Исследователи считают, что Достоевский заинтересовался уголовными историями и психологией преступников, когда находился на каторге (он провел там несколько лет по делу петрашевцев*). С тех пор писатель внимательно изучал уголовную хронику в газетах, и одно из громких преступлений 1865 года стало прямой основой «Преступления и наказания».
В январе приказчик Герасим Чистов, происходивший из раскольников (!), зарубил топором двух пожилых женщин - 62-летнюю кухарку и гостившую у нее 65-летнюю прачку. Конечно, сами по себе они Чистова не интересовали: просто кухарка служила в доме у его богатых родственников, и в вечер убийства, кроме нее (и ее гостьи, на появление которой Чистов не рассчитывал), в доме никого больше не было.
Газеты смаковали подробности преступления, детально расписывая все ранения, которые Чистов топором нанес двум старухам, а особенно почему-то напирали на то, что на месте преступления были разбросаны соленые огурцы (перед убийством Чистов со своими жертвами кушал водочку и напал на первую женщину, когда вторая пошла в погреб за закуской). Герасим обчистил дом, вынеся из него ценностей на сумму свыше 11 000 рублей (колоссальная сумма по тогдашним временам). Его арестовали через сутки, причем вину пришлось доказывать очень долго: подсудимый всячески отпирался и сочинял себе алиби.
Достоевского, скорее всего, заинтересовало психологическое состояние убийцы после преступления: знакомые говорили, что Чистов в ту ночь буквально не находил себе места, «дрожал весь», «три раза выходил во двор, не мог ничего сказать». Обвинитель именно в этом усмотрел одно из ключевых доказательств его вины.
*В 1849 году Достоевский был приговорен к расстрелу за участие в политическом кружке Буташевича-Петрашевского. После инсценировки казни наказание смягчили, писатель был приговорен к четырем годам каторги.
21 ноября 1869 года в Тимирязевском парке разыгралась драма, всколыхнувшая всю страну. Сергей Геннадьевич Нечаев, 22-летний революционер, нигилист и психопат, основатель «Общества народной расправы», решил убить 23-летнего студента Ивана Иванова. Он тоже был в «Народной расправе», но своевольничал, не подчинялся нечаевским приказам и не считал его за лидера, грозился создать свою, отдельную организацию - в общем, бесил.
Иванова подвело то, что он недооценил безжалостность Нечаева (разрушать было его главным талантом и призванием). Недолго думая, Нечаев вынес бывшему приятелю приговор, объяснив остальным это необходимостью для «общего дела» (остальные тоже должны были участвовать в убийстве). Местом преступления стал грот в парке Земледельческой академии: Нечаев заманил туда Иванова, сказав, что в гроте зарыт станок, необходимый для печатания прокламаций. В гроте завязалась отвратительная свалка: Нечаев в полутьме бросился не на Иванова, а на другого убийцу, Николаева, в то время как несчастный Иванов пытался сбежать… Его пытались задушить, в итоге в него выстрелили, а труп кое-как сбросили в соседний пруд (расчет был на то, что тот вот-вот замерзнет и тело не найдут до весны). Но уже через четыре дня труп обнаружили двое крестьян: от грота к пруду тянулся кровавый след. В рапорте значилось: «Голова разбита и, кроме того, прострелена сзади пулею, вышедшей в левый глаз; шея затянута шарфом, к которому привязан кирпич, ноги в коленях и около ступней связаны бичевою, к которой также привязан кирпич. Ограбления нет».
Сегодня грот показывают как достопримечательность парка, вокруг него ходят зловещие легенды - хотя на самом деле убийство произошло не там, а в другом гроте, который еще в XIX веке сровняли с землей.
Когда начался процесс по делу об убийстве, первые главы «Бесов» были уже опубликованы. Нечаев на скамье подсудимых не присутствовал - он пулей сбежал за границу, только через два с лишним года Швейцария выдала его правосудию.
История непутевого Дмитрия Карамазова, ложно обвиненного в убийстве отца, была заимствована Достоевским не из газет, а из личного общения с человеком, которого звали Дмитрий Ильинский. Писатель встретился с ним в Омском остроге и поначалу был убежден в том, что тот действительно убил отца.
Эту историю Достоевский сам рассказал в «Записках из мертвого дома»: «Он был из дворян, служил и был у своего шестидесятилетнего отца чем-то вроде блудного сына. Поведения он был совершенно беспутного, ввязался в долги. Отец ограничивал его, уговаривал; но у отца был дом, был хутор, подозревались деньги, и - сын убил его, жаждая наследства. Преступление было разыскано только через месяц. Сам убийца подал объявление в полицию, что отец его исчез неизвестно куда. Весь этот месяц он провел самым развратным образом. Наконец, в его отсутствие, полиция нашла тело. На дворе, во всю длину его, шла канавка для стока нечистот, прикрытая досками. Тело лежало в этой канавке. Оно было одето и убрано, седая голова была отрезана прочь, приставлена к туловищу, а под голову убийца подложил подушку. Он не сознался; был лишен дворянства, чина и сослан в работу на двадцать лет. Всё время, как я жил с ним, он был в превосходнейшем, в веселейшем расположении духа. Это был взбалмошный, легкомысленный, нерассудительный в высшей степени человек, хотя совсем не глупец. Я никогда не замечал в нем какой-нибудь особенной жестокости. Арестанты презирали его не за преступление, о котором не было и помину, а за дурь, за то, что не умел вести себя»… Конечно, вышел конфуз: вскоре Достоевский выяснил, что «отцеубийца» не совершал того преступления, в котором его обвиняли. Суд не нашел никаких тому доказательств. Ильинский мог бы отделаться разжалованием в рядовые. Его судьбу решил император Николай I, который вникать в эту историю не стал, а, едва увидев слово «отцеубийца», начертал на постановлении военного суда: «В каторжные работы на двадцать лет».