Сын писателя Набокова "не вернулся с того берега Стикса"
"В два года, на рождение, он получил серебряной краской выкрашенную алюминиевую модель гоночного "Мерседеса" в два аршина длины, которая подвигалась при помощи двух органных педалей под ногами, и в этой сверкающей машине, чудным летом, полуголый, загорелый, золотоволосый, он мчался по тротуарам Курфюрстендама..."
Последняя глава "Других берегов" - почти целиком про сына. Дмитрий родился в мае 1934 года, когда Владимир Набоков и его жена Вера жили в Берлине, Гитлер уже орал из каждого утюга, и литературой на жизнь было заработать очень трудно. Отец писал "Приглашение на казнь", мать, едва вернувшись из роддома, села за пишущую машинку; денег не хватало, но тяготы не касались "важного, как идол" младенца. Целый фунт протертого шпината на обед, сок дюжины апельсинов в один день.
Переехав с родителями во Францию, оттуда - в Америку, он поступил в Гарвард и окончил его с отличием, после чего сообщил родителям, что хочет быть оперным певцом. Родители то советовали стать юристом, то пытались сделать из него переводчика (он сильно помог отцу с английским вариантом "Героя нашего времени"), но опера победила.
В 1961-м Дмитрий выиграл конкурс в итальянском Реджо-Эмилия, спев в "Богеме" (его назвали лучшим басом; другого дебютанта, партнера по спектаклю, Лучано Паваротти, - лучшим тенором). Владимир и Вера приезжали к нему в Италию, он пел - а еще страстно увлекался гонками, носился по трассам, как когда-то в игрушечном "Мерседесе" по Курфюрстендаму, заставляя мать хвататься за сердце. Какой-то сказкой кажется его тогдашняя жизнь - опера, скорость, переводы, 60-е, отец - лучший писатель ХХ века, бесконечно любящий сына.
"Балуйте детей побольше, господа, вы не знаете, что их ожидает!" - писал Набоков в тех же "Других берегах". У этого баловня самая большая неприятность случилась в 1980-м. Сентябрьским днем Дмитрий позвонил матери и сказал, что не успеет к обеду, потому что попал в небольшую катастрофу; повесил трубку и впал в кому. За несколько минут до того его "Феррари" разбился, топливо загорелось, он чуть не сломал шею, 40 процентов кожи было обожжено. Понадобилось 6 пересадок кожи и 9 месяцев лечения. "Он вернулся с того берега Стикса", - писала тогда мать.
Вернулся - и со временем, когда матери не стало, когда опера и гонки ушли куда-то вдаль, стал хранителем отцовского наследия и старался выглядеть главным экспертом по Владимиру Набокову. В этом качестве он совершал странные поступки - привечал переводчиков, которые доводили набоковский стиль до совсем уж вычурной стилизации, и в интервью надменно отмахивался от тех, кто переводил блестяще, но позволял себе вольности по отношению к отцу. Вместе с тем охотно сотрудничал с действительно талантливыми биографами; без помощи Дмитрия Набокова не было бы самой лучшей книги о его отце (книга американки Стейси Шифф "Вера" формально посвящена Вере Набоковой, и, кстати, там от канонического образа Великого Писателя, который лелеяли Набоковы, не остается камня на камне).
С момента смерти отца перед сыном стояла неразрешимая задача. Владимир Набоков начал роман "Оригинал Лауры" и умер, оставив сотню страниц, причем он требовал в случае его смерти эти страницы сжечь. Сначала сжечь не решилась Вера Набокова. Потом - Дмитрий. Глупая ситуация: и уничтожать жестоко, и публиковать нелепо.
В 2009 году Дмитрий все-таки выпустил книгу. В таком виде она была любопытна, но не представляла большой художественной ценности. Поговаривали, что он это сделал ради денег - но хочется думать, что все-таки из любви к отцу, который вряд ли был бы доволен. Но, думается, он бы сына простил.
