Он снимал думающее кино
...Ему исполнялось 70 лет, и редакция «Комсомольской правды» послала сделать с ним интервью. На фотографии надпись: «…на память об общих страданиях (газетных!). Мих. Ромм». Интервью это стало уроком на всю жизнь: умница, острый, глубокий, интеллигентный человек, ни словом, ни звуком не дал почувствовать свое величие, был прост и внимателен. Таким он был со всеми. И в первую голову с учениками, выпестовав лучших из лучших: Тенгиза Абуладзе, Григория Чухрая, Василия Шукшина, Александра Митту, Андрея Тарковского, Никиту Михалкова, Сергея Соловьева.
Ему было что предъявить всем нам: художественную ленту «Девять дней одного года» и знаковую документальную - «Обыкновенный фашизм». В первой - взяв крупным планом проблемы личности в стране, где коллектив значил все, а личность ничего. Во второй - ошеломив зрителя нестерпимо прозрачной параллелью между гитлеризмом и сталинизмом.
Он родился в Иркутске, куда за участие в революционной деятельности был сослан его отец, видный социал-демократ, борец с царским режимом. Куда же было деваться впечатлительному сыну: он принял Советскую власть всей душой...
Кровавый 37-й уже бушевал в стране, а Ромм после дивной мопассановской «Пышки», своего дебюта в кино, выпускает «Ленина в Октябре» и через два года «Ленина в 1918 году» - фильмы, ставшие советской классикой также.
Следующие картины, довоенные и послевоенные, - «Мечта», «Человек № 217», «Русский вопрос», «Секретная миссия», «Убийство на улице Данте» - разоблачение фашизма... Годы спустя он признается, что выходит из зала, когда ученики смотрят его старые фильмы. Он не мог отречься от них, но и пересматривать не мог. Никто не осуждал его - судил себя сам:
«Я, иногда сам того не замечая, просто готовил себе удобную платформу для ближайшей картины, а еще чаще старался оправдать свою практическую работу, оградить свою позицию от собственных внутренних сомнений, от колебаний, от недовольства собою, от тревожного и опасного разочарования в результатах своего труда».
Он замолчит, и надолго. В молчании вызревает новая правда. Это очень нелегко - оставить прежние убеждения ради инаких. Не из корысти, не из лукавого конформизма. По диктату ума и совести. Он это сделал. «Кинематограф думающий» - назовет он свою статью середины шестидесятых, когда грянут его вершинные «Девять дней одного года» и «Обыкновенный фашизм».
...Я увижу его еще раз, когда приду визировать текст. Вскоре наступит день, когда он скажет Елене Кузьминой, Леле, актрисе, жене, что неважно себя чувствует и хочет полежать. Приляжет. Через несколько мгновений его не станет.
