Борис НЕМЦОВ, бывший первый вице-премьер правительства России: «Черномырдин доказал, что начальник необязательно должен быть сволочью»
«ПРЕМЬЕРА МЫ НЕ ПОДСИЖИВАЛИ»
- ...Меня, наверное, теперь ругать будут соратники Виктора Степановича: на сорок дней - интервью с Немцовым...
- А что тут такого?
- Но вы же, когда были первым вице-премьером в правительстве Черномырдина, подсиживали его.
- Откуда это известно?
- Сознайтесь, Борис Ефимович! Все доказано: Немцов и Чубайс, еще один первый вице, хотели спихнуть своего шефа.
- Да, я про эти слухи знаю. И Виктор Степанович (царствие ему небесное) тоже про это слышал. Он, понимая, что эти слухи в том числе и недоброжелатели распространяют, не особо им верил.
У нас с ним несколько раз были довольно откровенные разговоры. Я ему говорил: «Виктор Степанович, если вам будут говорить, что мы вас тут подсиживаем, то вы в это не верьте». Он все время смеялся: «А как ты меня подсидеть можешь, я премьер-министр, а ты всего лишь мой зам?»
- То есть у вас не получалось подсидеть, да?
- Нет, я вообще другой! Если я пошел работать в команду, я не могу какими-то интригами заниматься.
«Я НЕ СКАЖУ О НЕМ НИ ОДНОГО ПЛОХОГО СЛОВА»
- В августе 98-го, когда в России разразился дефолт, Ельцин, который еще в марте отправил Черномырдина в отставку, снова предложил ему возглавить правительство. Он согласился, но коммунистическая Дума его не пропустила.
- Он не стал заигрывать с коммунистами...
- А если бы стал и если бы Дума его утвердила - он бы потом мог стать президентом России?
- А сговор с коммунистами что означал бы, если по-русски говорить? Да, мы тебя поддержим, объявим Ельцину импичмент, уберем его, и ты будешь президентом. Грубо говоря, вот такая сделка.
На это Черномырдин пойти в принципе не мог. Он был в команде Ельцина. И играть за его спиной не стал бы.
Это не единственный случай, когда Черномырдину предлагали сделки. То же было и в ноябре 1996-го, когда Ельцин тяжело болел, когда он ложился на операцию - ему делали аортокоронарное шунтирование. Ему предлагали (я это знаю точно): давай объявим, что Ельцин по состоянию здоровья выполнять обязанности не может, а ты по Конституции автоматически будешь президентом. Черномырдин сказал: «Нет».
- Ну, мы об этом писали... (См. «Во время операции Ельцина Черномырдина уговаривали захватить власть в России», «КП» от 5 ноября с. г.) Только мы не знали, и он не сказал, кто мог ему это предлагать.
- И я не хочу говорить. Просто не имею права. Скажу лишь, что это были люди, близкие к Ельцину когда-то, которые его потом предали.
И вот реальная президентская власть у него была в кармане, можно сказать. Это было для него абсолютно не опасное решение. В плане личной судьбы. Все бы его поняли, поддержали, общество бы сказало: да, Ельцин больной, да, конечно, Виктор Степанович. Но Черномырдин ни в 96-м, когда была президентская предвыборная кампания, этого не сделал, ни в 98-м.
- Борис Ефимович, вас послушаешь - вы рисуете образ этакого добродушного человека. Я работал с Черномырдиным долгие годы и по себе знаю, каким он был жестким, резким. Мог и отбрить, что несколько раз делал по отношению к журналисту Гамову.
- Я знаю, из-за чего он разозлился: из-за твоего интервью, когда он был послом. Но это не признаки его злобности. Или злопамятности.
- Нет, мы потом помирились.
- Я знаю это. Если его что-то раздражало или он был злой, конечно, особо не сдерживался. Это правда. Он и на меня кричал много раз. Даже не кричал… Я бы сказал, обижался. Но этим не определяется: злой - не злой. И доброта его - не в отношении к Гамову, к Немцову и Чубайсу или даже к Ельцину определялась. Доброта его определилась в момент критический... Ну, вот в такой, когда случился Буденновск.
- Согласен.
- Он думал о том, как спасти женщин беременных, стариков... А не о том, какой у него рейтинг будет, если начнет там вести переговоры с террористами, спасая этих самых людей.
Да, он переживал потом, поскольку рейтинг его стал падать. Его начали все ругать, обзывать предателем, тряпкой и так далее. Но он спас людей! И то, что эти люди живы, что у них дети рождаются, то, что они работают, радуются и веселятся… Это его заслуга.
Думаю, в этом смысле Черномырдин уникальный был человек и политик. То, что он родился в казацкой семье, жил в станице долгие годы, наложило свой отпечаток. Чисто человеческие качества он считал важным, а все остальное не важным - вот это, мне кажется, в нем было всю жизнь. Хотя за годы работы «в аппарате» он мог и заматереть, стать циничным. Но этого не случилось. Генетика имеет значение.
- Когда Виктора Степановича не стало, у вас первые какие были ощущения?
- У меня отношение к Черномырдину очень сильно изменилось за эти годы. Особенно... когда я его увидел на похоронах Гайдара - это было ровно год назад, 16 декабря 2009-го. Незадолго до смерти супруги Валентины Федоровны… (Валентина Черномырдина скончалась в марте 2010 г. - А. Г.) Виктор Степанович уже был больной, исхудавший. У меня просто сердце защемило. С одной стороны, я понимал, что он болеет, с другой - для меня это было тяжелой новостью.
- А когда вы у гроба стояли, о чем думали?
- Я простился с ним в Доме приемов на улице Косыгина. Приехал ночью - было очень мало народу. И я вспомнил один эпизод, связанный с этим местом. Очень показательный. И... смешной.
Черномырдин меня попросил встретить Лукашенко. Я его встретил. И Лукашенко попросил поиграть с ним в теннис. И мы приехали как раз в Дом приемов. А там теннисный корт есть. Играем.
Вдруг часа через полтора приходит Черномырдин. Это была уже глубокая ночь. Проведать, чем мы занимаемся. И спрашивает меня: «Какой счет?» - «Ну, первый сет 6:0 я выиграл. Второй - 6:0. А третий - 4:0». Лукашенко говорит ему: «Скажите, это прилично разве, Виктор Степанович, что Немцов так по-хамски, негостеприимно со мной обращается здесь, в Москве?» Черномырдин так посмотрел: «Саша, а ты какой хочешь, чтобы был счет между Россией и Беларусью?»
Я этот случай вспомнил. Я бы его не вспомнил, честно, если бы гроб не стоял ровно в том же месте... И сыну Черномырдина об этом рассказал, Андрею. Там, когда прощался с Виктором Степановичем...
Да, мое отношение к Черномырдину изменилось. И вы от меня не услышите ни одного плохого слова про Виктора Степановича. Когда я с ним работал, мог его ругать в глаза, а когда его нет...
«ЕГО АФОРИЗМЫ ЕГО ПЕРЕЖИЛИ. И НАС ПЕРЕЖИВУТ...»
- Какое наследство - в духовном, политическом плане - оставил нам Черномырдин?
- Я считаю, что Черномырдин - это эпоха. Он - один из основателей новой России. Не единственный. Ельцин, Черномырдин, Гайдар - они основатели новой России. Со всеми ее проблемами и так далее. Это люди, которые строили новое государство.
И второе: он доказал, что начальник необязательно должен быть сволочью.
Третье: его фантастический русский язык. И афоризмы. Они его пережили. И нас тоже точно переживут.
- Почему вы так считаете?
- Они свидетельствуют о нетривиальном мышлении человека. Причем многие думали, что он говорит не думая. А у меня другая версия. Мне кажется, что у него просто были очень фольклорные мозги. И он понимал, что смешно, а что не смешно. Просто он не считал нужным стандартизировать себя и быть таким же, как все. Он хотел быть естественным, нормальным человеком.
- Ваш самый любимый афоризм Черномырдина?
- Я очень сильно смеялся, когда на вопрос, сколько у него детей, Виктор Степанович ответил: «У меня приблизительно два сына». Это отражает ситуацию многих мужчин в нашей стране. Только Черномырдин мог так коротко сформулировать проблему. И потом это очень остроумно.
- Вам понравилась эта фраза, потому что вы Немцов?
- Она мне близка. И она достаточно универсальная. Отцовство во многом условно.
- Ну не знаю…
- Каждый мужик думает про себя, что он самый крутой. И считает, что отцовство абсолютно. А абсолютно, Александр, только материнство...
Думаю, люди, у которых хорошо с памятью, относятся к Черномырдину с теплотой. Это не значит, что он не ошибался, был господом богом… Ничего подобного. Он был нормальным, порядочным русским приличным мужиком...
Фото РИА «Новости».
