Фото: Серия материалов «Таежный тупик» об отшельниках Лыковых до сих пор считается высшим пилотажем журналистики. На снимке автор с Агафьей Лыковой. Фото: ИТАР - ТАСС.
Василию Михайловичу было 83 года.
В Википедии о нем - несколько строк. В Большой советской энциклопедии - чуть больше. Может, и правильно. Потому что если начать о нем рассказывать - никакой энциклопедии просто не хватит.
Самое обычное дело - встречаемся в коридоре, и он сразу: "Ну! Что?" Это означало: есть новый анекдот? Анекдоты он обожал и знал их немерено.
Когда-то он вел в "Комсомолке" космическую тему. Первым взял интервью у Гагарина. Написал один из самых забавных очерков, как сидел в засаде у дома космонавта № 2 Германа Титова. Этот очерк вошел в замечательный сборник "Шаги по росе", за который он в 1964 году получил Ленинскую премию.
Конечно, напоминать его заметки бессмысленно, их много, ужасно много, и все они хороши. Но одну напомню, она потом вылилась в целую эпопею "Таежный тупик" - о семье староверов, живших более 40 лет отшельниками в тайге. Это такая тмутаракань: в горах Абаканского хребта Западного Саяна (Хакасия).
Я помню, что его очерки о Лыковых вырезали из газеты и обменивались с соседями.
Когда к нам в редакцию приезжал Путин, Василий Михайлович дождался, когда поутихнет официальный разговор, а потом взял Владимира Владимировича в оборот, ратуя за очередной разоряемый заповедник. И добился охранной грамоты для этого леса.
Многое в нем заставляло улыбнуться. Например, он всегда ходил в кепке. Фирменный знак. И кепка десятки лет была одна и та же. Я как-то спросил: неужели никак не износится?
- Нет, - ответил он, - я просто чуял, что мода на кепки уходит. А мода шла от легендарного нашего футболиста Всеволода Боброва. А мы с ним дружили. И ему один мастер в Москве кепки шил. Ну я сразу и заказал десяток кепок. Вот с тех пор и ношу!
Или - у него не было телевизора. Когда в редакции решили Пескова обхитрить и подарили ему отличный телик, он отдал его дочке.
В нагрянувший век цифровой фототехники до последнего снимал старым добрым механическим "Никоном", который уже был сед от царапин, как и сам Песков. Зато не подводил.
Или вот еще: писал всегда карандашом. Как Пришвин. А потом лично начитывал стенографисткам.
За честь в "Комсомолке" когда-то считалось ставить подпись с именем. А он всегда ставил только В. Песков.
Его читали три поколения, и сейчас читает четвертое. Это вечная журналистика. Потому что в ней были два главных начала - природа и очень интересные люди.
Таких журналистов больше нет...
Его рубрика выходила в "толстушке" каждую неделю с первого номера
Так случилось, что Василий Михайлович числился в "толстушке", которую я лет 15 выпускала. И сначала я чувствовала себя даже неловко. Мы же все в вузах на его статьях учились, моя подружка диплом по его "Окнам" писала. А тут заходит Василий Михайлович в кабинет, мнется, улыбается:
- Наташа, такое дело... Я тут в командировку съездил. Лес гибнет. Карточки сделал хорошие. Надо мне не одну, а две полоски дать...
- Василий Михайлович, так ведь сверстано все, реклама расставлена...
Говорю я, а сама думаю: "Как же у меня язык поворачивается?! Сейчас он мне скажет: "А ты кто такая?"
- Да ты не волнуйся! - просительно басит Дед (мы его в "толстушке" Дедом звали. Уважительно и любя). - Я уже все нарисовал!
И достает откуда-то лист бумаги с нарисованным макетом.
Он всегда все делал сам. Его полоску можно было до выхода номера даже не читать. Там все было идеально: вычитанный текст, расставленные и подписанные фото, аккуратно вычерченный макет... Так сейчас не работает уже никто. Василий Михайлович сдавал свою работу под ключ. И что бы ни случилось - отпуск, поездка, болезнь, - "Окно" всегда стояло на своем месте.
Никогда Василий Михайлович не включал звезду. Не качал права. Он будто сам не знал, что он - легенда русской журналистики. И делал все, чтобы мы об этом забыли. И мы часто забывали... Мы к его обаятельно-простецкой шутливости привыкли, а если заходили гости - впадали в ступор:
- Это у вас тут... Василий Михайлович? Песков? И что, так запросто?
Мы смеялись. Когда звезда светит у тебя в комнате, не замечаешь силы света. А сила была огромная. Читатели писали ему со всей России. Слали просьбы о помощи. Вопросы о природе. Он всем отвечал, очень серьезно относился к письмам.
Вообще был человеком очень основательным. Если его чем-то награждали и у него в сотый раз уточняли биографию, чтобы написать заметку, Дед улыбался:
- Что, правда, нужно? Ну тогда... Я лучше сам напишу. Чего вам мучиться.
И писал - сухую информационную заметку. Я пыталась втиснуть в нее несколько теплых слов. Дед морщился:
- Наташа, не надо... Пусть будет так... Строго...
Мы тогда шутили, что Дед и некролог, небось, себе написал, чтобы никого не утруждать...
Когда все здоровы и веселы, на эти темы шутится легко.
Первый раз мы потеряли его на несколько дней 4 года назад.
Василий Михайлович упал с инсультом на улице, его увезла "Скорая", он потерял речь и частично память... И проходил по документам как неопознанный пациент. Но один из читателей его узнал, позвонил в редакцию.
После инсульта Дед почти потерял речь. Пришел в редакцию, принес подготовленную еще до болезни впрок полоску. Хотел что-то сказать. И не смог. Мне показалось, что в глазах у Деда были слезы. Нам всем было тяжело. Казалось, что он уже к нам прежним не вернется...
А он сделал невероятное. Занимался, развивал речь, разрабатывал пальцы... И снова стал писать! Его "Окна" открывались одно за другим...
Он работал до последнего. Мне кажется, сейчас нет уже таких журналистов, так вдумчиво и уважительно служащих своей профессии...
Очень личное
Виталий ИГНАТЕНКО, член Совета Федерации РФ, председатель коллегии ИТАР - ТАСС, работал в "КП":
- Для меня это просто личная утрата. Я как-то думал, что Василий Михайлович всегда будет рядом, всегда будет со мной. Наверное, так и останется, но уже в своих книгах, в моих воспоминаниях о нем, в памяти.
Я считаю, что Василий Михайлович Песков - лучший журналист за огромную историю русской советской журналистики. Он не просто, как сейчас пишут "легендарный", просто он настоящий. Он был настоящий русский человек, который прекрасно относился к людям, невероятно любил свою Родину. И, собственно, любовь от него переходила к миллионам и миллионам читателей. Потом - телезрителей. Но я был главным его читателем. И мне казалось, когда я только вступал в журналистику, это был большой пример для каждого из нас. И когда я уходил из журналистики после многих-многих лет работы, я все равно считал, что он лучший, он пример. Пример отношения к жизни, пример отношения к своей стране.
Когда я что-то слышу недоброе о России, первое мое лечение - взять томик Василия Михайловича, предположим, "Шаги по росе", и снова прочитать что-то, снова вдуматься. И страна встает передо мной замечательная, добрая, красивая, лучшая.
Василий Михайлович сделал абсолютно все, чтобы мы жили в лучшей стране, чтобы мы были умнее всех, добрее всех. Он вырастил таких добрых замечательных людей, много поколений.
Светлая ему память.
Кстати
Судьба любимой рубрики
Уважаемые читатели!
К нам приходит от вас очень много весточек всего с одним вопросом: что теперь будет с "Окном в природу"? Спешим успокоить: "Окно", открытое Василием Михайловичем, не закроется. Мы и дальше будем печатать тексты нашего легендарного автора. Дело в том, что Василий Михайлович всегда делал материалы в запас и их хватит на несколько ближайших номеров. Ну а в дальнейшем мы начнем печатать тексты из колоссального архива обозревателя, который он оставил в наследство "Комсомольской правде".
Этот веб-сайт использует cookies для улучшения взаимодействия с пользователем при посещении веб-сайта. Использование веб-сайта означает согласие с его политикой cookies