В марте я получил письмо из Ишима. «В. М., вам интересно будет узнать, Лыковы, о которых вы пишете, - выходцы из наших мест. Деревня Лыково до сих пор сохранилась, есть и свидетельства жизни тут староверов. Приезжайте!»
Я вспомнил беседы с главой семьи Лыковых Карпом Осиповичем. Он говорил: «Мы родом из-под Тюмени. Был там округ Ялуторовский, там наши предки образовали сельцо. Потом утекли они к Енисею. Мы с женою родились уже в этих местах».
Надо ли говорить, с каким интересом я ехал в «тюменские земли». И вот последний участок пути. Машина бежит по мартовской лесостепи. Черноземные пашни, островками - леса.
У поворотного столба нас ожидали. А приветствовал глава земледельческого предприятия обрусевший немец Альберт Альбертович Гольцман. На вопрос, чего не захотел в Германию, засмеялся: «Мне и тут хорошо. Съездил туристом. Дней через десять сердце заныло: домой, домой! У нас тут вольно, просторно». По дороге узнаём: несколько сёл, Лыково в том числе, объединились в земледельческое предприятие, вполне благополучное по нынешним временам. Вездеесть работа. В хозяйстве четыре десятка автомобилей, несколько комбайнов, более трех десятков тракторов. «Развитие продолжается. Собираемся на пробу купить американский трактор «Джон Дир». Наверное, слышали о такой марке?»
И вот оно, Лыково. Большие приземистые дома, характерные для полустепного ветреного края. Из труб идет дым - первый признак, что село живо. Во дворах коровы, овцы, куры. У десятка домов «тарелки» телевизионных антенн. Бегают ребятишки, собаки вертят хвостами возле машины. В селе семьдесят дворов, более сотни жителей.
Нас особо интересует край Лыкова, примыкающий к речке. Возле моста осматриваемся. С этого места начиналось селенье, основанное староверами, пришедшими сюда предположительно в конце XVII века. Места в то время были тут дикие, почти безлюдные, пришельцам, «утекавшим от мира», они понравились.
Имеет смысл освежить в памяти то далекое уже время. Церковные реформы честолюбивого патриарха Никона, которого поддержал царь Алексей Михайлович -отец Петра I, взбудоражили православный мир, разделив его надвое. Великие страсти заставили старообрядцев покидать родные места и селиться в лесах на севере. Вождей Раскола, яростно защищавших старую веру, власть подвергла гоненьям. Неистовый протопоп Аввакум, сосланный в припечорский Пустозерск, был сожжен. На картине Сурикова «Боярыня Морозова» мы видим еще одного протестанта. Боярыню на дровнях везут в Боровск, где она была посажена в яму и в ней скончалась. Царь Петр пошел дальше отца и начал большие гоненья на староверов. С севера они «потекли» на восток, обосновавшись поначалу в скитах за Волгой у реки Керженец, а потом, теснимые быстрым развитием государства, «потекли» далее.
Клан Лыковых (братья родные и двоюродные) дошел до земель Тюменской губернии, до земель «пашенных», примыкавших к лесам, из которых текла небольшая, но чистая, богатая рыбой река Боровая. Тут и осели.
Остановившись возле моста, по неглубокому снегу прошли мы по берегу речки, куда выходили лыковские огороды. Дома на приречной улице ныне стоят большие, но сохранилось меж ними несколько почерневших нежилых сейчас изб, принадлежавших, по рассказам уже умерших стариков, братству Лыковых.
Занимались поселенцы хлебопашеством - сеяли рожь, пшеницу, ячмень, просо, выращивали коноплю, лён. Держали скот. Кормил их и лес, богатый ягодами и грибами. Житьё было длительным, если судить по кладбищу с восьмиконечными староверческими крестами, теперь исчезнувшему. Лыковы принадлежали к старообрядческой секте «бегунов». Их главным правилом в жизни было: «От мира надо бегати и таиться». И, ко
гда рядом с ними стали селиться ревнители новой веры, Лыковы где-то во второй поло
вине XIX века снялись с насиженного места и подались к Енисею, растворившись в си
бирских лесах.
Карп Осипович и жена его Акулина родились уже в таёжной Сибири. С тюменской земли ушли их родители. Со слов матери и отца младшие Лыковы узнали, где жили предки. А здешние местные люди, тоже по рассказам людей, теперь тоже умерших, знают, как жили основатели поселенья у реки Боровой.
После подробного рассказа в нашей газете о лыковской одиссее на реке Абакан тюменский профессор Витольд Игнатьевич Ша-дурский снарядил экспедицию к староверам. Застал живым Карпа Осиповича, беседовал
с ним, и тот по рассказам матери и отца поведал, как Лыковы уходили с тюменской земли. Витольд Игнатьевич хранит командировку, «отмеченную» Агафьей, и привез в подарок местному музею лыковскую обувку из бересты. Я тоже привез сюда посошок и берестяной туес, подаренные Лыковыми в первые дни знакомства с ними - летом 1982 года.
Главной рассказчицей о давних жильцах селения у реки была Галина Андреевна Калунина пенсионерка, учительница местной школы. Она подчеркнула, что говорит со слов матери, и показала реликвии давней жизни.
К нашему приезду находки выставили в помещении школы, и я увидел примитивную прялку, точно такую же, какую видел в таёжном убежище. Была тут и глиняная посуда, остатки ткацкого стана, чесалка для шерсти и конопли, источенные ножи, большой деревянный молот, долблёное из тополя корыто, совок для зерна и муки, шило, сверло, заржавевшие ножницы...
Сходили мы посмотреть и нежилые избушки Лыковых. Кровля у них сейчас шиферная, нижние венцы срубов менялись, но средние были старинные, изначальные...
Уже приехав в Москву, получил я письмо, начинавшееся словами: «Мы тоже Лыковы...» Написала его Надежда Фёдоровна (в девичестве Лыкова) из тюменского села Бер-дюжье. Ссылаясь на рассказ матери, Надежда Федоровна говорит, что не все Лыковы удалились в тайгу. Часть осталась, но жизнь разметала их по разным местам. Одних раскулачили в своё время, другие благополучно живут по сию пору с фамилиями Лыковы в Сибири, в Москве и других местах. «Про дядю Проню написано в книге «Золотые имена». Он хорошо работал и воевал, имеет медали и орден. Но прославили наш род Лыковы, которых приютила тайга. А все мы, скорее всего, потомки староверов, рождённых в Каргополе».
За столом в школе, уставленным местными яствами - салом, бараниной, солёными груздями и вареньем из лесной земляники, - мне тоже кое-что пришлось рассказать.
Школьники, создавшие маленький музей старины, немедля уткнулись в книжку о Лыковых, а старшие застолом о многом спрашивали и подарили для Агафьи-таёжницы лестовку (мягкие староверческие чётки) и старинную трепалку для конопли.
На прощанье мы постояли возле моста, наблюдая, как над заснеженной речкой играют сороки, как громко спорят о чём-то у трактора на бугре чумазые парни. Я подумал: «А что сейчас там, в тайге, у Агафьи?» Среди вопросов, мне заданных, главным был этот: как там сейчас?
Я был в гостях у Агафьи минувшим летом, но свежие новости получил неделю назад от редактора красноярской газеты, тоже у Агафьи бывавшего. До него окольными путями дошло письмо с жалобами таёжницы на драматические трудности, которых следовало ожидать. Резко ухудшилось здоровье. «Козы орут, а я не могу встать дать им корма. Есть нужда в лекарствах, обувке». Но проблема главная - одиночество, не хватает «хорошего человека». За двадцать пять лет наблюдений за бытьем остатков семьи я не знаю случая, чтобы кто-нибудь тут прижился. Конец был всегда одинаковый: уходили - кто сразу, кто, немного пожив. Причины понятные, но, к сожаленью, неустранимые. И самое главное, к человеку, живущему в таёжной глуши, сейчас крайне трудно попасть. Вертолёт - это тысячи не рублей даже, а долларов. Кого и как сюда переправить, заранее зная, какими будут последствия? Об этих последствиях Агафье было сказано, когда я привозил её к родственникам, и все вместе мы уговаривали её остаться у них. Один старик из родни даже встал на колени: «Агаша, останься! Одна погибнешь, и мы не сможем к тебе дотянуться, чтобы помочь». Агафья решительно отказалась. Сейчас старики уже умерли, а молодым Агафья, можно сказать, чужая. На помощь издалека рассчитывать ей сейчас трудно. Это и есть тупик - не первый и не последний драматический финал всякого отшельничества.