Так громили "лженауку"
В этот злосчастный и постыдный последний день июля 1948 года к зданию, где должна была открыться сессия ВАСХНИЛ (Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина), уже с утра стали подъезжать старенькие, но вполне ухоженные "эмки", реже - "ЗиСы", исключительно черные - других в природе не существовало, черными воронами оседавшие подле главного подъезда, подходили люди серьезной, внушительной внешности. Все знали, что произойдет в самом скором времени за этими стенами. Задолго до открытия первого, вечернего заседания вместительный зал был уже предельно заполнен.
Ровно через сорок лет и тоже в один из последних июльских дней в кабинете директора Института общей генетики академика Николая Петровича Дубинина - просторном и светлом - сижу напротив хозяина кабинета, одного из главных действительных героев того страшного, дикого дня. Тогда круто переломилась жизнь и самого академика, и его науки, которой он безоглядно посвятил всего себя. Конечно, он не удивился, когда я попросил его вернуться мыслями в те далекие дни.
Он долго молчал. "Знаете, - произнес ученый, - теперь уже никто и не вспомнит, наверное, что еще за двенадцать лет до того, и тоже на сессии ВАСХНИЛ, я сказал: "В отношении генетики сделана попытка самые ее основы объявить порочными. Сейчас действительно стоит вопрос о судьбах генетики в Советском Союзе, и что если восторжествует та теория, душой которой, по заявлению академика Лысенко, является тов. Презент, то в этом случае современная генетика будет уничтожена полностью".
Вот когда все началось.
"Вы предвидели… - отозвался я, - так именно и случилось в 48-м году…" Он стал рассказывать - тихо, как бы погрузившись в себя, и я видел, как трудно, возможно, даже мучительно вспоминать ему то далекое время.
Он рассказывал, как "народный академик" Лысенко с девятью высшими советскими орденами, полученными за обещания вырастить сорта пшеницы, которые накормят полуголодную страну, так своего обещания и не сдержал - да и не мог! - потому что беспочвенны были его обещания. Чего можно было ожидать от псевдоученого, который всерьез отрицал теорию наследственности, уверяя, что природа великолепно обходится без нее: пшеница сама собой может переродиться в рожь, капуста - в брюкву, сосна - в ель, и тому подобную чепуху утверждал как очевидную истину. И сам товарищ Сталин, рассказывал Николай Петрович, прочитал доклад Лысенко, открывающий ту беспримерную сессию мракобесия, сделал некоторые поправки лично и одобрил его. О чем докладчик с особенным удовлетворением и доложил собравшимся. "А что генетики, - спрашиваю, - сидели молчали?" - "Генетиков в зале почти не было. Их не пригласили".
|
Я знал об этом. Доктор биологических наук
И. И. Рапопорт, единственный фронтовик, попавший в тот зал, прошел, наверное, лишь благодаря своему мундиру и капитанским погонам артиллериста, боевым орденам и нашивкам за тяжелые ранения, рассказывал мне, что поначалу в зал его решительно не пускали, хотя он был генетиком, хорошо известным своими трудами и за границей. Я записал тогда, что он рассказал о выступлении приспешника Лысенко, такого же "академика" И. И. Презента: "Мы не станем дискутировать с морганистами, мы будем продолжать их разоблачать как представителей вредного и идеологически чуждого, привнесенного к нам из чуждого зарубежа, лженаучного по своей сущности направления".
И они действительно не дискутировали, а просто клеймили и громили науку, которой не понимали и не хотели понять. Тогдашний министр высшего образования С. В. Кафтанов, ярый сподвижник Лысенко, от души повеселился на трибуне: о каких наследственных болезнях долдонят генетики?! Какая такая вредная наследственность может быть у строителей коммунизма?!
Что было потом… Словно бы острой косой выкашивалось само упоминание о генетике, уничтожались в библиотеках книги о ней, увольняли с работы поголовно всех генетиков, повсеместно по стране закрывались факультеты генетики, кафедры, лаборатории. Министр сельского хозяйства И. Бенедиктов издал специальный приказ № 1530, утверждающий, что никаких мутаций в природе нет и быть не может. Под страхом самых серьезных наказаний запретили разводить мушек дрозофил, фруктовую мушку - классический объект исследований генетиков. Но главное-то, конечно, люди. Столько переломленных,
изуродованных судеб и жизней сгорело на том костре советской инквизиции…
Ничего. Выжили. И отдышались. А лысенковцы разлетелись, истлели в памяти, как те дрозофилы.
