Англичане уверяют: в СССР было чуть ли не полторы тысячи «подопытных людей». С их участием проводили сотни жестоких экспериментов.
«Откровения» британских «знатоков космонавтики» я попросил прокомментировать Сергея Павловича Нефедова. Лет десять назад я первым из журналистов имел честь беседовать с ним и подготовить материал, после которого многие стали называть Нефедова «космонавт ноль» - по названию той статьи. И это совсем не было натяжкой. 19-летний Нефедов, стрелок-радист, был наземным дублером Гагарина. Он по росту, весу и телосложению больше других парней, отобранных специальной медкомиссией, походил на Юрия Алексеевича. Для Нефедова изготавливали первый скафандр. Он почти месяц отсидел в корабле «Восток», проверяя, спасет ли скафандр космонавта от жуткой жары или леденящего холода, если в полете выйдут из строя системы жизнеобеспечения.
- Сергей Павлович, сколько на самом деле было испытателей? - спрашиваю его я.
- В разные времена разное количество. Человек десять - пятнадцать. Не больше. Отряд испытателей при Институте военной медицины был создан задолго до подготовки полета человека в космос - в 1953 году. Он понадобился после того, как появилась первая реактивная авиация. Скорости, перегрузки, вакуум на больших высотах. Нужно было понимать, как защитить летчика, работающего на такой технике. Ничего негуманного в этом не было. Когда разрабатывается новое лекарство, его, прежде чем запускать в производство, испытывают на людях. А тут разве не такое же дело?
- Значит, все-таки подопытные?
- Совсем нет. Мы же не собачки были или обезьянки бессловесные. Сергей Павлович Королев, когда меня отобрали для работы испытателем, сначала предупредил: «Вы нам по всем параметрам подходите. Но работать у нас будете, только если дадите согласие. Нет - ничего страшного, вы вернетесь в полк и дослужите свой срок».
А когда я дал согласие на работу испытателем, сказал очень важные слова: «Задача испытателя - найти предел переносимости в любой ситуации. Запомните, мне не нужно геройства. Вы должны из любого эксперимента вернуться живым и здоровым». Испытатель - это человек, который разбирается в технике, который умеет чувствовать свой организм. У меня было вот это ощущение грани, за которую заходить нельзя. Поэтому я тридцать лет - с 1960 по 1990-й - участвовал в экспериментах. Испытателями работали и инженеры, и врачи.
- Но были же и увечия во время экспериментов, и несчастные случаи...
- Были. В сурдобарокамере погиб кандидат в космонавты из первого отряда - Валя Бондаренко. До него я и Валя Подвигин пробыли в этой барокамере месяц на высоте 7 тысяч (в барокамере имитировали давление, которое бывает на высоте 7 тысяч км над землей. - Авт.) и с атмосферой с повышенным содержанием кислорода. Нам повезло. А у него была высота 5 тысяч. Обслуживающая бригада, которая постоянно следит за испытателями, - инженер, лаборант, врач. Но в тот момент инженер, к несчастью, ушел на обед. А врач в это время говорит Вале: «Надень, пожалуйста, датчики». Виталий берет ватку, смачивает в физрастворе (а он на спирту!). А в это время у него там работала маленькая такая электроплиточка, он грел себе обед. И он роняет ватку на плитку. Вспыхивает все. В атмосфере, насыщенной кислородом, и металл горит. Мечется врач, мечется лаборантка, а камеру открыть не могут. Они не знают, где нажать надо сброс давления. Бондаренко погиб.
Больше гибели испытателей у нас не было ни одной.
- А инвалиды?
- Володя Дубас получил медаль «За отвагу». Позвоночник у него был поврежден при испытаниях на катапультах. Володя Сидоренко участвовал в экспериментах в скафандре. Что-то у него там произошло, и он «подпарил» себе печень. Аракеляну надели на голову датчик, чтобы записать энцефалограмму, и по ошибке дали 220. Ну слава богу, он жив остался.
- А с головой-то как?
- Нормально. Быстро все это было. Задача-то была - живым выйти. Я два раза аварийно падал.
- Куда?!
- Испытывали новые высотно-комбиционные костюмы (ВКК). В них нас за 0,3 секунды «забрасывали» почти в вакуум - на высоту 50 км. А в этом ВКК гермошлем притягивался тросиком. Через час работы было ощущение, что будто эти тросики пилят пилой по кости. Врач решила мне облегчить, заменила стальные тросики на широкую лямку. И вот идем вверх. Высота 30 км, 40, 45... И вдруг у меня лопаются эти лямочки. Как удалось, до сих пор не знаю. Руки сцепил над головой и успел прижать гермошлем. Спасибо инженеру, быстро среагировал и спустил меня.
- А если бы вы так быстро не среагировали?
- Погиб бы за доли секунды. Всего лишь.
- Страшно?
- Я не верю людям, которые говорят - не страшно... Когда я испытывал новую барокамеру в Звездном, меня подняли максимально на высоту 76 200 метров. Когда видишь, как подрагивает стрелочка высотомера, поневоле задумаешься: а что с тобой будет, если произойдет разгерметизация костюма? Врач Илья Никитич, который за мной наблюдал, тут же спрашивает: «Ну что, подумал о смерти?» Говорю: «Да». А он все на приборах видит - когда такие мысли приходят, пульс учащается.
|
- Сергей Павлович, учитывая, что вы столько пережили, столько сделали для страны, у вас какая-то особая пенсия, есть какие-то доплаты сейчас?
- Обыкновенная майорская пенсия - 7980 рублей (около 2100 грн.). Дело в том, что испытателей до сих пор юридически нет. Еще СССР подписал договор о запрете испытаний над людьми. И все, что мы делали, было строго засекречено. Есть водолазы, у которых стаж - год за два или год за три.
Есть летчики. А нас как бы и нет...
Фото из архива С. П. Нефедова.