Array ( [0] => 2829 [1] => 2836 [2] => 2850 [3] => 2860 [4] => 2871 [5] => 2883 [6] => 2890 [7] => 2898 [8] => 2921 ) 1
0
Загрузить еще

Когда Сталин узнал, что начнется война?

Когда Сталин узнал, что начнется война?
Фото: Вопреки расхожему мнению советские войска готовы были отразить нападение фашистов. Если бы их предупредили вовремя. Фото РИА «Новости».

Гитлер объявлял о нападении

Более 70 лет прошло с начала Великой Отечественной войны, но непримиримые споры продолжаются - историки и политики никак не могут договориться: знал или не знал Сталин, когда начнется война, и почему, как говорят некоторые, пропускал мимо ушей предупреждения разведки?! И вот совсем недавно в моих руках оказались и вдруг объединились в одно целое сразу пять документов исключительной важности, которые впервые основательно свидетельствуют, когда Сталин точно узнал, что война начнется на рассвете 22 июня 1941 года.
 
Причем Сталин, до этого не очень-то доверявший разведданным, потому что видел в них прежде всего возможность для провокаций, вдруг поверил в это сообщение настолько, что тут же созвал высшее военное руководство и уже вечером 21 июня 1941 года приказал издать "сверхсекретную директиву (без номера)" о приведении войск западных приграничных округов в полную боевую готовность!
 
Однако перейдем к документам. Важнейшим из них является впервые обстоятельно изученный "Военный дневник первого зама наркома обороны маршала Буденного" о последних предвоенных часах в Москве.
 
Второй по важности документ указывает: когда именно и кто именно первым из высшего советского руководства получил такие данные, на которые Сталин впервые отреагировал ответными мерами сразу! Это был нарком иностранных дел Молотов, получивший информацию по дипломатическим каналам и тут же (в 18 часов 27 минут 21 июня 1941 г.) доставивший ее в Кремль Сталину. На это указывает тот факт, что именно в это время (согласно Журналу учета посетителей сталинского кабинета в Кремле) произошла чрезвычайная встреча Сталина и Молотова. Вдвоем (в течение 38 минут) они обсудили полученную Молотовым и впервые не вызвавшую у них больших сомнений информацию, из которой следовало, что 22 - 23 июня 1941 года ожидается: "Внезапное нападение немцев или их союзников на фронтах ЛВО, ­ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий, которые могут вызвать крупные осложнения". Эта информация станет основой для уже упомянутой "сверхсекретной директивы без номера", которую выработают приглашенные в 19 часов 05 минут на продолжение разговора двух советских лидеров другие высокопоставленные политические, государственные и военные руководители, а именно: председатель Комитета Обороны Ворошилов, нарком НКВД Берия, первый зам. председателя СНК Вознесенский, секретарь ЦК ВКП(б) Маленков, нарком ВМФ Кузнецов, нарком обороны Тимошенко, секретарь Комитета Обороны И.А. Сафонов (не надо путать с Г.Н. Сафроновым - заместителем прокурора СССР). После принятия принципиальных решений к ним в 20 часов 50 минут подключатся: начальник Генштаба Жуков и первый зам. наркома обороны Буденный. А чуть позже (в 21 час 55 минут) и начальник Главного политического управления РККА Мехлис…
 
Существенно дополняет сказанное в буденновском дневнике третий документ. Он представляет собою написанный Маленковым черновик "Секретного Постановления Политбюро" об организации Южного фронта и Второй линии обороны именно 21 июня 1941 г. Это еще одно свидетельство того, что "завтрашнюю войну" вечером 21 июня воспринимают уже как свершившийся факт.
 
Четвертый документ отражает настроения в окружении Гитлера и свидетельствует, что оттягивания войны против СССР больше не будет, потому что для продолжения войны с Англией Германия остро нуждается в нефти, металле и хлебе. Все это можно быстро (вот откуда необходимость "молниеносной вой­ны"!) получить только на Востоке.
 
В донесении разведки 1-го Управления НКГБ от 24 марта 1941 г. на этот счет сказано так: "Среди офицеров штаба авиации существует мнение, что военное выступление против СССР якобы приурочено на конец апреля или начало мая. Эти сроки связывают с намерением немцев сохранить для себя урожай, рассчитывая, что советские войска при отступлении не смогут поджечь еще зеленый хлеб". Потом из-за плохой погоды произойдет серьезная корректировка сроков в сторону лета…
 
Пятый документ, полученный мною еще 20 лет назад от писателя Ивана Стаднюка, по­настоящему "заговорил" только теперь, когда удалось собрать воедино предыдущие четыре документа. Это откровение Молотова, который сообщил Стаднюку, что, строго говоря, Гитлер начал войну не без объявления, как считается до сих пор, а объявил ее примерно за час до начала военных действий… Точнее, собирался объявить до начала военных действий, о чем по телефону сообщил немецкий посол в Москве граф фон Шуленбург.
 
Впрочем, вот как рассказал мне про это сам Стаднюк: "В ночь с 21 на 22 июня 1941 г. между двумя и тремя часами ночи на даче наркома иностранных дел СССР Молотова раздался телефонный звонок. На другом конце провода представились: "Граф фон Шуленбург, посол Германии". Посол просил срочно принять, чтобы передать меморандум об объявлении войны. Молотов назначает встречу в наркомате и тут же звонит Сталину на дачу. Выслушав, Сталин говорит: "Езжай, но прими посла только после того, как военные доложат, что агрессия началась…"
 
Видимо, Сталин надеялся, что все еще как-то обойдется. С другой стороны, получением меморандума после начала военных действий Сталин хотел показать всему миру, что… мало того, что Гитлер нарушил Договор о ненападении, заключенный между СССР и Германией, он еще и сделал это глубокой ночью, использовав фактор внезапности.
 
С этим нельзя не согласиться, так как за час до военных действий, да к тому же ночью, трудно предпринять серьезные ответные меры, на что, очевидно, Гитлер и сделал ставку…
 
Не случайно через несколько часов в радиообращении к народу Молотов скажет: "Нападение на нашу страну совершено несмотря на то, что… германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению Договора.
 
…Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы…"
 
Таким образом, строго говоря, Гитлер готов был объявить войну, но собирался сделать это, что называется, по-волчьи, ночью, чтобы, не дав противоположной стороне опомниться и путем переговоров ответить на выдвинутые претензии, уже через час-другой начать боевые действия.
 
Я не знаю, где хранится меморандум, но знаю точно: он есть!
Неизвестный дневник Буденного (на фото - слева от Сталина) показывает начало войны с непривычной стороны. Фото РИА "Новости".
 
Почему вождь не верил разведчикам?
 
Собранные мною документы позволяют дать ответ на этот, перессоривший целые поколения историков и политиков, вопрос. Причем Сталин чаще всего действительно не доверял агентам настолько, что относительно одного из них даже написал наркому госбезопасности Меркулову примерно за 5 дней до войны: "Может, послать ваш "источник" из штаба германской авиации к е… матери. Это не "источник", а "дезинформатор". И. Ст.". Между тем этот "источник" под именем "Старшина" не позднее 16 июня 41-го сообщал: "Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время".
 
Напрашивается вывод: если Сталин не прореагировал даже на такое сообщение, значит, у него был "источник" намного значительнее, и на этот "источник" он отреагировал должным образом тотчас, как только Молотов вечером 21 июня доставил ему экстренную новость из Берлина. Причем отреагировал так, что многие, в том числе и Жуков, сразу обратили внимание на его "явно озабоченный вид".
 
Заметим, каждый из разведчиков указывал свои сроки и версии развития военных событий. Поэтому у Сталина невольно, как, впрочем, и у каждого из нас, должен был возникать вопрос: "Кому верить? "Корсиканцу"? Зорге? "Старшине"? Или кому-то еще?" Невозможно было однозначно воспринимать все эти крайне противоречивые сведения, в которых даты и направления боевых действий все время менялись, даже исходя от одних и тех же лиц.
 
Казалось бы, самое время перейти здесь к обсуждению тайны личности того, быть может, единственного "источника" немецкой информации, которому так доверял Сталин. Однако сделать это именно здесь не позволяют воспоминания маршала Жукова. И вот по какой причине!
 
Версия маршала Жукова
 
Дело в том, что Жуков объясняет причины срочного принятия "сверхсекретной директивы без номера" своим активным вмешательством. Вот как он это делает: "Вечером 21 ­июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик - немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев. И. В. Сталин сказал: "Приезжайте с наркомом в Кремль". Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
 
И. В. Сталин встретил нас один. (Кстати, Журнал учета посетителей Сталина в Кремле не подтверждает этой встречи. - Прим. авт.) Он был явно озабочен. "А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт?" - спросил он.
 
"Нет, - ответил С. К. Тимошенко. - Считаем, что перебежчик говорит правду".
 
Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро.
 
"Что будем делать?" - спросил И. В. Сталин. Ответа не последовало.
 
"Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность", - сказал нарком.
 
"Читайте!" - ответил И. В. Сталин.
 
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил: "Такую директиву давать сейчас преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений".
 
Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома…"
 
Вот такая история была рассказана маршалом Жуковым. Однако среди документов, попавших в мое распоряжение, есть и такой, который напрочь опровергает эту жуковскую версию. Таким документом является донесение УНКГБ Львовской области, поступившее в Центр 22 июня 1941 г. в 3 часа 10 минут. В нем говорится: "Перешедший границу в районе Сокаля немецкий ефрейтор показал следующее: "…Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц отдал приказ и заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах. Как сторонник советской власти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить".
 
Я специально цитирую все так подробно, чтобы читатели могли сверить воспоминания Жукова с "Военным дневником Буденного" и с приведенными здесь архивными документами.
 
Короче говоря, тут память подвела Жукова… Так что теперь мы имеем полное право довести наше расследование до конца и ответить на вопрос: "Кто мог быть тем "источником", который 21 июня 1941 г. в 18 часов 27 минут точно предупредил Сталина, что ­война начнется завтра?"...
 
Окончание в следующем номере.