Какие мы, киевляне?
"Его колоти, а он все танцевать будет"
Вопрос о том, каковы отличительные черты киевлян, уже не раз возникал в литературе и прессе. В поисках ответа на него один из сотрудников Института философии АН Украины отмечал: "Стандартизация образа жизни, потоки информации, интенсивная миграция населения стирают замкнутое своеобразие жизни городов... Однако города должны иметь еще такую важную черту или особенность, как стиль и духовный климат жизни. Это - показатель психологического родства жителей, и это родство вырабатывается временем и традициями".
Что же именно "выработалось" для киевлян? Должно быть, лучше всего об этом можно судить по откликам гостей города, которые сразу обращали внимание на характерные отличия его обитателей. К примеру, Петр I отметил, что "жители местные зело горазды петь и плясать". Особо подчеркнем: это свойство сохранялось после бесчисленных бед многострадального Киева, после нашествия Батыя, набега Менгли-Гирея, вторжения Радзивилла... Сохранится оно и в послепетровские времена. Два с лишним столетия спустя один из персонажей Аркадия Гайдара скажет: "Киевляне! Это такой народ! Его колоти, а он все танцевать будет!".
Даже черный кошмар гитлеровской оккупации не вытравил из наших земляков их оптимизма и раскованности. Это засвидетельствовал американский писатель Джон Стейнбек, посетивший СССР в 1947 году. В своей книге "Русский дневник" он посвятил несколько ярких страниц Киеву, истерзанному войной, но живописному и уютному. Там сказано: "Хотя Киев разрушен очень сильно, а Москва - нет, киевляне все же не кажутся такими смертельно усталыми, как москвичи. Они не сутулятся при ходьбе, плечи расправлены, на улицах часто слышится смех".
Стейнбек отметил и увлечение футболом, распространившееся в Киеве задолго до эпохи Лобановского. Посетив летний ресторан "Ривьера" над Днепром, он наблюдал такую сцену: "Около десяти часов вечера завязалась драка: молодые люди набрасывались друг на друга, удары сыпались налево и направо. Но дрались не из-за девушки. Дрались из-за футбола, а для украинцев это очень серьезное дело. Киевляне так же страстно болеют за свою футбольную команду, как, например, бруклинцы за свою бейсбольную".
"Как вы думаете, доноса три будет?"
В течение столетий Киев был поглощен различными империями, и это все наложило свой отпечаток. Так уж получалось, что здешние власти проявляли двойную строгость по отношению к любым проявлениям вольной мысли. Во-первых, боялись духа свободы как такового; во-вторых, еще больше боялись, что высшая власть углядит в этом "сепаратизм", "национализм" и
т. п. Отсюда - сгущенная атмосфера перестраховки, рьяные преследования инакомыслящих, разгул цензуры. На много лет духовный климат, насаждаемый в столице УССР, обозначила невеселая поговорка: "Когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят пальцы!"
В свое время именно в Киеве родилась на свет печально известная формула "не читал, но осуждаю", первоначально связанная с травлей Бориса Пастернака. Украинский советский писатель Петро Панч опубликовал в те дни статью под названием "Вилазка ворога". Она так и начиналась: "Борис Пастернак написав роман "Доктор Живаго". Я його не читав, але не маю пiдстав не вiрити редколегiї журналу "Новый мир", що роман поганий".
Спустя два десятилетия, приехав в наш город для выступления в Доме кино, знаменитый комедиограф Эльдар Рязанов вынужден был признать, что за тысячу километров от Москвы угодил чуть ли не в 1937 год. Свое невероятно смелое по киевским меркам обращение к публике режиссер начал так: "Киев пленителен, неповторим. Конечно, кинематографист должен жить только в Киеве. Если бы здесь еще можно было работать, я бы обязательно переехал сюда". Он хорошо понимал, что говорил: Александра Довженко в свое время попросту выжили из Киева, а Сергея Параджанова подвели под уголовную статью и упекли в лагеря... Закончив выступление, Рязанов спросил у организаторов: "Как вы думаете, доноса три будет?" Его уверили, что будет не меньше двадцати. На деле оказалось гораздо больше...
Но все же насовсем изгнать из киевлян их веселую отвагу оказалось невозможным. Они стремились расправить плечи. Всегда были те, кто преодолевал гнет режимов: имена Николая Бердяева и Виктора Некрасова, Сергея Ефремова и Василия Стуса хорошо известны. Благодаря этому характерной чертой лучших киевлян сегодня можно считать насмешливое презрение к рабству.
"Киевлянка, киевлянка, киевляночка…"
Мало кто из гостей Киева оставался равнодушен к чарам жительниц нашего города. Процитируем еще раз Стейнбека: "По дороге в гостиницу мы заметили, как это, конечно, замечают все, что украинские девушки очень красивы, большинство из них - блондинки, с прекрасными женственными фигурами. Они улыбчивы, обаятельны, ходят, покачивая бедрами. И хоть одеты так же, как и москвички, одежда на них, как нам показалось, сидит лучше".
Давно замечено, что в чарах киевских женщин есть нечто мистическое, "ведьмовское". Об этом писали и Пушкин, и Гоголь. Николай Гумилев после венчания с киевской курсисткой Анной Горенко (уже известной в литературе как Анна Ахматова) написал знаменитые строки: "Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью...".
Сама Ахматова, правда, отделяла себя от киевлянок. Лидия Чуковская записала ее слова: "Я не любила дореволюционного Киева. Город вульгарных женщин. Там ведь много было богатых сахарозаводчиков. Они тысячи бросали на последние моды, они и их жены".
|
А вот Исаак Бабель с откровенным вожделением встретил в Петрограде 1916 года "упоительную" породу женщин, "пришедших к нам из Киева и Полтавы, из степных, сытых городов, обсаженных каштанами и акациями... Сонливая, нежная их усмешка сводит с ума гарнизонных офицеров". Кстати, свою первую жену Бабель нашел опять-таки в Киеве, как и многие другие известные писатели, художники, музыканты, актеры...
Количество стихов и песен во славу киевлянок теперь уже трудно подсчитать. Так что еще одно отличие "стиля и духовного климата" нашего города - именно они, "найкращі у світі коханки, найкращі у світі жінки"!
