От кого сбежал Толстой?
28 октября 1910 года, ранним утром, боясь разбудить неистовую жену Софью Андреевну, Лев Толстой бежал из Ясной Поляны, сам не зная куда. Думал - к новой праведной жизни. Оказалось - к смерти.
Ленин сказал про него - «человечище». Тургенев - «чудачище». Сам Толстой обзывал себя «дурнем» и «проклятым старикашкой»... За ним записывали каждое слово, каждый чих - потом «свита» выпустит тома воспоминаний. Он всю жизнь вел дневник... «Ад» - это слово часто встречается в записях супругов. Признания их - страшно прикасаться! - абсолютно интимны.
Ниже - наше «интервью» с участниками семейной драмы, завершившейся на станции Астапово 100 лет назад 7 ноября.
«Я НЕ МОГУ УЕХАТЬ И НЕ СМЕЮ ОСТАТЬСЯ»
- Как все у них начиналось?
«Он что-то чертил мелком по столу. «Софья Андреевна, вы можете прочесть, что я напишу вам, но только начальными буквами?» - волнуясь, спросил он. «Могу», - решительно ответила Соня, глядя ему прямо в глаза.
Лев Николаевич писал «в.м. и п.с.с.ж.н.м.»... Сестра по какому-то вдохновению читала: «Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья» (пишет сестра Софьи Т. Кузминская).
- Какими словами он предложил ей руку и сердце?
«Софья Андреевна! Мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: «нынче все скажу», и ухожу... Простые дорогие отношения с вами как с другом - потеряны. А я не могу уехать и не смею остаться. Скажите, как честный человек, хотели бы вы стать моей женой?» (из письма Льва Николаевича).
- Как жилось молодым поначалу в Ясной Поляне?
«После обеда спал, она писала. Неимоверное счастье. Она так невозможно чиста и хороша… В эти минуты я чувствую, что не владею ею. Не смею» (дневник Толстого).
- А что же Софья?
«Сегодня устроила за самоваром чай, как следует в семейном счастье... Про Левочку и говорить не хочу, страшно и совестно, что он меня так любит. Как ты думаешь, он может меня разлюбить?» (письмо Софьи сестре Татьяне).
- За 17 лет супружества Софья Андреевна родила Льву Николаевичу 13 детей! Он устраивал читки глав «Войны и мира» - а жена разрывалась между детьми и его работой?
«Разумеется, все были в восторге. А я, усталая, тупая от беременности, боролась со сном и засыпала, т. к. все, что читалось, я столько раз переписывала и знала почти наизусть. Конфузилась до болезненности; страх за то, что Левочке будет за меня стыдно, угнетал меня» (вспоминает Софья Толстая).
«Наша мать говорила на это: «Левочка все чудит, хочет жизнь Сонечки по-бабьему устроить...» (вспоминает Татьяна Кузминская).
- Ну а граф-то что?
«Изредка и нынче все страх, что... много в себе она задушает для меня и все эти жертвы инстинктивно заносит мне на счет» (из дневника писателя).
«Он часто жаловался на нездоровье... Это желчное раздражение и повлияло на их отношения» (замечает Кузминская).
СУМАСШЕДШИЙ ДОМ
- «Желчное раздражение» - и все? Будто речь не о писателе-человечище...
«В доме все вызывает тоску, - Левочка все работает, как он выражается. Но - увы! - до головных болей, и все это, чтоб показать, что церковь несообразна с учением Евангелия...» (пишет сестре Софья Андреевна).
«В то время даже распространился слух, что Лев Николаевич сошел с ума. Его распространял председатель тульской земской управы» (вспоминает сын писателя Сергей Львович).
- Бедная Софья Андреевна!
«Я помню, когда Софья Андреевна купила коврики к кроватям, мне это показалось ненужной и невероятной роскошью. А теперь мои сыновья - их что-то у меня штук двадцать - швыряют деньгами направо и налево, покупают собак, лошадей, граммофоны… Их воспитывают в кружевах - вырастут дармоеды и будут грабить народ. Это ужасно!» (вспоминает Лев Николаевич).
- Граф и правда изменился?
«Стал рано вставать, сам убирать свою комнату, пилить и колоть дрова, качать воду, научился сапожному ремеслу. Не стал пить вина и стал убежденным вегетарианцем... Моя мать считала, что вегетарианство вредно…» (пишет Сергей Львович).
«Я даже хотела уехать из дома. Видимо, это потому, что христиански жить стали. А по-моему, прежде, без христианства этого, много лучше было (из письма Софьи Андреевны сестре).
- Толстой ведь нелегко переживал разлады?
«Страдаю ужасно. Говорить нельзя, они не понимают. Точно я один не сумасшедший живу в доме сумасшедших, управляемом сумасшедшими. Сережа невозможно туп, тот же кастрированный ум, как у матери…» (записывает писатель).
«У отца был тяжелый разговор с матерью. С ее стороны - упреки в том, что он не занимается делами по имениям и вообще добыванием денег для семьи...» (добавляет сын Сергей Львович).
«Я РАЗРЫВАЮСЬ НА ЧАСТИ»
Их семейные распри уже обсуждали на всех углах. Она жаловалась всем. А в последний год не скрывала и своей патологической ревности к другу-соратнику Толстого, книгоиздателю и душеприказчику Владимиру Черткову: «Отнял у меня сердце и любовь мужа; отнял у детей и внуков изо рта кусок хлеба».
- Чертков тоже, видно, не лез за словом в карман?
«Ему, Толстому, выставившему заповедь любви, необходим был тот неумолимо жестокий тюремщик, с которым, в лице Софьи Андреевны, вся жизнь его связана» (вспоминает Чертков).
- А Толстой - помалкивал?
«Софья Андреевна копается в моих бумагах. Сейчас допрашивала, кто передает письма от Черткова: «Вами ведется тайная любовная переписка». Просила, чтоб я не целовался с ним. Несчастная, как мне не жалеть ее... Они разрывают меня на части» (дневник Толстого).
- У Софьи Андреевны был повод заподозрить в чем-то греховном мужа и Черткова?
«Хотела объяснить Льву Николаевичу источник моей ревности к Черткову и принесла ему страничку его молодого дневника, где он пишет, как он много раз влюблялся в мужчин. Он... пришел в ярость. «Уходи, убирайся!» - кричал он... Я так и остолбенела. Где любовь? Где непротивление? Где христианство?» (пишет жена Толстого).
- Бедный Лев Николаевич!
«Прочел у Корсакова («Курс психиатрии») «паранойа». Как с нея списано... Говорил со сторожем. Нехорошо, что рассказал о своем положении» (пишет Толстой).
- Обсуждает со сторожем семейные дела? Просто «Дом-2» какой-то...
«Софья Андреевна опасалась, что по приказанию Черткова ее признают сумасшедшей, чтоб лишить ее возможности иметь права на издание литературных произведений и дневников...» (вспоминает один из гостей, пианист А. Гольденвейзер).
- А Толстой чего опасался?
«В числе ея безумных мыслей есть и мысль о том, чтобы выставить меня ослабевшим умом и... сделать недействительным мое завещание» (отвечает в «Дневнике для одного себя» Лев Толстой).
- Они что, все обезумели?
«Для меня неясно, кто именно из людей, окружавших Льва Толстого в эти дни, был вполне нормален психически» (Максим Горький).
«ВОТ И ПЛАН МОЙ»
- Как же граф наконец решился бежать?
«Проснулся в 3 часа ночи. Вижу в щелях дверей яркий свет в кабинете и шуршание. Это Софья Андреевна чего-то разыскивает... Во мне неудержимое отвращение, возмущение. Задыхаюсь, считаю пульс: 97. Не могу лежать и вдруг принимаю окончательное решение уехать» (пишет Толстой).
- Но как же пережила его уход Софья Андреевна?
«Узнав, закричала и побежала в пруд топиться. Саша и Ваня побежали за ней и вытащили ее. Саша выписала психиатра» (пишет Толстой).
- Он все же написал ей прощальное письмо. Что она ответила беглецу?
«Не бойся, что буду тебя искать… Делай, что тебе лучше. Но почему-то мне кажется, что мы больше не увидимся… Целую тебя… Соня» (из письма мужу).
P.S. За три дня до смерти он сделал последнюю запись: «Вот и план мой. Делай, что должно, и пусть будет, что будет»... А что должно-то?
Кто разберется в том, что случилось с этой семьей - как и со многими прочими «счастливыми семьями»?
Если б Толстой не был великим писателем, история могла бы считаться банальной. А так - будем считать ее поучительной.
А ответ опять же найдем у Толстого: «Только любовь выше всего. Ужасно, что привыкли к нелюбви…»
