографии. Это молодые лица минувшей войны. После гибели сына Галина создала Союз родственников погибших и открыла музей памяти. Каждое утро она приходит сюда - в две небольшие комнатки, где висят 3,5 тысячи портретов.

Один из главных экспонатов - фото ее сына Григория и его невесты. Русская девушка идет провожать дембеля на поезд. Из Пензы в родную Армению. Парень сдвинул набок фуражку, поглядывает на любимую искоса.

«Пожениться они осенью 92-го должны были. Но сын ушел уже на фронт. Только раз они и созвонились. Тогда же сотовых не было. А я и платье свадебное для невесты приготовила, и жениховский костюм - все зря, - шепчет Галина, кивая на пожелтевший венчальный наряд на деревянной вешалке и кримпленовый пиджак. - Девушку сына звали, как и меня, Галей. Так она и не узнала, что мой сын ее не бросил… Гале уж под сорок поди, дети, семья - вот бы встретиться нам, поговорить о Грише. Он так ее любил. Да адреса ее у меня не осталось».  

Последние или первые?

- Не обидно ли стать последними, кто не получил официальное признание? - интересуюсь у Георгия Петросяна, министра иностранных дел Нагорного Карабаха.

- Рано или поздно последние станут первыми, - философски отвечает тот.

 По секрету нам говорят, что господин Петросян должен скоро отправиться в Москву. На консультации по интересующему всех вопросу.  

 «Если бы война в Южной Осетии не закончилась так стремительно, возможно, войска Азербайджана снова попытались бы войти в Карабах», - размышляют местные жители.

Это все из разряда слухов, конечно. 

Де-факто независимость у НКР давно есть. Де-юре - вопрос о Карабахе сегодня все еще висит в облаках. Впрочем, в Армению недавно вдруг прилетел премьер Турции - главного союзника Азербайджана (что стало сенсацией, ведь у Еревана и Анкары разорваны отношения и из-за Карабаха, и из-за геноцида турками армян в начале ХХ века). А к Медведеву в Москву сразу после пятидневной войны пожаловал президент Азербайджана Алиев. В обоих случаях не могли не затронуть тему Карабаха.  

Судорожно начали продвигать свой план по будущему Карабаха и США. 

И понятно почему. Кто первым разрубит гордиев узел признания этой горной республики, тот и одержит окончательную победу в начавшейся большой кавказской игре.  

Степанакерт - Шуши - Ереван - Москва.